Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 12


12
Изменить размер шрифта:

– Да… да, я слушаю… – царица никак не могла расстаться с подаренной китарой, разглядывая ее со всех сторон.

– Меня волнует и тревожит недоброжелательное отношение царя Митридата Евергета к Риму.

– Слухи, сплетни… – поморщилась царица и со вздохом сожаления отложила китару.

– Это не только мое личное мнение, но и точка зрения Сената, – с нажимом сказал посол.

– Точка зрения… Сената? – Лаодика неожиданно почувствовала легкий озноб – до нее лишь теперь дошел смысл сказанного.

– Фригия – вся Фригия! – нужна Риму, и она будет нашей провинцией. Это несомненно, – надменно вскинул голову Скавр. – Последствия неразумной политики царя Митридата могут быть совершенно непредсказуемы. И в первую очередь для Понта.

Открытая угроза, прозвучавшая в словах легата, испугала царицу. Но, воспитанная при царском дворе Селевкидов, где интриги, заговоры и дворцовые перевороты были делом обычным, она сдержала свои чувства – сделала вид, что не придала особого значения высказываниям Скавра, и с любезной улыбкой принялась угощать его редкими восточными сладостями и густым кносским вином.

Но легат не обладал такой выдержкой, как Лаодика, привычная к восточной дипломатии, где подчас говорят одно, а подразумевают совершенно противоположное. Он с раздражением отхлебнул вина, поморщился – оно было сладковатым и отдавало паленой костью – и, не дожидаясь, пока встанет царица, поднялся со скамьи. Скавр знал, что этот поступок означает неуважение к сану Лаодики, и все же сдержать себя не мог, да и не хотел. Внутри у него кипело, он проклинал и Сенат, всучивший ему посольские полномочия, и вынужденное трехнедельное томление в ожидании ответа царя на послание, и острую жирную восточную кухню, после которой мучили колики в животе и изжога поутру, и, наконец, медлительного и сверхосторожного Макробия, так долго и пока безрезультатно плетущего сеть опасной интриги.

– А еще в Риме обеспокоены тем, что ты, мудрая правительница, не в чести у своего мужа, – посол тяжело, со значением, посмотрел на царицу. – Твоим друзьям это вдвойне обидно. Они просили передать, что, как в прежние времена, готовы оказать всяческую поддержку и предоставить, если понадобится, кров, соответствующий твоему высокому сану.

– Нет! – возглас вырвался непроизвольно; Лаодика изменилась в лице, вскочила и прикрыла рот ладонью, будто пыталась остановить слова, рвущиеся наружу.

Она смотрела на Марка Эмилия расширенными глазами, в которых билась птица со сломанными крыльями…

«Да, да! – удовлетворенно думал посол, принимая вечером горячую ванну. – А чтобы мои намеки были восприняты правильно, любезнейший Марк Север, на днях возвращающийся из своего вынужденного путешествия, – рассмеялся жирным смешком, – нижайше попросит царственную Лаодику изъявить ему большую милость – превратить данные ему долговые расписки в нетленный металл…»

Гопломах Тарулас не спеша шел по ночной Синопе. Сегодня занятия в гимнасии закончились поздно, и пока под его руководством дежурные эфебы приводили в надлежащий вид учебное оружие и доспехи, стемнело. Впрочем, домой он не торопился – убогая каморка, его жилище, не была тем местом, куда после трудов праведных могла стремиться для отдохновения человеческая душа.

Легкий бриз посеял на черное небо необычайно яркие звезды. Сложный и приятный аромат цветущего разнотравья изгонял из легких запахи разопревшей кожи ремней, пота и пыли фехтовальной площадки. Тарулас почувствовал, как непонятное томление вдруг заставило сильнее забиться сердце, хмельной волной хлынуло в голову. Юность, радостная и беззаботная, где ты? Да и была ли она у него? Просто сон, призрачное видение…

Холодный металл клинков, осиными жалами метнувшихся к его груди из темноты переулка, он не увидел, а скорее ощутил кожей. Привычка старого воина всегда быть настороже и на этот раз сослужила ему добрую службу. Тарулас мгновенно пригнулся и приемом кулачного боя, которому научился у эллинских гоплитов, опрокинул на землю одного из убийц. Второй, судя по всему, фехтовальщик неопытный, вместо того, чтобы тут же повторить удар, растерялся и неуклюже отскочил в сторону. Это промедление для гопломаха оказалось спасительным – перехватив руку второго убийцы с коротким персидским акинаком, Тарулас со страшной силой швырнул его через себя на каменные плиты. Бандит коротко охнул и затих в беспамятстве.

Но был еще и третий. Он прыгнул на гопломаха с крыши заброшенного дома словно барс. Махайра Таруласа рассыпала в темноте золотые искры, отбив коварный удар в бок.

Теперь у гопломаха противник был достойный. Его широкий римский меч находил самые уязвимые места в защите Таруласа, и только самообладание и отменная выучка бывшего центуриона позволяли ему избежать смертоносного удара.

– Барра[95]! – наконец подал голос противник Таруласа и сделал молниеносный выпад с колена, целясь в незащищенный живот гопломаха.

Но и этот, почти неотразимый, удар встретила махайра Таруласа.

– Гром и молния! – вскричал плохо различимый в темноте противник гопломаха, отскочив на безопасное расстояние. – Пусть меня поглотят волны Коцита[96], но я не верю! Это невозможно! Только один человек был способен защититься от этого удара! Но его нет в живых…

– Пилумн?! – Тарулас опустил махайру. – Ты?! Здесь, в Понте?

– О, боги, я сплю! Прочь, прочь! Наваждение… – противник гопломаха в страхе прижался к стене и забормотал заплетающимся языком заклинания: – Прозерпина благая, красная, жена Плутонова, Сальвиею зовомая, выставь на мой выклик пса трехликого, да прогонит он от меня злых лемуров. Три жертвы я тебе обещаю…

– Товарищ мой старый, опомнись. Я не приснился тебе. А в царство Плутона мне еще рано, дружище, – и Тарулас с облегчением рассмеялся – противником оказался бывший легионер его центурии, прозванный за силу и буйный нрав Пилумном[97].

– Рутилий! Брат… – Пилумн бросил меч и упал перед гопломахом на колени. – Как же это… Я тебя, своей рукой… У-у, горбатый пес! – он погрозил кулаком в темноту.

– Встань, – помог ему подняться Тарулас. – Ты как здесь оказался?

– Об этом потом… – Пилумн прислушался.

Где-то неподалеку послышался топот ног и тревожные оклики.

– Ночная стража! – вскричал Пилумн. – Уходим! – потянул он за собой Таруласа-Рутилия.

– Куда?

– Есть места, – коротко хохотнул довольный и радостный Пилумн. – Там и поговорим…

Харчевня, куда привел Пилумн бывшего своего центуриона, пользовалась в Синопе дурной славой. Называлась она «Мелисса»[98], по ночам и впрямь напоминала дупло с пчелиным роем, но цветочной пыльцой и душистым медом там и не пахло. Собирались в харчевне большей частью прощелыги, стареющие гетеры и бесшабашный портовый сброд, поклоняющийся Лаверне[99].

– Вина! – Пилумн пинками согнал со скамеек двух попрошаек, отсчитывавших медные оболы[100] в ладонь растрепанной, нетвердо держащейся на ногах гетеры, одетой в замызганную бассару[101]. – Прочь, вшивота! Вина, синопский циклоп!

На его зов прибежал хозяин «Мелиссы», вольноотпущенник-фригиец, толстобрюхий, одноглазый уродец на удивительно тонких, кривых ногах; его, словно в насмешку, прозвали Сабазий[102].

– Убери эту кислятину! – Пилумн, отхлебнув из кувшина, принесенного Сабазием, с отвращением сплюнул на замусоренный пол. – Еще раз подашь мне такое паскудное пойло, и я проткну твое брюхо вертелом. Неси сюда из своих личных запасов, старый скупердяй.

вернуться

Note 95

Барра – боевой клич римских легионеров, сродни русскому «ура».

вернуться

Note 96

Коцит – река в Тартаре (преисподней).

вернуться

Note 97

Пилумн – тяжелый пест для дробления зерна.

вернуться

Note 98

Мелисса – пчела (лат.)

вернуться

Note 99

Лаверна – древнеримская богиня прибыли, покровительница воров.

вернуться

Note 100

Обол – серебряная, а впоследствии медная монета в Древней Греции; О. клали в рот умершему для уплаты перевозчику Харону при переправе в подземное царство Аида (Плутона).

вернуться

Note 101

Бассара – длинное женское платье без рукавов, из белой полупрозрачной ткани, ниспадающей свободными складками.

вернуться

Note 102

Сабазий – фригийское божество, отождествляющееся с красавцем Дионисом, сыном Зевса.