Представление для богов - Голотвина Ольга - Страница 64

— Но ты был... ты был великолепен! — пылко воскликнула Арлина.

— Да? — с непонятной интонацией переспросил ее собеседник. — Думаешь, я выглядел... я был таким, каким Первый Сокол хотел бы видеть одного из своих потомков?

— Конечно! Но... ты как-то странно сказал это...

— Ничего. Забудем.

Хмурое небо еще ниже, еще тяжелее опустилось на крепость. Разговоры стихли. Воины с молчаливым ожесточением волокли на стену тяжелые котлы для смолы и кипятка, поднимали в мешках камни для двух катапульт. Обе были уже собраны и грозно горбились на стене, похожие на злых ворон.

— Гроза будет... — сказал Хранитель и вдруг растерянно улыбнулся. — Знаешь, ясная госпожа, а ведь я в детстве мечтал о чем-нибудь вроде этого... Неприступная твердыня... вражеские войска у подножия стены... катапульты... арбалетчики меж зубцами... И я — полководец, все ждут моего приказа. От моего слова зависят жизнь и смерть, честь и позор, победа и поражение... Даже голова кружилась — так было хорошо!

— Вот твоя мечта и сбылась, — мягко сказала Арлина, положив ладонь на руку жениха.

Внезапно лицо его стало жестким, замкнутым.

— Вперед, мое доблестное войско! — продекламировал он с насмешкой, которую девушка не смогла понять. — Знаешь, дорогая, есть на свете такой мудрец — Илларни Звездный Голос...

— Из Рода Ульфер, знаю, — отозвалась Волчица.

Орешек вопросительно приподнял бровь. Впервые девушка из захолустного лесного замка проявила подобную осведомленность.

— Я читала его книгу! — гордо заявила Арлина. — «Влияние небесных светил на свойства растений». Про движения планет не все поняла, но сроки сбора трав указаны очень точно, и рецепты есть интересные...

— А я с ним был знаком! — с неожиданно хвастливой ноткой в голосе сообщил Хранитель. — Так вот, он однажды сказал: «Есть у человека мечта, идет он к ней сквозь огонь, бурю и людскую злобу, — это прекрасно и заслуживает уважения. Но когда до цели остается всего шаг, только руку протянуть... поверь, лучше ему сесть и подумать: ну и зачем ему все это нужно было?»

— И ты сейчас об этом думаешь? — встревожилась Арлина. Орешек не успел ответить — подошел взволнованный дарнигар. Он даже не извинился за то, что прервал разговор высокородных господ.

— Внизу что-то неладное... Может, Хранитель посмотрит сам?

В неприятельском стане и в самом деле творилось нечто странное. Но Орешек, как ни вглядывался, не мог разгадать значения этой сумятицы, звуков рогов, ржания лошадей.

— Отходят! — басил над ухом дарнигар. — Уводят людей и обозы! А башни бросили, не собрали даже... Это как же, господин, понимать?

Орешек не знал, что ответить. Зато точно знал другое: приближается страшная опасность.

На пряжке его пояса с самого начала осады беспокойно пульсировала искорка в черном камне. Сейчас она выросла чуть ли не с половину камня — не искорка, а целый костер! И прикоснуться к пряжке было нельзя: невидимые иглы так и впивались в ладонь...

В крепости нарастало волнение. Кто-то пустил слух, что враг отступает, и теперь под стеной собрались не только солдаты, что отдыхали в казармах от тяжелой ночной работы, но и ремесленники, и крестьяне с «пустыря». От шаутея бежали женщины. Жрецы поднялись на крышу храма, не зная, какие молитвы возносить — благодарственные или охранительные.

Вскоре под стеной волновалось море народа. Все тревожно переговаривались, время от времени женщины начинали тревожно причитать.

— Эй, Кипран! — приказал дарнигар одному из наемников. — А ну, бегом к южной стене! Пройдись по башням и проверь, на месте ли часовые. Если хоть один дурень бросил пост и примчался сюда... ну, я ж его!

Хранитель тронул дарнигара за плечо и кивком обратил его внимание на то, что творится по ту сторону стены. Харнат оглянулся — и у него вырвалось крепкое ругательство.

Все пространство от подножия стены до леса было затянуто густым слоем сиреневого тумана. Ровный, плотный, не позволяющий ничего видеть на просвет, туман этот медленно поднимался все выше и выше.

— Вей-о-о! — беспомощно протянул Орешек и обвел взглядом стоящих на стене солдат. У всех были одинаковые лица: напряженные, бледные...

За спиной оборвался людской говор, только негромко всхлипывала какая-то женщина. В наступившей тишине всхлипывания казались пронзительными.

Туман поднялся в рост высокого человека. Цвет его менялся от сиреневого до светло-голубого. В душах тех, кто глядел со стены, росли смятение и тревога.

Среди странной пелены вдруг возник спиральный вихрь. Он взметнулся выше стены — и опал, исчез, оставив в тумане большое темное пятно, похожее на прогалину на заснеженной зимней поляне.

Встала в пятне этом черная фигура в длинном плаще с капюшоном и угрожающе вскинула высокий посох со светящимся сиреневым шаром.

— Внемлите мне, воины! — поплыл над стеной звучный голос, и каждое слово четко долетало до защитников крепости. — Перед вами Айрунги Журавлиный Крик, повелитель Подгорного Мира. Я верю, вы — отважные бойцы и стояли бы насмерть, защищая Найлигрим от армии любого земного владыки. Но сегодня не понадобится ваше мужество, ибо я, Айрунги, провозглашаю: отныне конец вашим войнам, люди! Смиритесь! Не будет вам защитой оружие, ибо стоит против вас грозное, не знающее пощады войско!

Маг потряс посохом — и яростная «поземка» взметнула, разметала верхний пласт тумана.

Уходя по пояс в сиренево-голубую пелену, стояли перед онемевшими от ужаса людьми ряды Подгорных Людоедов. Обвитые серебристыми струйками фигуры замерли без движения, словно были изваяны из серого песчаника сумасшедшим скульптором. Длиннорукие, узкоплечие, молчащие... но в молчании их было больше угрозы, чем в самом свирепом вое.

Снизу на стену заползал мерзкий запах — гнилостный, болотный.

— Думайте, люди! — кнутом стегнул голос мага. — Даю вам четверть звона на то, чтобы открыть ворота. Иначе к утру в крепости не останется ни одного живого человека, а души не получат очищения огнем, ибо нечего будет класть на погребальный костер...

Властно поднялась рука с посохом, сверкнул сиреневый шар — и туман укрыл от заледеневших человеческих глаз неподвижное войско.

А по другую сторону стены замерли люди с побелевшими лицами. Ибо явлено им было страшное чудо: они видели и слышали все, что происходило меж крепостью и лесом, так же ясно, как если бы каменная массивная преграда исчезла или стала прозрачной.

Ужас, нависший над толпой, казался весомым, реальным, его можно было потрогать руками. Еще недавно этих людей не пугала силуранская армия, стоявшая под стенами боевым лагерем. Но теперь из страшных сказок, слышанных в детстве, выполз мертвящий ужас и встал перед ними воочию, во весь рост, угрожая участью, которая была куда хуже плена и даже смерти.

Тишину, обжигающую, как пламя костра, вдруг разорвал пронзительный голос:

— Не-ет!.. Не пойдет так, нельзя-а!.. Мы с людьми должны драться, с людьми...

Голос оборвался: молоденький наемник захлебнулся криком и осел на землю. Он продолжал биться в истерике, но теперь она была уже немой, беззвучной.

И тут толпа ожила. Нет, она не взорвалась воплями. Но негромкий, суровый ропот заставил опытного дарнигара забыть даже о Подгорных Людоедах. Старый воин понял: это начало бунта. Никогда еще Найлигрим не был так близок к сдаче, как сейчас. Харнат лихорадочно прикидывал, на кого из ветеранов может он рассчитывать, когда обезумевшая стая мужчин и женщин кинется вязать его и сотников. А женщины звереют хуже мужчин, могут разорвать...

К чести доблестного Харната надо признать: он боялся не столько за свою жизнь, сколько за свое доброе имя. Выбившись из простых крестьян, он занял высокое положение в крепости — и теперь эта крепость будет с позором сдана врагу?!

— Сомкнуться! Арбалеты на изготовку! — негромко скомандовал дарнигар стоящим рядом с ним солдатам. Те привычно повиновались, но не было в их действиях слаженности и четкости: увиденное опалило и их души.