Правда о врагах народа - Голинков Давид Львович - Страница 29

И все же саботаж продолжался.

Чиновники министерства государственного призрения (социального обеспечения) отказались сдать дела и ключи А. М. Коллонтай, назначенной Советским правительством народным комиссаром. А. М. Коллонтай писала в Военно-революционный комитет: «Прошу немедленно выдать ордер на арест членов стачечного комитета чиновников министерства государственного призрения, а также назначить наряд для приведения в исполнение этого ареста. Подлежат аресту следующие лица: Колумбовский, Волков, Афанасьева, Ордин, Зарин, Чернявский, Маркузе. Одновременно прошу прислать наряд в Министерство государственного призрения (Казанская, 7) для усиления охраны на сегодняшнюю ночь и в ближайшие дни».

14 ноября 1917 г. следственная комиссия революционного трибунала «ввиду упорного саботажа» арестовала чиновников министерства. После того как забастовщики сдали ключи и документы министерства, Военно-революционный комитет 16 ноября отдал распоряжение (за подписью Ф. Э. Дзержинского) об их освобождении.

Народный комиссариат просвещения 19 декабря 1917 г. писал в ВЧК: «До сведения Народного комиссариата по просвещению дошло, что параллельно с Комиссариатом по просвещению образовались заново некоторые отделы министерства народного просвещения, куда будто бы и направляется вся корреспонденция, адресованная на имя Комиссариата по просвещению, а также и обратно. Это „министерство“ отправляет свою корреспонденцию в адрес попечителей округов и других учреждений по народному просвещению. Нам известно, что в 6-й гимназии было собрание около 400 саботирующих чиновников в министерстве просвещения, и, возможно, что именно на этом собрании и сконструировались отделы „министерства“. Доводя об этом до сведения Комиссии по борьбе с контрреволюцией, прощу выяснить, соответствуют ли циркулирующие слухи действительности, и если окажется, что бумаги обращаются, минуя комиссариат, то принять самые энергичные меры к ликвидации самозваного „министерства“, вплоть до ареста членов его. Товарищ комиссара по просвещению Гр. Закс. Секретарь Е. Адамович».

Особенно опасным был саботаж чиновников в учреждениях, ведавших связью, здравоохранением, продовольственным снабжением.

В первые же дни революции саботажники и чиновники объявили о прекращении работы телефонной станций в Петрограде. В связи с этим 3 ноября 1917 г. декретом Совета Народных Комиссаров за подписью В. И. Ленина заведование телефонной сетью было поручено народному комиссару почт и телеграфов.

Работники министерства внутренних дел, в функции которых входил контроль за эпидемиологической обстановкой в стране, отказались выполнять свои обязанности, связанные с охраной народного здоровья. В приказе народного комиссара внутренних дел Г. И. Петровского отмечалось, что «следствием забастовки этих врачей было, между прочим, то, что три телеграммы, уведомляющие о появлении эпидемии чумы в Астраханской губернии и холеры в Бакинской губернии, оставались без рассмотрения».

Чиновники министерства продовольствия и деятели общественных учреждений, занимавшиеся продовольственным снабжением, также отказались сотрудничать с Советской властью.

18 ноября 1917 г. созванный саботажниками Всероссийский продовольственный съезд постановил прекратить доставку продовольствия в революционные центры, а заготовленный хлеб передать в распоряжение Учредительного собрания, когда оно соберется. Съезд избрал так называемый «Всероссийский продовольственный совет» во главе с В. Г. Гросманом (председателем Петроградской продовольственной управы).

27 ноября самозваный «Продовольственный совет» созвал в Петрограде в помещении бывшего министерства продовольствия совещание руководителей продовольственных учреждений. Во время заседания в зал вошел Ф. Э. Дзержинский с нарядом красногвардейцев. Феликс Эдмундович объявил, что, по решению Совета Народных Комиссаров, все присутствующие подлежат аресту. Председатель совещания Д. С. Коробов потребовал предъявить ордер на арест. Ф. Э. Дзержинский ответил, что он является товарищем народного комиссара по внутренним делам, и тут же выписал такой ордер.

В составленном затем протоколе, подписанном всеми присутствовавшими, отмечалось: «Товарищ министра (продовольствия. – Д. Г.) Н. Д. Кондратьев задал Дзержинскому вопрос, арестован ли он, а также другой товарищ министра С. А. Ершов. Дзержинский ответил: „Да“… Представитель служащих, в свою очередь, спросил, арестованы ли и они. Дзержинский ответил, что вопрос об этом будет выяснен потом. После того как представители служащих заявили, что они не подчиняются Совету Народных Комиссаров и не сдадут дел без распоряжения непосредственного начальства, они также были объявлены арестованными… Дзержинский предъявил требование о сдаче ему всех находящихся у присутствующих бумаг, что было исполнено».

Решительные меры против саботажников способствовали прекращению саботажа. Через некоторое время задержанные по решению СНК были освобождены.

Забастовки чиновников и служащих государственных и общественных учреждений вызывали возмущение народа, страдавшего от действий, вызванных контрреволюционными саботажниками.

В декабре 1917 г. в Народный комиссариат внутренних дел поступило такое заявление: «Настоящим довожу до вашего сведения: 1-е. Во всех частных банках сего числа производится сбор денег на формирование юнкеров по постановлению якобы профессионального союза служащих кредитных учреждений. 2-е. 15 декабря подготовляется всеобщая забастовка всех служащих как кредитных учреждений, так равно разных предприятий. Примите строгие меры. Для этого необходимо арестовать в каждом банке главарей: директоров, доверенных, а в особенности учетчиков. Мы, служащие разных банков, умоляем вас – спасите завоеванную нашу народную революцию. Снимите с учетов всех предателей, они хуже директоров тормозят все дело. Председатель собрания мелких служащих (подпись неразборчива)». Это заявление 19 декабря было передано в ВЧК Ф. Э. Дзержинскому и послужило материалом при расследовании дела о саботаже чиновников бывшего министерства финансов и кредитных учреждений.

28 ноября 1917 г. после «демонстрации в защиту Учредительного собрания» участвовавшие в ней чиновники-саботажники собрались в помещении бывшего Святейшего синода. Здесь они были арестованы сотрудниками Следственной комиссии революционного трибунала. Саботажники скрывали своих активистов, заявляли, что они собрались «случайно» и обсуждали вопросы, не связанные с забастовкой. Некий чиновник Н. К. Васильев, например, так отвечал на вопросы Следственной комиссии: «…Власти народных комиссаров подчинюсь, если ее признает Учредительное собрание…

Забастовка чиновников возникла стихийно… Мое отношение к забастовке было пассивное… В отношении приступа к работе считаю себя обязанным подчиняться решению профессиональной организации» (то есть саботировать. – Д. Г.) Следственной комиссии так и не удалось тогда выявить главарей саботажа. Арестованных чиновников 4 декабря освободили, однако 14 декабря была официально объявлена всеобщая забастовка служащих государственных учреждений Петрограда.

Слушанием дела о преступном саботаже начал свою работу только что учрежденный в Петрограде революционный трибунал.

10 декабря 1917 г. в бывший дворец великого князя Николая Николаевича пришли представители различных слоев населения. Были здесь и бастующие адвокаты, старые судебные чиновники, друзья и близкие подсудимой – известной общественной деятельницы, члена ЦК кадетской партии графини С. В. Паниной. По залу шмыгали бойкие корреспонденты антисоветских газет, все еще выходивших в городе; они заранее распространяли слухи о «жестокости» нового суда. Зал бурлил, клокотал, кипели политические страсти.

В час дня в зал вошел председатель Петроградского революционного трибунала Иван Павлович Жуков с шестью заседателями и, заняв место за столом, обратился к публике. «69 лет тому назад, – сказал он, – во время революции 1848 г. во Франции возникли революционные суды, которые назывались революционными трибуналами. И как те первые революционные суды, так и ныне начавший жить русский революционный трибунал, я надеюсь, будет строгим оценщиком, самым ярым защитником прав и обычаев русской революции. Он будет строго судить всех тех, кто пойдет против воли народа, кто будет мешать ему на пути. И я уверен, что невиновные перед волей революционного народа найдут в революционном трибунале наиболее надежного защитника. Объявляю заседание революционного трибунала открытым».