Глядящие из темноты - Голицын Максим - Страница 20

— Нет, — неуверенно произнес Леон, — не совсем. Странная штука, знаешь…

— Ладно-ладно, — отмахнулся Берг, — зафиксируй, потом разберемся. До связи.

Передатчик отключился.

Леон вернулся к лагерю. Айльф и Сорейль спали, завернувшись в плащи, рядом мягко переступали с моги на ногу стреноженные животные. Солнце поднялось высоко, но он не стал тревожить спутников. Берг велел торопиться, но сначала пусть отдохнут — слишком уж тяжелой выдалась эта ночь.

Он отыскал в сумке таблетки стимулятора, проглотил одну и запил водой из фляги. Усталость притупляет реакцию, а ему нужно иметь ясную голову. Путь до Солера казался безопасным — один раз он уже проделал его, правда, в сопровождении вооруженного отряда, — но сейчас окружающий мир вдруг показался ему издевательски ненадежным; сдерни пестрый покров с верескового поля — и увидишь клубок шевелящихся червей.

«Это всего лишь неясные ощущения, — подумал он, — так дело не пойдет, для того, чтобы разобраться, их надо систематизировать». Он вновь отошел в сторону, подальше от спящих, и включил диктофон.

«Говорит этнограф широкого профиля Л. Калганов.

10 травня 1185 года от сотворения мира по местному летоисчислению.

Суеверия местных жителей построены на сложной системе табу и умалчиваемых, но подразумеваемых понятий. А потому трудно иногда понять — либо за невысказанным скрывается нечто важное, либо данный объект просто не представляет интереса. Впервые я столкнулся с этим, исследуя заброшенный рудник в Мурсианских горах. С ним связаны достаточно противоречивые легенды — что, впрочем, типично для мифологических конструкций такого рода, однако, возможно, какое-то рациональное зерно в этих преданиях имеется. Углубившись в шахту, я не обнаружил никаких артефактов, за исключением непосредственно связанных с заброшенными горнорудными разработками, однако тем не менее отметил наличие странных ощущений, как то: потерю ориентации в пространстве и во времени, зрительные и слуховые галлюцинации… Косвенно психогенная природа наблюдаемых мной явлений подтверждается тем, что у меня и у сопровождающей меня местной жительницы описываемые ощущения не совпадали. Все это заставляет предположить наличие каких-то вредоносных испарений или же прежде незарегистрированного излучения, влияющего на психику. Дополнительным подтверждением неких, пока не изученных процессов в недрах служит и однократно наблюдаемый мною и палеопсихологом Бергом феномен свечения горы. То, что упомянутые физико-химические процессы не были зарегистрированы Первой Комплексной, возможно, связано с тем, что явление не поддается регистрации снаружи: горные породы выполняют роль экрана — в частности, это распространяется и на работу передатчика внутри горы.

Понятно, что такое мощное явление аборигены не могли обойти вниманием — с горой связано множество легенд и преданий. Вполне возможно, что до распространения доминирующей религии она была объектом поклонения местных жителей и обожествлялась. Персонификацией такого обожествления могут быть подземные существа корры, аналог наших лепреконов — остатки культа корры встречаются практически повсюду, особенно в глухих, труднодоступных местностях».

Он задумчиво покачал головой, выключил диктофон и вернулся к спутникам. Солнце уже почти добралось до зенита, и застилавшая горизонт дымка испарилась. Краски стали свежими, точно промытыми, как это бывает весной, и теперь было видно, что в той стороне, где находился Ворлан, небо затянуто мутной пеленой.

Он потряс Айльфа за плечо:

— Пора вставать.

Юноша сел, хлопая глазами.

— Что-то случилось, сударь?

— Нет-нет, — успокоил его Леон, — просто нам нужно поторапливаться, если мы хотим хоть сколько-нибудь пройти до темноты.

Айльф осмотрелся, ноздри его напряженно вздрогнули — точь-в-точь дикий зверек. Потом заметил:

— Ворлан до сих пор горит.

— Да, — сказал Леон, — верно.

— И, сдается мне, не только Ворлан.

Леон проследил за его взглядом: еще дальше к югу в синем небе тоже высился мутный, сизый, почти невидимый столбик дыма.

— Пожалуй, — пробормотал Леон, — нам действительно стоит поторопиться.

— Пусть она еще немного поспит, пока я соберу вещи, сударь, — сказал Айльф.

— А ты как думаешь, что там происходит?

— Должно быть, конец света и впрямь вот-вот наступит, — флегматично констатировал парень.

Леон автоматически поднял голову, выискивая в небе сверхновую — он как-то совсем позабыл о ней. Нашел он ее с трудом — пылающая оболочка, стремительно распространяясь все дальше, теряла плотность, а заодно — и былую яркость.

— А может, — задумчиво продолжал юноша, — вовсе и не мурсианцы эти злосчастные; это его светлость маркграф чем-то не угодил Двоим. Потому как, если, к примеру, пострадали только угодья лорда Ансарда — одно дело. А уж если такие беды обрушились повсеместно…

«Еще немного, и я приму эти доводы, — подумал Леон. — Действительно, как все просто — либо Создатели ополчились на маркграфа и это, что называется, неприятности местного масштаба, либо всеобщий апокалипсис. В конце концов, выкладки Айльфа по-своему логичны — не менее логичны, чем все наши отсылки к стохастике и теории вероятностей».

— Буди Сорейль, — сказал он, — поехали.

Вечер надвигался неспешно, но неуклонно: небо потемнело, и Айльф уже несколько раз озабоченно оглядывался в поисках предполагаемого места для ночлега, но его все время что-то не устраивало — он досадливо качал головой и погонял своего мула дальше. Леон следовал за ним. Он уже начинал тревожиться — какой бы хрупкой ни была Сорейль, лошадь все равно устала, перенося двойную ношу.

— Что тебя беспокоит? — спросил он юношу.

— Не стоило бы ночевать под открытым небом, сударь. Мало ли кто на нас наткнется.

— Ты боишься людей или зверей?

— Людей.

— На пути туда нас никто не потревожил, — заметил Леон и тут же сам удивился собственной глупости.

Айльф, похоже, удивился не меньше.

— Так мы же с его светлостью ехали, — мягко, как недоумку, пояснил он, — кто же нападет на вооруженных всадников? Таких дураков нет. Потом, опять же, конец света… Кое-кто может подумать, что неплохо бы повеселиться напоследок — терять-то нечего…

— Ну и как нам быть?

— Может, — бодро сказал Айльф, — наткнемся на какое-нибудь жилье.

— В лесу?

— Почему бы и нет? Люди везде живут. На землянку дровосеков можно наткнуться или на хижину угольщиков… Да и лесник наверняка где-то поблизости — угодья-то его светлости… А мы с вами теперь тоже — его светлости люди. Так что он нас приютит, накормит, а может, и лошадь продаст.

— Ну уж нет, — возразил Леон, — никакой я не человек его светлости. Я сам по себе.

— Все вы, господа, гордые… Это пока жареный петух в темечко не клюнул. Всегда лучше быть при ком-то. Когда ты сам по себе, тебя все равно что и нет…

Дым вдали за кромкой леса, вместо того чтобы поблекнуть в сумерках, был теперь хорошо виден — он приобрел розовый оттенок, которым подсвечивали его снизу невидимые языки пламени.

Леон так привык к сидящей у него за спиной молчаливой Сорейль, что никакого неудобства не чувствовал. Но она-то, должно быть, думает иначе.

— Ты очень устала? — спросил он.

Она вздрогнула, точно очнувшись от тяжкого сна. Потом шепотом отозвалась: — Нет.

— Потерпишь немного?

— Да, сударь.

Сверхновая в вечернем небе светила гораздо слабее, чем прежде, — не звезда, призрак звезды; временами ее заслоняло бродячее облачко дыма… «Конец света, — подумал Леон, — надо же, такое совпадение. Вот так всегда — на всякое мало-мальски значимое событие в истории всегда найдется какое-нибудь солнечное затмение либо комета… нечто из ряда вон выходящее. А на деле, может, никакого солнечного затмения во время, скажем, Игорева похода и не было, может, летописец вообще ничего подобного в жизни не видел, может, дед ему рассказывал, но что за историческое событие без затмения?»

Неожиданно сплошная зеленовато-бурая стена распалась, и Леон смог различить меж стволами просеку, ведущую в глубь лесной чащи.