Тюрьмой Варяга не сломить - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 59

Глава 41 Не верь легавому!

Буквально через день к вечеру Щеголь сам напросился на встречу с Беспалым. Он лично знал, Александр Тимофеевич терпеть не может самодеятельности, и если сам не вызывал своего верного пса, то ужасно не любил, когда тот скребся непослушной лапой у него под дверью. Но Щеголь уже с утра ощущал свербящее беспокойство. Он чувствовал, что на зоне происходят вещи странные и необъяснимые, и не мог дождаться, когда начальник кликнет его сам и раскроет ему глаза на последние события. Но просто так, без повода, идти к Беспалому было тоже нельзя. И Щеголь решил повод найти, тем более что вся зона только и судачила о семерых не то «чокнутых», не то больных, которых привезли с последней партией и разбросали по разным баракам.

Значит, Варяг прибыл на зону не один.

Также Щеголь хотел поподробнее расспросить у Беспалого, что случилось в камере, куда поместили в край обессилевшего Варяга. Да и расстрел на этапе со станции сильно тревожил Щеголя. Вопросов было больше, чем ответов. Когда Щеголь вошел в кабинет, Беспалый сидел за столом. Перед ним горела настольная лампа. Видно, он работал, а Щеголь прервал его. Теперь выволочки не миновать. Беспалый никому не спускал ошибок. Щеголь виновато стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу и исподлобья поглядывая на конвоира.

— Ну что тебе? — недовольно спросил Беспалый, едва охранник вышел в коридор. — С делом пришел или так просто — поздороваться?

— Тимофеич, что-то Мулла меня беспокоит, — не зная, как начать разговор, брякнул Щеголь.

— А я тебе говорил: не надо долго яйца чесать! — грубо отозвался Беспалый и хохотнул. Настроение у него почему-то было неплохое, и Щеголь понял, что гроза вроде бы прошла стороной.

Он приблизился к столу и затараторил:

— Активность бурную развел старик. Интересуется вновь прибывшими. Люди его мельтешат по баракам, суетятся, а я не могу понять, что происходит — все делается тихой сапой, Александр Тимофеевич!

— И какого хрена ты мне все это рассказываешь? — незлобно воскликнул Беспалый. — Коли ты ничего понять не можешь, какого же лешего ты ко мне на прием пришел?

Щеголь нервно поморщился и продолжил:

— Так вот то-то и оно, Александр Тимофеевич. Было б мое положение немного другое на зоне, я бы, может, и побольше чего узнал.

— Ты опять за свое! — недовольно протянул Беспалый.

— Да я не про… — испугался Щеголь и резко свернул в сторону. — Я про то, что ты мне сам ничего не говоришь, не посвящаешь в события. Вот, скажем, я даже не знаю, что за чудаки к нам прибыли вместе с Варягом. Народ говорит, что какие-то они чокнутые. В бараках целыми днями валяются, дрыхнут, на работу не ходят. Два слова связать не могут. И вот что еще слышал, — тут Щеголь подошел вплотную к столу и наклонился к лицу Беспалого: — Слышал я, что к ним-то наш Мулла особый интерес имеет.

— Что, очень интересуется? — с наигранным беспокойством спросил Беспалый.

— Очень, Александр Тимофеевич.

Беспалый встал из-за стола. Он прошелся по кабинету и остановился у занавешенного окна.

— Ладно, Стась, разберемся с Муллой. Очень скоро разберемся… А ты вот что, проследи-ка, чтобы наши больные гости аккуратно посещали больницу. Можешь даже к ним приставить своих… санитаров. Пускай водят их под белы рученьки к Ветлугину в санчасть.

— А что, они так сильно больны? — участливо спросил Щеголь.

— Очень сильно. И учти, болезнь у них заразная, не дай бог тебе или кому из твоих ее подцепить. Так что не надо около них ошиваться. Ты меня понял? Глаз с них не спускать, но в обнимку не ходить.

— Понял, Александр Тимофеевич. А что же все-таки это за птицы? Кто они такие?

— Важные птицы, Стась. Они нам еще могут понадобиться. Со временем. Так что бери их под свою охрану. Смотри, чтобы с ними в бараках обращались по-человечески. Лишний раз пусть с кулаками не суются. Но и внимания к ним привлекать не стоит. Больные и больные. А кто они такие, не твоего ума дело, Стась. Ты знай свое место! — строго наказал подполковник Беспалый.

Щеголь догадался, что невзначай попал в самую запретную зону. Если Беспалый осерчал за его любопытство, значит, тут явно дело серьезное. «Ну ладно, — подумал он, — ты, Александр Тимофеевич, напускаешь туману, но я-то сам выведаю, о ком это Мулла такую заботу проявляет. Ну а раз так, то и о моем деле теперь можно поговорить совсем по-другому».

— Ладно, Тимофеич, извини за любопытство. Больше спрашивать не буду об этом, но вот скажи мне про другое тогда: не пора ли нам вообще старика задвинуть?

Беспалый набычился.

— Кто о чем, а чумазый про баню. Вижу, Щеголь, ты не на шутку паханом хочешь заделаться?

— Ну вы же сами обещали! — хитро отозвался зэк. — Если паханом стану, так мне же легче будет всю зону в кулаке держать. Сами понимаете.

Беспалый вздохнул, скривив губы.

— Понимать-то, конечно, понимаю. Хорошо, давай такой уговор. Ты мне всю семерку будешь на поводке держать, а я тебя паханом сделаю. Муллу уберу. Слово даю.

Щеголь не мог сдержать довольной улыбки:

— Годится.

— Сколько тебе, Стась, еще париться? — спросил неожиданно Беспалый.

— Восемь лет. А что, хотите скостить?

— Да нет, парень, наоборот. Я думаю, как бы ты часом не попал под какую-нибудь амнистию и не испортил бы мне таким образом все дело.

— Может быть, потом походатайствуете, — неуверенно начал Щеголь. — Ну там за примерное поведение. Несколько месяцев на воле погуляю, на Канары съезжу.

Беспалый с изумлением воззрился на обнаглевшего Щеголя.

— Не резон блатному раньше времени откидываться. Так и авторитет можно подрастерять. И потом, ответь, милый ты мой: зачем же мне тебя паханом делать, коли ты раньше срока хочешь линять?

Щеголь похолодел.

— Да дело в том, что…

— Нет, Стась, — перебил подполковник, — если хочешь быть здесь паханом, значит, тяни срок до последнего, а мечтаешь о воле — так не хрена нам с тобой тогда и толковать. Я ведь и другого найду. А теперь ступай, дел по горло!

Щеголь ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Его одолевали невеселые думы: как же Беспалый так хитро обуздал его, что он и не заметил? А ведь поначалу казалось, что Беспалый играет по его правилам, а оно вот как повернулось. А теперь решил смотрящего чужими руками убрать. Нужно играть в собственную игру, иначе перо в бок можно получить от собственных гладиаторов.

Глава 42 Скрытая угроза

Мулла сразу догадался, что на зоне произошло нечто очень важное. Новый этап в целом не слишком привлек его внимание. Заинтересовался он странной семеркой заключенных, которых Беспалый сразу отгородил от остального этапа и поместил далеко друг от друга — в разные бараки, стоявшие в дальних углах зоны. Самое непонятное было то, что, как шептали верные гонцы, этих семерых сразу же по прибытии сводили к доктору Ветлугину «на профилактику». Димка Ветлугин был никакой не врач, а простой колхозный ветеринар, правда, с двадцатилетним стажем. К тому же ветеринар плохой, у кого коровы каждую зиму мерли как мухи. Все эти годы Ветлугин по совместительству с должностью ветврача работал главврачом в колонии. И единственное, что он уверенно мог делать, так это держать в своих корявых руках шприц. Инъекции он всаживал в задницы зэкам и впрямь мастерски — быстро и безболезненно. Так что когда из центра приходила бумага с приказом провести очередную вакцинацию, бывалые зэки шли оголять задницы к Ветлугину, а не к его грудастой медсестре. Трахнуть ее мечтали, конечно, все поголовно (и кое-кому такое счастье перепадало, потому что Лизка очень уважала это дело, но была брезглива и с кем попало в койку не ложилась), но на уколы ходить не любили. Медсестра делала их из рук вон плохо, не то что Ветлугин. Поговаривали, что Ветлугин набил руку на уколах опять же в своем колхозном коровнике, где, вооружась гигантской спринцовкой, наполненной спермой племенного быка, осеменял сотни несчастных телок. Но Мулла знал и о других тренировках Ветлугина: свое мастерство иглоукалывания он оттачивал, запершись в своем кабинете, где ширялся краденым морфием. И еще было ведомо Мулле, что, узнай подполковник Беспалый, куда исчезают из тюремной аптеки ампулы с морфием, не миновать бывшему ветеринару тяжелой карающей десницы Александра Тимофеевича. Потому что при всех недостатках своей мерзкой, развращенной натуры и склонности к самым изощренным излишествам (главным образом сексуального толка) подполковник Беспалый на дух не выносил наркоты и презирал наркоманов.