Остров Голубых Дельфинов - О'Делл Скотт - Страница 9

Оно приходилось как раз напротив каменной террасы, с которой я и Юлейп наблюдали за битвой. Песок тут лежал ровно и гладко, но я взяла палку и, понимая, что сундук скорее всего занесло песком во время шторма, наделала по широкому кругу множество ямок.

Примерно посередине намеченного мной круга палка ткнулась во что-то твёрдое. Уверенная, что это камень, я, однако, копнула руками и обнаружила чёрную крышку сундука.

Раскопки заняли у меня всё утро. Сундук был захоронен волнами очень глубоко, поэтому я даже не пыталась выкопать его целиком, с меня хватило бы освободить крышку.

Когда солнце близилось к зениту, на берег набежала первая приливная волна – и заполнила вырытую яму песком. Каждая новая волна приносила ещё песку, и в конечном счёте сундук снова оказался погребён. Несмотря на натиск волн, я осталась стоять рядом: уж больно не хотелось начинать поиски заново. С отливом я опять принялась копать, сначала ногами, а потом, когда добралась до крышки, руками.

В сундуке оказалось полным-полно разноцветных бус, браслетов и серёг. Забыв про наконечники для копий, которые я искала, я вытаскивала из сундука каждую побрякушку и играла ею, подставляя лучам солнца. Потом нацепила на себя самые длинные бусы (ярко-синего цвета), подобрала к ним пару синих браслетов, годившихся мне по размеру, и, красуясь, пошла вдоль берега.

Я прошлась по всей длине залива. Бусы и браслеты приятно позвякивали на ходу. Я чувствовала себя невестой вождя.

Но вот я достигла подножия тропы, у которой разгорелось сражение, и на меня нахлынули воспоминания – о погибших и о тех, кто привёз на остров эти украшения. Я вернулась к сундуку и долго стояла перед ним, глядя, как сверкают на солнце браслеты и бусы, висевшие у меня на шее. «Теперь они не алеутские, они мои», – уговаривала я себя. Однако я всё равно понимала, что ни за что на свете не смогу носить их.

Я сняла браслеты, сняла ожерелье. Потом вытащила из сундука остальные украшения, зашла на глубину и швырнула их как можно дальше в море.

Железных наконечников для копий в сундуке не оказалось. Я закрыла крышку и присыпала её сверху песком.

Затем я поискала оружие на месте битвы и у подножия тропы. Не найдя ничего и там, я бросила поиски.

После этого мысль об оружии не посещала меня много дней – до тех самых пор, пока однажды не объявились бродячие собаки. Они всю ночь провыли под моей скалой. С рассветом собаки ушли, но недалеко. Днём я видела, как они крадутся за кустами, искоса поглядывая в мою сторону.

Следующей ночью они опять пришли на мыс. Хотя я закопала остатки своего ужина в землю, они откопали их и передрались из-за объедков. Потом стали ходить взад-вперёд у подножия каменной глыбы и, задрав морды, принюхиваться: они чуяли мои следы и знали, что я где-то поблизости.

Пока они шныряли вокруг, я лежала на верху скалы. Скала была довольно высокая, недоступная для них, и всё-таки мне было страшно. Лёжа на скале, я думала о том, что произойдёт, если я нарушу закон племени, запрещающий женщинам изготавливать оружие. Что будет, если я вопреки этому закону сделаю оружие, которое необходимо мне для собственной защиты?

Может, налетят с разных сторон все четыре ветра и задушат меня, пока я буду его делать? Или, как утверждали многие, начнётся трясение земли, и я погибну под рухнувшими утёсами? Или, как говорили другие мои сородичи, остров затопит чудовищное наводнение? А может, случится то, чем грозил отец, и оружие сломается у меня в руках в минуту смертельной опасности?

Два дня я перебирала в голове эти мысли, а на третий, когда собаки снова появились ночью под скалой, решила: будь что будет, а оружие я сделаю. Наутро, отметя все свои страхи, я принялась за работу.

Чтобы сделать наконечник для копья, я хотела взять клык морского слона, потому что он подходящей формы и очень прочный. На берегу недалеко от моей стоянки лежало множество морских слонов, но мне нечем было их убить. Мои соплеменники обычно ходили на этих зверей с сетью, сплетённой из прочных водорослей: они набрасывали её на животное, пока оно спало. Однако для такой охоты требовалось по крайней мере трое мужчин, и даже в этом случае зверь нередко спасался бегством и утаскивал сеть в море.

Пришлось взять вместо клыка корень дерева. Я заострила его, потом закалила над огнём. Полученный наконечник я укрепила на длинном древке зелёными тюленьими жилами (тюленя я прикончила здоровенным камнем).

На лук со стрелами потребовалось больше времени и куда больше усилий. Тетива у меня была, а вот дерево, которое бы легко гнулось и в то же время выдерживало солидную нагрузку, отыскать было непросто. Я несколько дней обшаривала все лощины и ущелья, пока не нашла то, что требовалось: ведь леса на Острове Голубых Дельфинов почти не было. Найти материал для стрел оказалось значительно легче, не составило труда и подобрать кремни для наконечников и перья для оперения.

Однако собрать необходимые материалы ещё полдела, гораздо сложнее было изготовить лук и стрелы. Я много раз видела, как чтим занимались другие, но никогда не вникала в суть дела. Помню, зимними вечерами отец на моих глазах зачищал пруты для древков, раскалывал кремни для жал и крепил перья, а я смотрела – и ничего толком не видела. Я следила за его руками не как человек, которому когда-нибудь придётся делать то же самое.

Вот почему я потратила много дней и пережила много неудач, прежде чем сумела изготовить сколько-нибудь приличные лук и стрелы.

Куда бы я теперь ни шла – собирать на камнях мидии или по воду в ущелье, – за спиной у меня висел лук. Я училась стрелять из него и метать копьё.

Пока я делала оружие, собаки у моей стоянки не появлялись, хотя каждую ночь до меня доносился их вой.

Однажды, уже после того как оружие было готово, я заметила стерегущего меня в кустах вожака стаи, серого пса с жёлтыми глазами. Я пошла к источнику за водой, а вожак стоял на противоположном склоне и смотрел сверху вниз. Он стоял затаившись, высунув из-за куста чольи[15] одну только голову. Вожак был слишком далеко, чтобы достать до него из лука.

Куда бы я теперь ни шла, оружие придавало мне храбрости, и я терпеливо ждала часа, когда смогу пустить его в ход против убивших Реймо диких собак. К пещере, где они устроили себе логово, я не наведывалась, уверенная, что рано или поздно они сами очутятся у моей стоянки. Спать я забиралась на скалу.

В первую ночь лежать там было не очень удобно – моё каменное ложе было слишком твёрдым и неровным. Потом я натаскала с берега сухих водорослей и устроила себе хорошую постель.

Жить на мысу было приятно. По ночам в небе зажигались яркие звёзды, и я перед сном пересчитывала знакомые светила и давала имена тем, что были мне неизвестны.

По утрам из расщелин скалы вылетали чайки, у которых были там гнёзда. Первым делом чайки спускались к оставшимся после прилива лужам и плескались: переминались с ноги на ногу, обдавали себя водой и чистили перышки своими крючковатыми клювами. Затем они улетали вдоль берега искать пропитание. В открытом море, за полосой водорослей, уже охотились пеликаны: они парили высоко над поверхностью воды и, завидев рыбу, ныряли с громким всплеском, который достигал даже моего мыса.

Наблюдала я и за охотой каланов. После отплытия алеутов эти небольшие боязливые звери вернулись к острову, и теперь каланов, похоже, было ничуть не меньше, чем раньше. Их лоснящиеся шкуры золотились в лучах утреннего солнца.

Однако, лежа на своей скале и рассматривая звёзды, я всё время помнила о судне бледнолицых. Утром, когда море заливало первым светом, я прежде всего обращала взор к Коралловой бухте. Каждый день я надеялась увидеть в заливе пришедший ночью корабль. И каждый день видела лишь парящих над морем птиц.

Раньше, когда в Галас-ате жил народ, я всегда вставала до рассвета и тут же принималась за дела. Теперь у меня было так мало дел, что я валялась на скале, пока солнце не поднималось высоко над головой. Позавтракав, я шла к ручью искупаться в нагретой солнцем воде. Затем спускалась на берег – пособирать морские ушки или, если повезёт, забить копьём рыбу. С наступлением сумерек я снова взбиралась на свой утёс и смотрела в море, пока его не скрадывало тьмой.