Не стреляйте в рекламиста - Гольман Иосиф Абрамович - Страница 17

…Замечание про Ахмета было для Ефима неожиданным. Это один из немногих случаев, когда Береславский повел себя как абсолютный кретин. Года три назад, — Ефим еще ездил на «Жигуле», — он парковался около крупной московской гостиницы. Приехал по делам. Долго не мог найти места, наконец встал на только что освободившееся.

Не успел выйти из машины, как подъехала белая «Волга». Из нее шустро вышли двое: среднего роста славянин и кавказец. Второй, маленький хмырь, роста с метр шестьдесят, назвался Ахметом и велел Ефиму освободить место. На недоумение того ответил, что Ефим найдет себе другое, а его, Ахмета, машине надо много места, потому что машина большая.

Береславский не придумал ничего умнее, как посоветовать купить Ахмету ишака, потому что ишак занимает много меньше места, чем «Волга». Славянин улыбнулся, а Ефим сразу понял, что ответ был опрометчивым. Во-первых, потому что он поддался антикавказским настроениям. То есть сделал то, что презирал в других. Во-вторых, потому что Ахмету явно хотелось уничтожить Ефима немедленно, не откладывая на завтра. С трудом сдерживался.

Береславский, найдя приключение, срочно продумывал, как из него выходить.

Однако, несмотря на тревожные ощущения, дело, не дав бурных всходов, так и заглохло. Теперь понятно — почему.

В общем, как ни крути, Флер прав во всем. Ефим так и сказал:

— Ладно, ты прав. Нет разницы, за кого просишь. И ты меня серьезно выручил с Ахметом.

— Но…

— Что — но?

— После такого ответа, судя по твоей роже, должно последовать «но»…

Теперь уже разозлился Ефим:

— А ты кем себя считаешь? Робин Гудом? И с Ахметом — тоже как Монте-Кристо. Предупредил бы меня — и все. Сам бы разрулил. Я что — с другой планеты, что ли?

— Да, ты прав. Я пришел за помощью. Но я тебя что, не выручил бы, если б мог? И еще: ты хочешь, чтоб твой сын жил так же, как ты?

Флер вздохнул, налил по полбокала сухого и положил руку на Ефимово плечо. Как когда-то. Во вторую взял бокал.

— Ты чертовски умный, Ефим. Я тебе иногда завидую. И смелый. Моя смелость дешевле. У меня оружие, охрана. Да я и без оружия кирпичи колю. Ты же толстый, очкастый и неуклюжий. Значит, твоя смелость дороже.

— Макс, ты за что предлагаешь пить? За мою смелость, за твою охрану? Я уже запутался что-то.

— Ты говнюк, Ефим. Ты даже дослушать не можешь старшего. Я предлагаю выпить за то, чтобы мои дети жили иначе.

— Принимаю, — согласился Ефим и выпил вино.

ГЛАВА 11

Страшный шел на меня со своей скотской улыбкой и здоровущим ножом. Я стрелял из «беретты», видел, как пули пробивали его рубашку, толкая назад. А ему хоть бы хны!

Я проснулся в тот момент, когда ужас достиг апогея.

Вот уж действительно, старик Эйнштейн прав! Проснулся в тюрьме. В вонючей камере. На жесткой шконке. А по лицу — я чувствовал это — растеклась идиотская счастливая улыбка. Слава богу, сокамерники не видели. А то бы подумали — спятил, сиделец.

Но старик Эйнштейн был прав по-крупному. Справив свои утренние дела на камерных удобствах и ощутив не головным, а, наверное, костным мозгом толщину стен, я потерял большую часть первоначального оптимизма.

Ну да ладно. Бог не выдаст, курица не съест.

Соседи мои оказались людьми спокойными. Никто и не думал отнимать у меня пайку или делать из меня женщину. Владимир Павлович, средней руки чиновник. Наверное, взяточник. На воле такие вызывают у меня отвращение. Здесь же он показался мне вполне милым человеком.

Инженер Николай убил свою жену. И похоже, не раскаивался. Опять-таки, я ему не судья. Я свою бы точно не убил. После того, как столько за ней пробегал.

Даже случайное воспоминание о Ленке вызвало теплую волну в душе. И — конкретное желание. От второго пора отвыкать. Кто знает, когда мы теперь свидимся?

Третий сосед — Витя. Молодой парень. Ему инкриминируют квартирную кражу. И, как он говорит, пытаются навесить на него все нераскрытые преступления.

Но в основном он не говорит, а молча лежит лицом к стене. (Саша сильно бы удивился, узнав, что именно Витя по приказу «кума»-оперативника внимательно вслушивается в каждое произнесенное им слово…)

Первый день моего заключения обещал быть спокойным. У ребят имелись домино и шахматы. Так что, если бы не запах и печальные, а главное, длительные перспективы, я бы только приветствовал такой перерыв. Чего-то в последнее время уработался.

Честно говоря, Ефим все меньше уделяет внимания работе, и все больше — своим увлечениям. Ничего не скажу, серьезные заказы по-прежнему идут через него. И, посидев часок за компьютером, он может на креативе* принести денег больше, чем наша типография за неделю. Но все зависит от его царственного желания. Не захочет — будет заниматься какой-нибудь ерундой. Раскручивать никому не нужного гениального художника, который к тому же забудет заплатить. Или писать стихи, которые нужны в этом мире десятку человек (среди них, к сожалению, моя Ленка). Или, что меня окончательно убило, — изучать японский язык. Он положил на это дело месяц! Месяц!!! Чтоб потом так же внезапно бросить это занятие.

А уж вникать в такие мелочи, как бухгалтерия и уменьшение налогового бремени, он не станет никогда. Не царское это дело! Подмахнет документы — и привет. Доверяет, паразит.

В налоговой наш красавец ни разу не появился. Цветы ношу я, конфеты — тоже. Конечно, у нас не та фирма, которой сильно интересуются, но все равно злит.

Кстати, если бы Ефим занимался бизнесом серьезно, мы бы были среди первых. Ведь нас, несмотря на финансовую немощь, все знают. Мы выполняли десятки заказов, которые не смогли сделать другие. Ефиму за час консультации платят столько, сколько второму бухгалтеру за месяц. Он честно отдает заработанное в кассу, которую веду я (не он же!). И продолжает заниматься идиотскими делами.

Я пытался с ним серьезно поговорить. Он только отсмеивается. Курево не рекламирует, хотя предложения были. Политику не обслуживает. Говорит, чтоб перед детьми потом не стесняться.

Взяток не дает. «Откатные» схемы у нас не в ходу. По крайней мере, по его контрактам. Как в таких условиях конкурировать?

Но самое паскудное — вот подумал о нем, обругал даже, а на душе лучше стало. Теплее.

Я, похоже, понял. Береславский — опиум для народа. С ним весело и хорошо. Но к нему привыкаешь. А его передозировка ведет к большим проблемам.

Надо это все не забыть и при встрече ему изложить. Не все же Ефиму насмехаться над людьми.

25 лет назад

Я родился в деревне Каменке, под Астраханью, в устье Волги. Почему Каменка — не знает никто. Кругом вода: бесчисленные протоки ерики рассекают равнину. По берегам — кусты. Можно заснуть в пяти метрах от протоки и не знать об этом. Многие ерики очень глубокие, несмотря на узость.

Капитанам «ракет» можно ходить только по обозначенным фарватерам, но которые местные, не сильно слушаются наставлений, и один чуть не сделал меня сумасшедшим.

Мы с Анютой отлично провели время в небольшом стожке, на который набрели уже ночью, и в нем же заснули. Проснулся я рано-рано утром. Анька еще спала.

Я вылез из стожка, сладко потянулся, возвращаясь к жизни, в полном смысле слова прекрасной и удивительной. Я так любил это время! Утренняя дымка рассеивалась, воздух — свежайший! Дышать — само по себе становится удовольствием!

И вдруг — прямо по полю, чернея на фоне встающего солнца, на меня двинулась «ракета»! Я, конечно, не боюсь судов на подводных крыльях — они у нас вместо автобусов. Но чтобы утром, по полю — и на меня!

Я похолодел, не в силах двинуться. В голове — мысли идиотские. Про летучих голландцев. Даже лицо рулевого в рубке вижу. С сигаретой в зубах.

Я чуть не спятил, ей-богу! Но метрах в десяти от меня «ракета» довольно резко повернула направо, подставив под обзор свой бок. Пассажиров на палубе не было. Капитан, видно, решал личные проблемы, гуляя по ерику лишь чуть шире судна.