Любовница смерти - Акунин Борис - Страница 10

Несколько секунд Офелия оставалась без движения. Потом сказала:

– Да… Да… Я слышу ее… Она далеко, но с каждым мгновением всё ближе…

Поразительный у медиума был голос – тоненький, звонкий, совсем детский. Тем удивительнее была перемена, свершившаяся с Офелией в следующую минуту.

– Это я, Моретта. Я пришла. Что вы хотите знать? – проговорила она вдруг совсем иначе – низким контральто с придыханием.

– Это голос Моретты! – воскликнула Лорелея Рубинштейн. – Вы слышите?

Сидящие за столом зашевелились, заскрипели стульями, но Просперо нетерпеливо тряхнул головой, и все снова замерли.

– Моретта, девочка моя, нашла ли ты свое счастье? – спросил он.

– Нет… Не знаю… Мне так странно… Здесь темно, я ничего не вижу. Но кто-то есть рядом со мной, кто-то касается меня руками, кто-то дышит мне в лицо…

– Это Он! Это Вечный Жених! – страстно прошептала Лорелея.

– Тише! – рявкнул на нее бухгалтер Калибан.

Голос дожа был ласков, даже вкрадчив:

– Ты еще не привыкла к Иному Миру, тебе трудно говорить. Но ты знаешь, чтo ты должна нам сообщить. Кто будет следующим? Кому ждать Знака?

Тишина стала такой, что было слышно, как потрескивают угли в жаровне.

Офелия молчала. Коломбина заметила, что мизинец Пети Лилейко, сидевшего справа, мелко дрожит. И сама вдруг тоже затрепетала: а что если дух этой самой Моретты назовет новую соискательницу? Но еще сильнее страха была обида. Как это будет несправедливо! Не успела попасть в клуб, еще ни в чем толком не разобралась, и нате вам.

– А… А-а-а… А-ва… Аваддон, – очень тихо выговорила Офелия.

Все обернулись на некрасивого студента, а его соседи – прозектор по имени Гораций и один из близнецов (Коломбина не запомнила, который) – непроизвольно отдернули руки. На лице Аваддона появилась растерянная улыбка, но смотрел он не на медиума, а на Просперо.

– Благодарю тебя, Моретта, – сказал дож. – Возвращайся в свое новое обиталище. Мы желаем тебе вечного счастья. Позови к нам Ликантропа.

– Учитель… – сглотнув, произнес Аваддон, но Просперо властно качнул подбородком:

– Молчи. Это ничего еще не значит. Спросим Ликантропа.

– Я уже здесь, – хрипловатым, юношеским голосом отозвалась Офелия. – Привет честной компании от молодожена.

– Я вижу, ты и там остаешься шутником, – усмехнулся дож.

– А что ж, здесь весело. Особенно как посмотришь на всех вас.

– Скажи, кто должен быть следующим, – строго приказал духу Просперо. – И без шуток.

– Да уж, этим не шутят…

Коломбина во все глаза смотрела на Офелию. Невероятно! Как могли уста этой хрупкой девочки говорить таким уверенным, естественным баритоном?

Дух Ликантропа отчетливо выговорил:

– Аваддон. Кто же еще? – И со смешком закончил. – Тут уже и брачная постель расстелена…

Аваддон вскрикнул, и этот странный, гортанный звук вывел медиума из транса. Офелия вздрогнула, захлопала ресницами, потерла руками глаза, а когда отняла ладони, лицо уже было прежним: рассеянным, время от времени озаряемым нежной и робкой улыбкой. Да и глаза из черных стали обыкновенными – светлыми, влажными от выступивших слез.

Кто-то зажег свечи, а вскоре загорелась и люстра, так что в гостиной стало совсем светло.

– Как его настоящее имя? – спросила Коломбина, не в силах отвести взгляд от избранника (впрочем, все остальные тоже смотрели только на него).

– Никиша. Никифор Сипяга, – растерянно пробормотал Петя.

Аваддон же поднялся и посмотрел на присутствующих со странным выражением, в котором смешивались страх и превосходство.

– Вот такой карамболь, – рассмеялся он, и тут же всхлипнул, и снова рассмеялся.

– Поздравляю! – с чувством воскликнул Калибан, крепко пожимая приговоренному руку. – Тьфу, да у тебя вся ладонь в холодном поту. Сдрейфил? Эх, дуракам счастье!

– Что… Что теперь? – спросил Аваддон у дожа. – Никак не соберусь с мыслями… Голова кругом.

– Успокойся. – Просперо подошел, положил ему руку на плечо. – Известно, что духи имеют обыкновение дурачить живущих. Без Знака всё это ровным счетом ничего не значит. Жди Знака и смотри, не наделай глупостей… Всё, собрание окончено. Уходите.

Он повернулся к соискателям спиной, и те один за другим потянулись к выходу.

Потрясенная увиденным и услышанным, Коломбина проводила взглядом неестественно прямую спину Аваддона – тот вышел из салона первым.

– Идем, – взял ее за руку Петя. – Больше ничего не будет.

Вдруг раздался негромкий повелительный голос:

– Новенькая пусть останется!

Коломбина сразу забыла и про Аваддона, и про Петю. Обернулась, боясь только одного – не ослышалась ли.

Просперо, не оглядываясь, поднял руку, поманил пальцем: иди сюда.

Петя, фальшивый Арлекин, жалобно заглянул Коломбине в лицо. Увидел, как оно заливается счастливым румянцем. Потоптался на месте, вздохнул и безропотно вышел.

Еще минута – и Коломбина осталась с хозяином дома наедине.

Сброшенная куколка

Коломбина перечла запись в дневнике. Абзац про наслаждение вычеркнула как слишком наивный. Поколебалась насчет безмолвия во время всего мистического ритуала – это было не совсем правдой. Когда, ведя добычу через кабинет, Просперо стал на ходу расстегивать пуговки на ее лимонной блузе, несмышленыш Люцифер цапнул агрессора своими детскими клычками за палец (должно быть, взревновал), и это чуть всё не испортило. От неожиданности дож вскрикнул, потребовал на время инициации заточить рептилию в графин, а укус, две крошечных вмятинки на коже, по меньшей мере минуты две протирал спиртом. Коломбина же в это время стояла рядом в распахнутой блузе и не знала, как ей быть – застегнуться обратно или снять блузу самой.