Майкл осторожно перешагнул через «трупы» девочек, стараясь не задеть не только их самих, но и их косы и даже ленточки от их кос, залез под столик и улегся там.

И я и Номер Первый тщетно звали его, манили; он только вежливо улыбался из-под столика, но к нам не шел.

Я уложил Номера Первого на свое место на кровати — пускай беспокойные соседи ему суют ноги в нос. Сам я выбрал щелку между остальными мальчиками и улегся прямо на полу.

Глава пятнадцатая

Сколько можно съесть мороженого?

Таких неслыханных неприятностей мы никогда не причиняли своим соседям. Миша вторгся на нейтральную территорию — он устроился на ночь на раскладушке поперек кухни. Уже одно это было преступлением: ведь Тычинка не смог добраться до градусника.

Утром своего соседа я увидел мельком, издали. Как только я вышел в переднюю, Тычинка сейчас же скрылся у себя в комнате. Я не мог разглядеть выражение его глаз, спрятанных за толстыми стеклами очков.

Ко мне подбежала Соня и обиженно сказала:

— Папа, я поздоровалась с Иваном Ивановичем, а он отвернулся.

Когда ребята проснулись и начали вставать, они хоть и на цыпочках, но все же задвигались по кухне и передней. Толпиться в ванной комнате и умываться над раковиной ведь нужно?

Нужно.

Тычинка ушел на работу, кажется даже не помывшись.

Перед походом по Москве мы наскоро напились чаю. Миша ушел сдавать экзамен по химии, а мама занялась солением и маринованием грибов.

От моей квартиры до Научно-исследовательского института судебной экспертизы можно добраться и на метро и на троллейбусе, но мы решили идти пешком, хотя путь предстоял немалый. Кто хочет по-настоящему смотреть Москву, должен ходить только пешком.

Магдалина Харитоновна собрала всех ребят вокруг себя. Она убедила их вести себя совершенно идеально, слушаться ее, Люсю и меня совершенно беспрекословно, шагать только строем, ни в коем случае не отбегать в сторону, останавливаться только для осмотра достопримечательностей.

— А как же мороженое? — воскликнул Витя Перец.

Одетый в Сонину кофточку с вышивкой, старательно припрятанной за красным галстуком, в Сонины тапочки, в штаны соседского мальчика, он был так же наряден и весел, как и все.

— И газировочка, — протянула Галя.

Решили: будем останавливаться на интересных местах, не пропуская тележки с мороженым и газировкой.

* * *

О нашем дальнейшем странствии по Москве лучше всего расскажут любопытные листочки, найденные много времени спустя в кармане брюк соседского мальчика. Эти листочки не имели подписи, но я и Соня сразу убедились, что автором их мог быть только Витя Перец, и, конечно, эти черновые записи предназначались для небезызвестного голубого ВДОДа.

Первая наша остановка — площадь Маяковского. Смотрим — мороженщица. Мы к ней бегом. Какие вафельные стаканчики вкусные! Я таких никогда не ел.

А какие широкие улицы! Улица Горького — прямо, а Садовая — поперек. Синие троллейбусы, красные с желтым автобусы, разноцветные легковые мчатся по Садовой в семь рядов и в туннель ныряют, а туннель весь из серого камня, широченный, освещенный электричеством и очень красивый. А по улице Горького автомашины над туннелем поверху несутся. Люди улицы под землей переходят. А один дяденька в белой рубашке захотел на другую сторону перескочить. Он между машинами прыгает, а милиционер свистит. Вдруг дяденька на другого милиционера нарвался, руками размахивает, пустой карман выворачивает, а милиционер что-то в книжечке пишет.

Мы пошли по улице Горького. Впереди доктор, Номер Первый и Майкл, потом все мальчишки по два в ряд, потом девчонки, а сзади Люся и Магдалина Харитоновна. Как прохожие толкаются! Некогда им, что ли?

В каждом доме в нижнем этаже магазины. Самые интересные — гастрономы. Там настоящие горы из бутылок, из фруктов, из консервных банок.

А Номер Первый сказал:

«Как все изменилось! Сколько домов новых! Так бы и ходил по Москве да любовался!»

Мы опять встретили мороженщицу и купили еще по два стаканчика и Майклу дали мороженое, а он двумя лапами за стаканчик, нос — туда… и все вылизал.

Потом смотрим — памятник Пушкину темно-серого цвета. Дома кругом высокие, а Пушкин совсем маленький. Он стоит в зеленом садике, руку — за пазуху и глядит сверху на прохожих.

Вдруг одна маленькая девочка к памятнику подбежала, на ступеньку букетик белых гвоздик положила и опять убежала.

Эх, жалко, цветов не захватили! Я подошел к Пушкину, вынул из кармана красненькое яблочко и спрятал его в самую середку девочкиного букета. А Володька засмеялся. Я страшно рассердился, думал стукнуть его. Только на московских улицах драться запрещается. И опять мы купили мороженое и пошли дальше.

А доктор сказал:

«Я вас лучше переулками проведу. Так будет гораздо ближе и быстрее ж.

И повел. В переулках прохожих совсем мало, а дома тоже высоченные, сами переулки какие-то кривые. Доктор то сюда повернет, то туда. А мы за ним.

Номер Первый ему крикнул:

«Доктор, да вы что-то путаете!»

Я смотрю — и правда доктор стал красный, как яблочко, и все бормочет:

«Какие ненормальные переулки! Всю жизнь в Москве живу и никак их не запомню».

Номер Первый очень рассердился:

«Я в институт спешу; может, уже прочли письмо, а из-за вас только время теряю».

И нам тоже охота поскорее узнать, прочли там письмо или нет.

Да еще ни одной мороженщицы в этих переулках не видно.

А доктор никак не хочет сознаться, что заблудился, идет молчит и губы кусает. Мне бы месяц в Москве прожить — я бы всюду правильную дорогу отыскал. Пришлось нам прохожих спрашивать. Оказывается, мы совсем в другую сторону повернули. Наконец вышли на широкую улицу.

Доктор очень обрадовался и сказал:

«Я знаю про каждый дом занятную и длинную историю. Хотите, расскажу?»

А Номер Первый все нас торопит:

«Некогда, некогда, я чувствую, в том письме столько интересного. Идемте дальше».

Увидели мороженщицу, снова купили, Майкла угостили.

А доктор спросил:

«Не много ли мороженого?»

А мы в ответ:

«Очень давно не ели».

Доктор сказал:

«Я очень беспокоюсь, как бы у вас животы, не заболели».

Тут как раз мы увидели высокую красную кремлевскую стену, я стал на нее смотреть и сделал вид, будто этих докторских слов не услышал. Через садик мы подошли к Москве-реке. А в Золотом Бору река еще шире. Мы перешли по мосту на другую сторону.

Здесь Номер Первый сказал нам «до свидания». Он с Майклом заторопился узнавать насчет письма.

И я тоже иду и все думаю: а что в том письме написано?

Мы остановились в конце моста. Какой отсюда Кремль красивый! Но мы его давно знали. Я еще помню — в букваре есть картинка, только не раскрашенная. Над рекой кирпичная кремлевская стена с зубчиками и башни с острыми макушками. А за стеной — зеленая гора, а на горе — большой белый дворец с красным флагом, рядом — белые соборы. Как ярко горят на солнце золотые купола! А красные звезды на башнях горят еще ярче.

И опять мороженщица. Мы все ее окружили.

«Послушайте! Послушайте!» — кричали доктор и Магдалина Харитоновна.

А мы кричали: «Во рту совсем пересохло!» — и всё покупали.

Вдруг Володька как заорет и кувырком на асфальт и ногами забрыкал. И у меня в животе такая страшная боль, точно меня колышком проткнули, и в глазах сразу потемнело. Я упал, глаза закрыл, только слышу — Магдалина Харитоновна на всю улицу: «Доктор, доктор, спасите!»

Я чуть-чуть один глаз приоткрыл и опять закрыл — пускай думают, что я умер. Доктор мне рубашку кверху и изо всей силы как начал кулаком тискать и мять живот. Ну в точности как моя мама, когда сдобное тесто в квашне месит. Сперва было ужасно больно, а потом только щекотно. Живот стал проходить. И я опять чуть-чуть один глаз открыл.

А вокруг нас целая, толпа! Милиционер стоит, никого близко не пускает.

Прохожие спрашивают:

«Двух мальчиков задавили? Кто задавил? Где машина? Удрала? А номер записать успели? „Скорую помощь“ вызвали?»

Вдруг страшный гудок! Я опять сквозь ресницы посмотрел. Вижу — светло-серая машина, и оттуда два доктора в белых шапочках и халатах выскочили, сумку с красным крестом и носилки тащат… Ой! Да это «скорая помощь»!

«Где раненые? Костя, давай поднимай». Володька как завопит: «Не хочу „скорую помощь“!» — и в воздухе ногами.

А я прыг, поддернул штаны и драла: так и убежал. «Скорая помощь» уехала пустая. Все чужие люди ушли. Я подошел. к нашим и узнал: Володька-то восемь стаканчиков слопал, а я сколько — не скажу.

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Сорок изыскателей - Голицын Сергей Михайлович - Страница 30