Правда о программе Apollo - Голованов Ярослав - Страница 4

Наконец легко можно представить себе, что среди всех недовольных и негодующих были искренние патриоты, которым было чертовски обидно, что все обещания и посулы обернулись обманом и позором, оскорблявшими их национальное чувство. Популярный «комический» журналист Джон Вилфорд писал в своей книге «Мы достигли Луны»: «Хотя некоторые официальные лица в Вашингтоне и называли спутник «глупым шариком», американцы восприняли его как вызов». Кстати, на этом единственно бескорыстном чувстве сразу постарались сыграть. «Я не верю, – говорил тогда будущий президент Л.Джонсон, – что это поколение американцев желает примириться с положением, когда приходится ложиться спать каждую ночь при свете коммунистической луны».

Намек на «советскую угрозу» слышится в этих словах очень ясно. И легко понять, что, пожалуй, самыми яростными критиками правительства Эйзенхауэра были военные. Явно не довольствуясь своим положением, они нападали на президента в надежде, что теперь, когда «красная угроза» проявилась столь очевидно, их голос в обсуждении всех проблем страны должен стать решающим. Эта точка зрения отражена в словах известного обозревателя Дрю Пирсона: «Несмотря на всю иронию этого факта, падение могущества нации началось именно с момента, когда ее руководителем стал один из наиболее прославленных генералов».

Сторонники политики с «позиции силы» требовали «признания раз и навсегда, что вопрос о поддержании нашего военного превосходства должен пользоваться абсолютным преимуществом перед всеми другими вопросами». Командующий стратегической авиацией США генерал Пауэр говорил: «Теперь мы должны думать о космосе. Подобно тому как авиационное превосходство во время Второй мировой войны означало победу, может статься, что завоевание космоса приведет в следующей войне к завоеванию всего мира». Министерство обороны сообщило, что оно «приступило к интенсивному изучению, каким образом проникнуть в космос еще дальше, чем это сделал Советский Союз, и нейтрализовать с помощью этого советскую военно-психологическую и техническую инициативу».

Эта последняя фраза – зародыш программы «звездных войн». Еще вообще не «проникли», но сразу начали думать, как «проникнуть дальше». Рожденный скоро термин «космическая гонка», по сути, имеет абсолютно тот же смысл. «Национальный престиж, а не научные цели был той главной движущей силой, которая заставила нас вступить на путь космической гонки», – признается позднее, уже осенью 1965 года, «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт». Да, на старте американская космонавтика ставила перед собой задачи не научные, не технические и даже не стратегические главным образом, а прежде всего чисто политические.

А ларчик открывался очень просто. «Холодная война» окружила нашу страну плотным кольцом военных баз, на которых размещались «дальнобойные» бомбардировщики, оснащенные атомным оружием, у нас таких баз не было. Попытка создать такую базу на Кубе окончилась конфузом. Поэтому единственным решением, которое бы обеспечивало военный паритет, была межконтинентальная баллистическая ракета с водородной боеголовкой. Такая ракета «Р-7» и была создана в 1957 году в конструкторском бюро Сергея Павловича Королева. Еще приступая к ее проектированию, он понял, что подобная машина способна вывести на орбиту искусственный спутник Земли. И сделал это в фантастически короткие сроки: через 43 дня после первого удачного старта «Р-7». Поэтому и первый спутник, и последующие космические аппараты Королева, включая орбитальные пилотируемые космические корабли, при всем их абсолютно мирном назначении рождением своим обязаны в общем военной технике, и спустя много лет мы это признали.

Но какая бы ракета ни запустила «красную Луну», главное, что она ее запустила. Это была реальность, и в США понимали, что нужно запустить свой спутник, доказать, что это по зубам американской технике, успокоить перепуганного обывателя, ну а дальше что? Ведь надо обязательно «проникнуть в космос еще дальше». Взгляд поднимался к орбите нашего космического первенца, повинуясь требованию, скользил дальше и упирался... в Луну! Уму непостижимо, что бы предприняли американцы, свидетелями какой космической эпопеи стал бы мир, если бы у Земли не было Луны, если бы она была такой же одинокой, как Венера!

Луна – не озарение и не результат выбора. Луна – обязанность. К Луне нельзя было не прийти, следуя логике всей тогдашней американской политики. Космонавтика США оказалась в плену политических предначертаний. И словно рыба, попавшая в конус верши, она могла двигаться вперед по каналу, который сужался по мере ее движения все более, оставляя все меньше свободы и обрекая в конце пути на непременную и безвозвратную ловушку – Луну...

Вот почему Управление научно-исследовательских работ Министерства обороны, следуя этой логике, признает: «Основная часть гражданской космической программы, включая пилотируемые полеты, исследование Луны и планет, вызвана к жизни спутником». Вот что дает нам право начинать историю программы «Аполлон» с действительно исторической даты – 4 октября 1957 года.

Глава II

Задача, поставленная перед нацией

Линдон Джонсон сказал однажды:

– Спутник вывел нас из летаргии...

Президент Эйзенхауэр в первые дни «послеспутниковой эры» (термин этот не я придумал, это американский «postsputnik time») ходил с лицом загадочным и всем своим поведением старался показать, что все это для него не новость, все он знал заранее и – более того – в противовес «красной Луне» у него есть нечто не менее весомое, о чем он до поры не может распространяться, блюдя интересы национальной безопасности. Этот мимический спектакль сборов больших не сделал, даже сторонников президента не устраивал созданный им образ молчаливого ясновидца, а пресс-конференция 9 октября только раздосадовала прессу. Но уже 11 октября все начинает меняться. В Белом доме разрабатывается документ, предполагающий самые энергичные шаги для ускорения всех ракетно-космических программ, а 14 октября Эйзенхауэр, пренебрегая праздничным настроем семьи – был день его рождения, – проводит многочасовую беседу с министром обороны Макэлроем, изыскивая среди всех проектов «погони» за советским спутником самый верный и быстрый.

Вряд ли нам следует прослеживать все стадии активизации американской космонавтики в этот период. Но, рассматривая все сделанное тогда в перспективе лет, приходишь к мысли, что, пожалуй, самым удачным и, как жизнь показала, перспективным решением для США было решение об образовании Национального управления по аэронавтике и исследованию космоса – НАСА. (Эту аббревиатуру надо запомнить – она постоянно будет встречаться в книжке.)

Эйзенхауэр понял тогда главное: в американской космонавтике нет кулака, бьют растопыркой. Армия, авиация и флот, имея свои ракетные программы, дублируют друг друга и, того хуже, мешают друг другу, традиционно находясь в крайне натянутых отношениях. Советский специалист в области американской космонавтики Ю.Н. Листвинов пишет в своей книге «Лунный мираж над Потомаком»: «Блюстители американских военных традиций считают, что чувство взаимной неприязни между родами войск зародилось еще в те далекие времена, когда флот позволил себе вздернуть на рею брига «Сомерс» сына военного министра за «нарушение субординации и призыв к мятежу». Воздушным силам, когда они появились на свет, естественно, ничего другого не оставалось, как только образовать третий лагерь».

Увы, подобная неприязнь – явление не только американское. Оно существует во многих армиях мира, в том числе и у нас. Поскольку сразу после войны у нас ракетную технику взял к себе «под крыло» министр вооружения Д.Ф.Устинов, который всю войну делал пушки и был связан с артиллеристами, у нас ракетная техника как бы по традиции тоже отошла к артиллеристам. Созданием первого ракетного полигона Капустин Яр деятельно занимался маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев, а Байконура – маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин. Так что нам счастливо удалось избежать тех сложностей в дележке ракетного «пирога», который изнурял американцев.