Цветок в пустыне - Голсуорси Джон - Страница 3

Он внезапно посмотрел на племянницу, но глаза Динни были прозрачны.

– Кто этот китайчонок наверху?

– Сын бывшего мандарина, который оставил семью здесь из-за неурядиц на родине. Милый малыш. Приятный народ китайцы. Когда приезжает

Хьюберт?

– Через неделю. Они летят из Италии. Вы же знаете, Джин – старый пилот.

– Что с её братом?

– С Аденом? Служит в Гонконге.

– Твоя тётка все ещё сокрушается, что у тебя с ним ничего не вышло.

– Милый дядя, я готова на все, чтобы угодить тёте Эм, но в данном случае, испытывая к нему чувства сестры, я боялась погрешить против библии.

– Не хочу, чтобы ты выходила замуж и уезжала в какую-нибудь варварскую страну, – сказал сэр Лоренс.

В голове Динни мелькнуло: "Дядя Лоренс просто волшебник!" – и глаза её стали ещё прозрачнее, чем раньше.

– Эта проклятая бюрократическая машина скоро поглотит всех наших близких, – продолжал баронет. – Обе мои дочери за морем: Селия в Китае, флора в Индии; твой брат Хьюберт в Судане; твоя сестра Клер уедет, как только обвенчается, – Джерри Корвен получил назначение на Цейлон; Чарли Масхем, по слухам, прикомандирован к канцелярии генерал-губернатора в Кейптауне; старший сын Хилери служит в индийской гражданской администрации, младший – во флоте. Ну их всех! Ты и Джек Масхем – единственные пеликаны в моей пустыне. Конечно, остаётся ещё Майкл.

– Дядя, вы часто встречаетесь с мистером Масхемом?

– Довольно часто: либо в "Бэртоне", либо он заходит ко мне в «Кофейню» поиграть в пикет, – мы с ним последние любители этой забавы. Но это только зимой, пока не начался сезон. Теперь я не увижу его до самого конца Ныомаркетских скачек.

– Он, наверно, замечательно разбирается в лошадях?

– Да, Динни. В остальном – нет, как все люди его типа. Лошадь – это такое животное, которое закупоривает поры нашей души, делает человека чересчур бдительным. Нужно следить не только за лошадью, но и за всеми, кто имеет к ней касательство. Как выглядит молодой Дезерт?

– Дезерт? – замялась Динни, чуть было не захваченная врасплох. – Он изжелта-тёмный. – Как пески под солнцем. Он ведь настоящий бедуин. Отец его живёт отшельником, они все немного странные. Майкл любит его, несмотря на ту историю. Это лучшее, что я могу о нём сказать.

– А что вы думаете о его стихах?

– Хаос и разлад: одной рукой творит, другой разрушает.

– Он, видимо, ещё не нашёл себе места в жизни. Глаза у него довольно красивые, вы не находите?

– Мне больше запомнился рот – нервный и горький.

– Глаза говорят о том, каков человек от природы, рот – о том, каким он стал,

– Да. Рот и брюшко.

– У него нет брюшка, – возразила Динни. – Я обратила внимание.

– Привычка питаться горстью фиников и чашкой кофе. Неправда, что арабы любят кофе. Их слабость – зелёный чай с мятой. Боже правый! Вот и твоя тётка. "Боже правый!" относилось не к ней, а к чаю с мятой.

Леди Монт сняла свой бумажный головной убор и перевела дух.

– Тётя, милая, – взмолилась Динни, – я забыла, что у вас день рождения и не принесла подарка.

– В таком случае поцелуй меня. Я всегда говорю, Динни, что ты целуешь особенно приятно. Как ты сюда попала?

– Я приехала за покупками для Клер.

– Ты захватила с собой ночную рубашку?

– Нет.

– Неважно. Возьмёшь мою. Ты их ещё носишь?

– Да, – ответила Динни.

– Умница. Не люблю женских пижам. Твой дядя тоже. От них такое ощущение, словно что-то ниже талии тебе мешает. Хочешь избавиться и не можешь. Майкл и Флёр остаются обедать.

– Благодарю, тётя Эм, я переночую у вас. Сегодня я не достала и половины того, что нужно Клер.

– Мне не нравится, что Клер выходит замуж раньше тебя, Динни.

– Этого следовало ожидать, тётя.

– Вздор! Клер – блестящая женщина: на таких, как правило, не женятся. Я вышла замуж в двадцать один.

– Вот видите, тётя!..

– Ты смеёшься надо мной! Я блеснула всего один раз. Помнишь слона,

Лоренс? Я хотела, чтобы он сел, а он становился на колени. Слоны могут наклоняться только в одну сторону. И я сказала, что он следует своим наклонностям.

– Тётя Эм! За исключением этого случая вы – самая блестящая женщина, какую я знаю. Все остальные чересчур последовательны.

– Мне так отрадно видеть твой нос, Динни. Я устала от горбатых.

У нас у всех такие – и у твоей тётки Уилмет, и у Хен, и у меня.

– Тётя, милая, у вас совсем незаметный изгиб.

– В детстве я ужасно боялась, что будет хуже. Я прижималась горбинкой к шкафу.

– Я тоже пробовала, только кончиком.

– Однажды, когда я этим занималась, твой отец спрыгнул со шкафа и прокусил себе губу. Представь себе, он спрятался там, как леопард, и подсматривал за мной.

– Какой ужас!

– Да, Лоренс, о чём ты задумался?

– Я думал о том, что Динни, по всей вероятности, не завтракала.

– Я собиралась проделать это завтра, дядя.

– Вот ещё! – возмутилась леди Монт. – Позвони Блору. Ты всё равно не пополнеешь, пока не выйдешь замуж.

– Пусть сначала Клер обвенчается, тётя Эм.

– Надо бы у Святого Георгия. Служит Хилери?

– Разумеется!

– Я поплачу.

– А почему, собственно, вы плачете на свадьбах, тётя?

– Невеста будет так похожа на ангела, а жених в чёрном фраке, с усиками даже не почувствует, что она о нём думает. Как это огорчительно!

– А вдруг он все почувствует? Я уверена, что так было и с Майклом, когда он женился на Флёр, и с дядей Эдриеном, когда Диана выходила за него.

– Эдриену пятьдесят три и у него борода. Кроме того, Эдриен – особая статья.

– Допускаю, что это несколько меняет дело. Но, по-моему, оплакивать следует скорее мужчину. Женщина переживает самую торжественную минуту в своей жизни, а у мужчины наверняка слишком узкий жилет.

– У Лоренса жилет не жал. Твой дядя всегда был худ как щепка. А я была тогда стройной, как ты, Динни.

– Вы, наверно, были изумительны в фате, тётя Эм. Правда, дядя?

Тут она заметила, какое непривычно тоскливое выражение приняли лица обоих её пожилых собеседников, и торопливо прибавила:

– Где вы встретились впервые?

– На охоте, Динни. Я увязла в болоте. Твоему дяде это не понравилось, он подошёл и вытащил меня.

– Идеальное место для знакомства!

– Слишком грязное. Потом мы целый день не разговаривали.

– Как же вы сошлись?

– Так уж всё сложилось. Я гостила у Кордроев, знакомых Хен, а твой дядя заехал посмотреть щенят. Ты почему меня допрашиваешь?

– Просто хочу знать, как это делалось в ваше время.

– Выясни лучше сама, как это делается в наши дни.

– Дядя Лоренс не хочет, чтобы я избавила его от себя.

– Все мужчины – эгоисты, кроме Майкла и Эдриена.

– Кроме того, я не желаю, чтобы вы из-за меня плакали.

– Блор, коктейль и сандвич для мисс Динни. Она не завтракала. Да, Блор, мистер и миссис Эдриен и мистер и миссис Майкл остаются обедать. И скажите Лауре, Блор, чтобы она отнесла мою ночную рубашку и прочее в синюю комнату для гостей. Мисс Динни ночует у нас. Ах, эта детвора!

И леди Монт, слегка раскачиваясь, выплыла из комнаты в сопровождении своего дворецкого.

– Какая она чудная, дядя!

– Я этого никогда не отрицал, Динни.

– Стоит мне её повидать, и на душе становится легче. Она когданибудь сердится?

– Иногда собирается, но раньше чем успеет выйти из себя, уже перескакивает на другое.

– Какое спасительное свойство!..

Вечером за обедом Динни всё время прислушивалась, не упомянет ли её дядя о возвращении Уилфрида Дезерта. Он не упомянул.

После обеда она подсела к Флёр, восхищаясь – как всегда чуточку недоуменно – своей родственницей, лицо и фигура которой были так прелестны, а глаза проницательны, которая держалась так мило и уверенно, не питала никаких иллюзий на собственный счёт и смотрела на Майкла сверху вниз и снизу вверх одновременно.

"Будь у меня муж, – думала Динни, – я была бы с ним не такой. Я смотрела бы ему прямо в глаза, как грешница на грешника".