Светорада Медовая - Вилар Симона - Страница 16

Меряне многому научились у пришлых, многое у них переняли. Люди с Руси прибывали сюда целыми родами и оседали большими семьями, а потому среди мерянских избушек вырастали огромные дворы, огражденные тыном, а за вороши виднелись крыши большой вотчинной избы, а также башенки и кровли домов селившихся тут же женатых сыновей. Со всеми клетями, амбарами, складами двор превращался в целую крепостцу, и люди говорили: «Милютин род», хотя сам прибывший некогда с Руси Милюта давно помер. Многие улочки назывались по имени большого рода – Милютинская, Разудайская или Светлоглазинская. Строился Ростов по большей части новгородскими плотниками, слывшими самыми умелыми на Руси – бревнышко к бревнышку умело клали, тыны ровные возводили, окошки деревянным кружевом украшали.

Однако зачастую среди изб встречались полуземлянки, ко многим домикам были пристроены свинарники или хлева, сплетенные из ветвей и покрытые древесной корой. Кто как мог, так и обживался. И, кроме словен новгородских, в Ростове жили поселенцы из полочан, из северной веси, из кривичей, причем последние зачастую называли себя смолянами, хотя их было немного, и переехали они в этот край давно. Кривичей княжна Светорада сторонилась. А вдруг кто вспомнит, что в главном граде кривичей, Смоленске, жила княжна, просватанная за самого Игоря Рюриковича? Но, хвала богам, таковых пока не находилось. Да и Игоря тут почти не вспоминали. Олега Вещего – да. О нем даже мерянские шаманы любили потолковать; рассказывали, как некогда прибыл в их землю князь-варяг, как понравились ему мерянские люди и край их, как взял он эту землю под свою руку. Данью обложил невеликой, но охранять обещался. Вот почему здесь и поныне несут его витязи службу, хорошо несут. Раньше меряне то с муромой схлестывались, то от черемисы разбойной урон несли, но сейчас соседи присмирели; если и наскакивают порой, то люди воеводы Нечая враз ответный поход совершают, а на своей земле бьют находников так люто, что те не один раз подумают, прежде чем идти на разбой. Ну а с тем, что на реке Итиль разбойные соседи порой пошаливают, меряне почти свыклись и считали это неизбежным злом.

О реке Итиль, по-местному Великой, в Ростове говорили с особой гордостью. Светорада знала, что ее Стема уехал в дозор со своим десятком на эту отдаленную реку и теперь не скоро приедет. Она вздыхала, понимая, что ее Стрелок – воин, без этого он жить не может, и такого, как он, не заставишь сидеть в Ростове подле жениного подола.

Она ждала его, и жила как умела. Княжна, моющая котлы на хозяйственном дворе; дочь одного из богатейших князей Руси, которой приходилось замачивать в воде с золой рубахи хирдманнов и стряпать для всего рода. Она старалась думать об этом. К тому же у Светорады был счастливый дар: она умела находить приятное даже в мелочах, легко отказавшись от привычного почета и роскоши, и теперь для нее важнее всего было доказать самой себе, что она чего-то стоит, чего-то может добиться сама.

Стрелок вернулся в Ростов из поездки на праздник Медежьего дня.[67] Светорада с другими жителями Ростова как раз стояла в толпе, окружавшей площадку, где волхвы обкладывали освященным хворостом большую снежную бабу, олицетворяющую саму Зиму. А тут вдруг появился Стемка, увидел в толпе свою Свету, наблюдавшую за действиями служителей, наскочив на нее со спины, подхватил, закружил. Светорада даже стала отбиваться, крича с видимым возмущением:

– Медведь! Пусти, задохнусь! Сгреб, как свою!..

– А ты и есть моя! Захочу – зацелую до смерти!

И впрямь начал целовать на глазах у всех, словно никого рядом не было. Однако такое поведение влюбленных нисколько не разгневало. Песни волхвов уже поднадоели, а тут появилась возможность посмотреть на непривычное зрелище. Только когда костер ярко затрещал, и снеговая баба стала плавиться от жара, люди наконец-то вспомнили, для него они собрались, и весело запели веснянки.

Стема и Светорада тоже подпевали, стоя в обнимку. Снезвая баба истаивала под дружное пение ростовчан. Постепенно люд потянулся туда, где над кучами угля вдоль берега жарились барашки и служительницы-волховки раздавали освященное сдобное печиво. Весело было, солнышко пригрело, гусляры ударили по струнам, в бубны забили, а молодежь принялась отплясывать, разбившись на пары. И тут, к удивлению собравшихся, Стрелок со Светой тоже пустились в пляс. По традиции весенние танцы вели только молодые и неженатые парни и девушки, а остальным приходилось лишь степенно наблюдать со стороны. Однако этим двоим оглашенным словно и дела не было до старых обычаев. Стрелок в обороте поднимал свою жену, кружил, а когда она радостно начинала выплясывать под перезвон гуслей и дудок, пошел вокруг нее, бросив шапку о землю и ловко выделывая коленца. А как только народ повел вкруг костров хоровод, они тут же примкнули к развеселой цепочке. И что с того, что уже женаты, если душа молода и сила рвется наружу? От них исходило такое безудержное веселье, что даже суровые волхвы не стали вмешиваться. Стрелок и Света были пришлыми, а значит, могли и не знать местных обычаев, поэтому служители богов смолчали и только посмеивались в бороды. А потом, когда и другие семейные пары присоединились к хороводу, тоже не стали пенять. Если с чужаков не потребовали ответа, то зачем же теперь своим праздничное настроение портить? Тем временем народ продолжал веселиться. Купец из Милютиного рода повел свою сударушку в круг, кузнец из Светлоглазинского конца был увлечен в танок своей бабой, ну а шустрая Верена, которая не могла пропустить такого веселья, под смешки и подзадоривание толпы выволокла в круг своего обычно спокойного и рассудительного мужа Асольва-варяга.

Праздник получился буйный, медовуха ходила по рукам, брага лилась через край. Вскоре народ захмелел и просто исходил смехом, когда под удивленным взглядом посадника Путяты его скромница дочь повела в танок важного Аудуна. Руслана и ногами бойко перебирала, и притопывала мастерски, даже повизгивала от удовольствия, когда ее солидный муж так разошелся, что стал лихо подпрыгивать и горланить, что тебе лось во время гона. А уж по примеру вождя и другие варяги вошли в круг притопывая, стали орать, размахивая в воздухе выхваченными клинками. Весело было!

Ночью Стема поделился с молодой женой своей думой: вскоре вскроется лед на реке Итиль, пойдут струги по легкой воде, и тогда Путята начнет строить в мерянском поселке Медвежий Угол,[68] новый град на берегу. И в граде том ему придется сажать своего человека. Вот Стема и надеется, что Нечай на него Путяте укажет.

Когда Стема уехал, княжна Светорада отправилась доить коров. Княжна… А вот же, теперь она знала, что, если у коровы соски в трещинах, первую струю надо пропустить через колечко. Сидя в полумраке у крутого бока коровы, Светорада вдыхала теплый запах парного молока и размышляла над услышанным. Они со Стемой не так давно прибыли в Ростов, а ее Стрелок уже вон куда метит. Конечно, хорошо было бы получить столь высокое место, однако и другие, более нарочитые[69] ростовчане могут захотеть возвыситься в новом граде. И Светорада впервые подумала о том, чтобы поговорить об этом деле с ростовским тиуном. Усмар, как бы там ни было, мужик толковый и влияние на посадника Путяту имеет немалое. Однако… Светораду даже вид Усмара раздражал, несмотря на то что тиун не был дурен собой, одевался на редкость аккуратно и богато. Она не обольщалась насчет того, что Усмар за услугу ничего не попросит. Ведь уже не единожды он затрагивал ее, одарить пытался… А когда смотрел на нее, то в его темных глазах появлялся маслянистый блеск.

Светорада невольно усмехнулась, вспомнив, как недавно тут же, подле хлевов, толкнула наглого Усмара в кучу навоза, чтобы руки не распускал.

Ну да ладно, Светорада взяла полные ведра и пошла к выходу. Остановилась на пороге, вдохнула глубоко. В воздухе уже явственно ощущался восхитительный запах талой воды и влажной земли. Хорошо!