Левиафан - Акунин Борис - Страница 41

А также:

Надо ли объяснять, что все годы изгнания я только и грезил, что глиняным ларцом, в котором таилось все богатство мира? Сколько раз я видел во сне, как откидывается землистая крышка, и я вновь, как в далеком детстве, вижу неземное сияние, разливающееся по вселенной.

Сокровище по праву принадлежит мне, я – законный наследник! Англичане обокрали меня, но не сумели воспользоваться плодами своего вероломства. Гнусный стервятник Литтлби, кичащийся ворованными «раритетами», по сути дела был обычным скупщиком краденого. Я не испытывал ни малейших сомнений в своей правоте и боялся только одного – что не справлюсь с поставленной задачей.

Я и в самом деле совершил ряд непростительных, страшных ошибок. Первая – смерть слуг и особенно бедных детей. Я, конечно же, не хотел убивать этих ни в чем не повинных людей. Как вы правильно догадались, я прикинулся медиком и ввел им раствор опия. Я хотел всего лишь усыпить их, но по неопытности и из боязни, что снотворное не подействует, не правильно рассчитал дозу.

Второе потрясение ждало меня наверху. Когда я разбил стекло витрины и дрожащими от благоговения руками прижал к лицу отцовский платок, одна из дверей вдруг открылась и, хромая, вышел хозяин дома. По имевшимся у меня сведениям, лорд должен был находиться в отъезде, а тут вдруг он предстал передо мной, да еще с пистолетом в руке. У меня не было выбора. Я схватил статуэтку Шивы и со всей силы ударил лорда по голове. Он не упал навзничь, а повалился вперед, обхватив меня руками и забрызгав мою одежду кровью.

Под белым халатом на мне был парадный мундир – морские темно-синие рейтузы с красным кантом очень похожи на брюки муниципальной медицинской службы. Я был так горд своей хитростью, но в конечном итоге она-то меня и погубила. В предсмертной судороге несчастный содрал с моей груди, из-под распахнувшегося халата, эмблему «Левиафана». Я заметил пропажу, лишь вернувшись на пароход. Сумел раздобыть замену, однако роковой след был оставлен.

Я не помню, как выбрался из дома. Через дверь уходить не решился, перелез через ограду сада. Пришел в себя на берегу Сены. В одной руке окровавленная статуэтка, в другой пистолет – сам не знаю, зачем я подобрал его. Содрогнувшись от омерзения, я швырнул и то, и другое в воду. Платок лежал в кармане кителя, под белым халатом, и согревал мне сердце.

А на следующий день я узнал из газет, что стал убийцей не только лорда Литтлби, но и еще девяти человек. Свои переживания по этому поводу я опускаю.

– Да уж, – кивнул комиссар. – И без того чересчур чувствительно.

Будто перед присяжными выступает. Мол, судите сами, господа, мог ли я поступить иначе? Вы на моем месте сделали бы то же самое. Тьфу? – И продолжил чтение.

Платок сводил меня с ума. Волшебная птица с пустотой вместо глаза возымела надо мной странную власть. Я действовал словно не сам по себе, а повинуясь тихому голосу, который отныне вел и направлял меня.

– Ну, это он на предмет психической невменяемости удочку закидывает, – понимающе усмехнулся Бульдог. – Знаем эти штучки, слыхали.

Когда мы плыли по Суэцу, платок исчез из моего секретера. Я почувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Мне и в голову не пришло, что платок украден. К тому времени я был уже до такой степени во власти мистического чувства, что платок представлялся мне живым и одухотворенным существом. Оно сочло меня недостойным и покинуло меня. Я был безутешен и если не наложил на себя руки, то лишь в надежде, что платок сжалится надо мной и вернется. Огромного труда стоило мне скрывать от вас и сослуживцев свое отчаяние.

А потом, накануне прибытия в Аден, произошло чудо! Я вбежал в каюту мадам Клебер, услыхав ее испуганный крик, и вдруг увидел невесть откуда взявшегося негра, на шее которого был повязан мой исчезнувший платок. Теперь-то мне ясно, что дикарь за пару дней до того побывал в моей каюте и просто прихватил с собой яркий кусок ткани, но в ту минуту я испытал ни с чем не сравнимый священный ужас. Словно сам черный ангел Тьмы явился из преисподней, чтобы вернуть мне мое сокровище!

В завязавшейся схватке я убил чернокожего и, воспользовавшись полуобморочным состоянием мадам Клебер, незаметно снял с мертвеца платок. С тех пор я все время носил его на груди, не расставаясь с ним ни на миг.

Убийство профессора Свитчайлда я совершил вполне хладнокровно, с восхитившей меня самого расчетливостью. Свою сверхъестественную предусмотрительность и быстроту реакции я всецело отношу на счет магического влияния платка. По первым же сумбурным словам Свитчайлда я понял, что он докопался до тайны платка и вышел на след сына раджи – на мой след. Нужно было заставить профессора замолчать, и я сделал это. Платок был доволен мной – я почувствовал это по тому, как нагрелась шелковая ткань, лаская мое измученное сердце.

Но устранив Свитчайлда, я всего лишь добился отсрочки. Вы, комиссар, обложили меня со всех сторон. До прибытия в Калькутту вы и в особенности ваш проницательный помощник Фандорин…

Гош недовольно хмыкнул и покосился на русского:

– Поздравляю, мсье. Удостоились комплимента от убийцы. Спасибо хоть, что записал вас в мои помощники, а не меня в ваши.

Можно себе представить, с каким удовольствием Бульдог зачеркнул бы эту строчку, чтобы она не попала на глаза парижскому начальству. Но из песни слова не выкинешь. Рената взглянула на русского. Тот потянул острый кончик уса и жестом попросил полицейского продолжать.

…помощник Фандорин непременно исключили бы одного за другим всех подозреваемых, и тогда остался бы только я. Одной – единственной телеграммы в отдел натурализации министерства внутренних дел было бы довольно, чтобы установить, какую фамилию теперь носит сын раджи Багдассара. Да и из регистров Эколь Маритим видно, что поступал я под одной фамилией, а выпускался уже под другой.

И я понял, что пустой глаз райской птицы – это не путь к земному блаженству, а дорога в вечное Ничто. Я принял решение уйти в бездну, но не как жалкий неудачник, а как великий раджа. Мои благородные предки никогда не умирали в одиночку. Вслед за ними на погребальный костер восходили их слуги, жены и наложницы. Я не жил властелином, но зато умру, как подобает истинному владыке – так я решил. И возьму с собой в последнее путешествие не рабов и прислужниц, а цвет европейского общества. Траурной колесницей мне будет исполинский корабль, чудо европейского технического прогресса! Размах и величие этого плана захватили меня. Ведь это еще грандиозней, чем обладание несметным богатством!

– Тут он врет, – отрезал Гош. – Нас-то потопить он хотел, а для себя лодку приготовил.

Комиссар взял последний листок – точнее половину листка.

Трюк, который я провернул с капитаном Клиффом, был подл – это я признаю. В свое частичное оправдание могу сказать, что не ожидал такого печального исхода. Я отношусь к Клиффу с искренним уважением. Мне ведь хотелось не только завладеть «Левиафаном», но и сохранить жизнь славному старику. Ну, помучился бы он какое-то время, тревожась за дочь, а потом выяснилось бы, что с ней все в порядке. Увы, злой рок преследует меня во всем. Мог ли я предположить, что капитана хватит удар? Проклятый платок, это он во всем виноват!

В день, когда «Левиафан» покинул бомбейский порт, я сжег пестрый шелковый треугольник. Я сжег мосты.