Требуется король - Аматуни Петроний Гай - Страница 9

2

Остаток этого бурного дня Василько не выходил из палатки. Пережитый им позор — а иначе его скандальный проигрыш не назовешь — тяготил мальчика.

Припоминая свои распоряжения во время игры, он все больше убеждался в их ошибочности, даже бессмысленности и раскаивался. Но сделанного не воротишь.

Незаметно он все же уснул; спал плохо и проснулся ранним утром от боли в боку. «Наверно, продуло», — предположил Василько.

Прихрамывая, вышел из палатки, где всё еще могуче храпели пешки белых, и увидел своего знакомого Дэ-Семь.

— Здорово! — обрадовался солдат.

— Здравствуйте…

— А я тебя стерегу. Зря ты, когда был нашим величеством, не слушал нас.

— Сам теперь понял.

— Да? — обрадовался солдат. — Ну, коли так, не печалься… Ферзь наш жалеет. «Характер, — говорит, — у него истинно королевский… И стать, и велеречивость имеет.

Кабы еще играть мог в шахматы, то лучшего и желать не надо!»

— Я-то вообще играю, — сказал Василько, — но вчера загордился малость.

— Да, — согласился солдат. — Заелся ты, слов нет… А что кривишься-то?

— Бок болит.

— Айда к фершалу! Вон в том шатре…

— Может, пройдет?

— Нам тут ждать не разрешают. Сразу идти велят! В шатре с красным крестом дежурил пожилой медик, читавший еженедельник «64». Увидев пациентов, он отложил чтение и поднял очки на лоб.

— Оба?

— Никак нет, — пояснил Дэ-Семь. — Вот они-с занедужили…

— Имя!

— Василько.

— Это еще что такое? — удивился фельдшер.

— Никак нет, — усмехнулся солдат. — Их величают Дэ-Два. Бок у них страдает.

— Ружье! — скомандовал фельдшер. Василько вытаращил глаза.

— Они новобранец, — опять за Василько ответил солдат. — Сейчас принесу. Мигом.

И действительно, принес через минутку ружье, на прикладе которого было написано: «Дэ-Два». Фельдшер вынул затвор, понюхал, глянул в ствол на свет, что-то буркнул недовольно, выписал рецепт, сунул его Василько и вновь углубился в чтение.

— Идем, — шепнул Дэ-Семь.

Вышли, и Василько прочел: «Вычистить личное оружие да и впредь…»

— Тоже мне, медики! — усмехнулся мальчик.

— Не скажи так, — возразил Дэ-Семь. — Ты вот спать улегся, а ружье не подготовил для боевого дня…

— А при чем тут ружье, если у меня — бок?!

— Так ведь у нас, ежели обязанности свои запустишь — значит, и болеть начнешь. Хочешь быть здоровым — неси службу честно!

— Да вы что?!

— Уж как есть… Только королей это не касаемо, потому как ежели король нерадивость проявит, то ему самому ничего, а вот подчиненным — труба выходит! Как вчера…

— Ой-ё-ёй! — воскликнул Василько. — Ну и дурень же я…

— Ничего, — успокоил Дэ-Семь. — Все время умным быть — устанешь! Но и дураком ежели долго, то для здоровья вредно… Давай лечиться начнем.

Вдвоем они принялись чистить ружье и смазывать его; вскоре боль в боку стала утихать, а потом и вовсе прошла.

— Легче? — спросил Дэ-Семь.

— Не болит! — поразился Василько.

— А чо я говорил? Фершалу лучше знать. У нас правила. А без них — ничему ума не дашь… Однако уже и есть пора. Айда в харчевню, в столовую тоись. Вон в том шатре. Я угощаю…

3

Номер в гостинице был двухкомнатный, и мне понравился. Только я расположился, как принесли ужин. Только поужинал и достал из кармана сигареты, как услышал со стола знакомый голос:

— Умоляю вас, повремените с курением!

— А, Блаттелла, — обрадовался я. — Ладно, потерплю… Вы не скажете, как попал сюда Василько?

— Пока затрудняюсь ответить. Спросите у него самого.

— Хорошо. Вот ваша статья…

Я положил тетрадь на стол рядом с тараканом, сказал «мини», и она, как и прежде, стала совсем крошечной.

Блаттелла с любопытством принялся просматривать мои поправки. Молчание несколько затянулось, и я с беспокойством спросил:

— Ну, как?

— Вы столько повычеркивали, что я поражаюсь вашей смелости.

— Смиритесь, Блаттелла. Я желаю вам только добра.

— Это так необходимо?

— Главное, Блаттелла, краткость… Все остальное приложится: ведь нынешние читатели стали такими сообразительными, что поймут с одного слова, уверяю вас…

— Стойте! — взволнованно воскликнул Блателла. — Я придумал. А что если мы вычеркнем все, понимаете — все!

— Полностью?

— Нет, что вы! Мы оставим одно слово: «Та-ра-кан». И каждый вообразит себе, что захочет.

— Блестяще, Блаттелла! Вы — гений.

— Ну, что вы, — смутился таракан. — Это вы натолкнули меня на такую мысль…

— Я очень рад, Блаттелла, что смог оказать вам услугу.

— От всей души желаю и вам, — сказал таракан, — добиться такой же краткости, когда будете писать свою новую книгу… Изложите все одним словом! Например, оставьте свою фамилию, и хватит с читателей: пусть остальное домысливают сами…

Не успел я ответить, как Блаттелла убежал. «Почему он обиделся на меня? — недоумевал я. — Мне удалось сократить его статью всего на три четверти, и он еще недоволен…»

Увидев на тумбочке книгу «Шахматы», я взял ее, прилег на диван и открыл главу «Пешка».

«Пешка, — прочел я, — важное средство развития игры в дебюте и осуществления различных комбинаций. Великий французский шахматист Филидор сказал: „Пешки — душа партии!“

Особенно ценны они в конце игры, потому что могут превратиться в любую фигуру. Вспомним пример из турнирной практики…»

Это было то, что надо! Мне хотелось обязательно помочь Василько. «Мы вернемся домой только вдвоем!» — решил я.

4

Толстый лысый харчевник, увидев входящих посетителей, крикнул служанке:

— Поскребла середу[1] чернавка,[2] и будя. Гляди-кось, щапы[3] пожаловали!.. А ну, живо, примай их, не то шелопугой[4] огрею по потылице.[5] Вам чего будет угодно? — обратился он к «щапам». — Ежели выть,[6] так, должно, рано. Скидайте спанечки,[7] али вы так, налегке?.. Пеструху не желаете?..

— По-каковски это он? — не понял Василько.

— По-старинному, — тихо ответил Дэ-Семь. — Он такими словами посетителей завлекает… Пеструха — это значит перепелка.

— Аль рябу?..

— Рябчиков тоись, — как бы перевел Дэ-Семь.

— Надысь гляжу, — болтал без умолку словоохотливый харчевник, — вроде курева[8] вдали… Опосля развеялось, и вижу отсель меты[9] коня на хряще,[10] а еще чуток — входит поляница…

— Богатырь, — пояснил Дэ-Семь.

— Хороший был гость — с аппетитом и щедрый.

— Нам, хозяин, — степенно начал заказывать Дэ-Семь, — подай щей по котелку, опосля двух пеструх, еще погодя — по рябе на брата и кваску запить.

— Добре! — кивнул харчевник. — Чернавка! Слыхала, небось?

— Да уж как не слыхать? — отозвалась служанка. — Как есть бегу… — и, не торопясь, направилась на кухню.

— Не много ли на завтрак? — ужаснулся Василько.

— Еще может не хватить! — подбодрил Дэ-Семь. — Это короли по яйцу, по шматку сала да по буханке хлеба, больше по утрам не принимают — важничают. А нам с тобой негоже привередничать: нонче солдат, а потом, гляди, — ферзь уже! Я кем только не был за свои ж изни…

И точно: аппетит разыгрался у Василько отменный — все съел да еще косточки обгрыз. Сказано: воздух свежий да сон в палатке — не то, что в пионерских лагерях. Дома по многу этажей, мебель полированная, форточки не открыть, чтоб детей не простудить; а в ту рпоходы на машинах едут километров двадцать, потом пройдут пешком (всё больше по дорожкам) километра два — и снова по машинам.