Русские флибустьеры - Костюченко Евгений Николаевич Краев - Страница 37

По его взгляду Орлов понял, что у него за спиной кто-то стоит. Он оглянулся и увидел Беренса, выбравшегося из кустов. Виктор Гаврилович деловито стряхнул сор с фуражки и водрузил ее на голову.

- Здравствуй, Василий Васильевич, - произнес он так обыденно, будто они виделись не далее как вчера за ломберным столом. - Долго же я искал вашу новую квартиру.

В следующий миг из-за поворота показались всадники. Много всадников. На дороге помещались в ряд только трое, остальные теснились позади.

- А вот и помощнички, ядрена вошь, - беззлобно выругался Лукашевич.

Орлова бросило в жар. Рука едва не дернулась к кобуре. Но он быстро совладал с собой. И взмолился: «Только бы Илья не сорвался~ Только бы удержали его! Один выстрел - и всем нам конец».

16

Когда всадники приблизились, Лукашевич заговорил по-английски. Заговорил властно и бегло, почти так же свободно, как и на родном языке, делая паузы в тех местах, где предполагались непечатные вкрапления. Но, не находя в языке Шекспира достойных эквивалентов, вместо них Лукашевич только «экал»:

- Это мои люди! Э~ Ты и ты, возьмите джентльменов, э, к себе за спину, подвезем до, э, сентраля, э~

Всадник на рыжем коне приблизился к Орлову, развернулся боком и вынул ногу из стремени, помогая забраться на круп. Он был в голубом мундире. На выцветших добела погонах сохранились пятна желтой краски, а на белой шляпе с черной лентой красовалась металлическая розетка с короной. Сидя за его спиной, Орлов разглядел, что ткань мундира была не голубая, а в тонкую сине-белую полоску. Он где-то слышал, что именно так выглядит испанский мундир. Но всадники переговаривались по-английски. Что за маскарад?

- На линии больше нет обрывов, сэр?

- Э~ Э~ Неважно, - ответил Лукашевич, взбираясь на мула и оставив лестницу стоять под деревом. - У меня гости. Э~ Важные гости. И я должен принять их достойно.

Кони поскакали по лужам, разбрызгивая красные струи грязи. Дорога, покружив между крутыми склонами, вдруг распахнула перед ними уютную долину, сплошь покрытую высокими банановыми кустами. Таких обширных плантаций Орлову еще не доводилось встречать.

Кавалькада вытянулась на узкой дорожке, и блестящие мясистые листья хлестали по сапогам. Впереди, на буром холме, виднелось белое здание, издалека похожее на кубик сахара, лежащий на горке молотого красного перца. А еще выше, на далекой горной террасе, белел роскошный замок.

Лошади остановились перед длинным навесом из пальмовых листьев.

- Приехали! - объявил по-русски Лукашевич. - Добро пожаловать в апартаменты!

Орлов и Беренс соскочили на землю, и всадники ускакали, скрывшись за зеленой стеной посадок. Через минуту они уже показались на дороге, ведущей к замку.

- Вот тут мы теперь и обретаемся. - Лукашевич поднимался к дому по дорожке, выложенной белым камнем. - Не райские кущи, но сыт, пьян и нос в табаке.

- А там кто? - спросил Беренс, показав на замок.

- Там? Компания там.

- Я так и понял. По телеграфным столбам.

- Эх, Виктор, милый мой друг, не смотрел бы ты, куда не надо. Вон там у нас умывальня. Мойтесь, вам чистое принесут. А я насчет закусок распоряжусь.

Колодец был устроен на американский манер - скважина, рычаг, желоб. На колченогой скамейке высилась стопка медных тазов. В банке из-под солонины оказалось жидкое мыло.

Орлов стянул рубаху и снова застегнул оружейный пояс поверх голого тела - почему-то ему очень не хотелось оставаться безоружным даже на минуту.

- Так вы знакомы? - спросил Беренс, склонившись над своим тазом и намыливая руки.

- Были когда-то.

- Что он там говорил насчет хозяев? Я не расслышал.

- Не расслышали? Потому и вылезли?

- Я вылез, чтобы вы не наломали дров.

Беренс, отфыркиваясь, смыл пену с лица и шеи и повернулся, протягивая руки к подбежавшему с полотенцами негритенку.

Орлов критически глянул на принесенную одежду - белые просторные штаны и голубой китель со следами споротых погон и обшлагов - и надел свою черную рубаху, еще влажную после дождя.

- Мистер Люк приглашает вас в столовую, - с поклоном произнес негритенок.

«Вышколенная прислуга, свежая вода, чистое белье. Вы неплохо устроились, мистер Люк», - подумал Орлов, и сам удивился возникшей неприязни.

Собственно, они с Лукашевичем никогда не были близкими друзьями. Армейская рутина, даже если это рутина Генштаба, не способствует укреплению дружбы. Круговерть бумаг, бессмысленная муштра, интриги, сплетни да разгульное пьянство - вот из чего состоит жизнь офицера в мирное время. Многое изменилось, как только началась подготовка к войне. Но и тогда они не могли подружиться с Лукашевичем - того отправили куда-то в Европу под дипломатическим прикрытием, а Орлов шатался за Дунаем с казаками, составляя карты будущего наступления. Встретились в Петербурге несколько раз после турецкой кампании, гульнули, отмечая свои новые чины, - да и снова разбежались в разные стороны. Впереди у капитана Орлова была секретная миссия в Гибралтаре, затем - долгие семь лет арканзасской командировки и, наконец, отставка и вольные хлеба. Неужели Лукашевич тоже прошел подобным путем?

Подобным, да не очень. Орлов остался на вольных хлебах. Сам себе начальник. А у Лукашевича, видите ли, хозяева имеются. И серьезные хозяева, раз он их так побаивается. Наверно, им и принадлежит тот роскошный замок в горах. И не только замок, но и все эти плантации, раскинувшиеся на много миль вокруг.

«Вот оно что! - понял Орлов. - Вот что меня так неприятно кольнуло. Что за хозяева у русского офицера? Кому еще он мог присягнуть после Бога, царя и отечества?»

В доме было прохладно и сухо - удивительное ощущение после влажной жары снаружи. От зарешеченных окон тянуло чем-то приторным. Лукашевич уже сидел за столом, голый по пояс, и со скрипом закручивал штопор в огромную бутыль.

- Ну-с, Виктор Гаврилович, с возвращением! Надеюсь, сегодня-то вы не откажетесь? - Он повернулся к Орлову: - Павел, не поверишь, строит из себя трезвенника. Морской офицер - и не пьет!

- Позволь заметить, Василий Васильевич, мы с тобой не в море, - со сдержанной улыбкой ответил Беренс, накладывая в свою миску фасоль с рисом из общего блюда.

- А если бы в море? Ловлю на слове! Как только отойдем от берега, милый мой друг, устроим скачки, кто кого перепьет! Согласен?

- Увы, такая возможность нам будет предоставлена нескоро.

Лукашевич застыл с выдернутой пробкой:

- То есть?

- Транспорта нет. И неизвестно, будет ли. По крайней мере, пока не закончатся военные действия и не будет снята морская блокада. - Беренс глянул на Орлова: - Павел Григорьевич, вы, пожалуйста, ухаживайте сами за собой. Угощайтесь. У нас тут без церемоний, по-походному.

- Что с транспортом? - спросил Лукашевич.

- Я вывел из дока нашу «Палладу». Больше ничего не оставалось. Просочились сквозь блокаду, благо с этого боку она слаба. Пришли на Кубу. И здесь нас встретили не слишком гостеприимно. Разбомбили. Мы с Павлом Григорьевичем чудом спаслись.

- Разбомбили?

- В щепки. Подай, пожалуйста, соус. Благодарю. А у вас какие новости?

Лукашевич вытер полотенцем взмокшее красное лицо, крякнул, выругался и плеснул из бутыли в оловянные кружки.

- Новости? Много новостей, милый мой друг. Выпьем, а то что-то в горле пересохло. Павел, знаком с кубинским ромом? Пьется как бордо. Но с непривычки может уложить наповал.

Орлов отпил глоток, не ощутив никакого вкуса. Он слышал, что за окнами кто-то ходит. Их было человек пять-шесть. И кто-то из них, сидя на крыльце, загонял патроны в магазин карабина - щелк, щелк, щелк~

- Отличный ром, - сказал он восхищенно, покачивая головой. - А как у тебя с табачком?

- Эх, а табачок тут - слов нет!

Лукашевич открыл деревянную шкатулку с зеленоватыми тонкими сигарами.

Все трое закурили одновременно, и комната наполнилась сизым туманом.

- Итак, какие новости, Василий Васильевич?