Ищите Солнце в глухую полночь - Бондаренко Борис Егорович - Страница 34

– Чего это он?

– А бог его знает... Устал, наверно.

Сергей посмотрел на меня недоверчиво.

– Поругались, что ли?

– Ну, что ты!.. Просто была миленькая беседа о насущных вопросах человеческого бытия. Для обоюдного развития.

Я протянул ему полевой журнал. Он положил ложку, посмотрел на записи и дернул себя за бороду.

– О черт!..

И почему-то сел прямо на землю.

– Ты хоть понимаешь, что это такое? – счастливым голосом сказал он. – Ведь я ждал этого дня четыре года... Ведь все правильно, а? – спросил он, лихорадочно листая записи.

– Да, – сказал я. – Все правильно.

– А ну-ка, садись. – Он торопливо развернул карту. – Нам здесь придется задержаться на недельку – будем уточнять границы прогиба.

И потом, сворачивая карту, сказал:

– Ведь это удача, Шелест, огромная удача!.. Ух, теперь-то во что бы то ни стало надо дойти до Хулимсунта и привязаться к опорной точке! Иначе нельзя будет ручаться ни за одно измерение, все будет филькина грамота... Ты понимаешь?

– Да.

Целую неделю мы уточняли границы краевого прогиба. Шесть дней ходили попеременно я или Сергей, а на седьмой день мы пошли с ним вместе.

Это был самый тяжелый рейс из всех, и мы очень устали, но Сергей был оживлен и по дороге весело рассказывал полуанекдотические истории о своих сослуживцах. Ходили мы всегда след в след, и в это время я как раз шел впереди, огибая выступ скалы, вдвинутой почти до самой середины реки. Я уже выходил на берег, как Сергей вдруг замолчал. Что-то тяжелое упало на землю, и железо незвонко ударилось о камень. Я обернулся – Сергей лежал, неестественно подвернув руку под себя; ноги его были в воде. Я позвал его, но он не ответил.

40

Серебряников пришел в себя вечером, когда его несли в лагерь. Открыв глаза, он увидел качающиеся сосны, между ними тусклое небо и, вспомнив, что случилось, негромко выругался.

В лагере Николай и Валентин осмотрели его, он нехотя отвечал на расспросы, не веря в знания новоиспеченных врачей.

– По-видимому, легкое сотрясение мозга и трещина в берцовой кости, – наконец сказал Валентин. – Страшного ничего нет, но здесь, конечно, оставаться нельзя.

– Ну да, – язвительно протянул Сергей и на вопрос Валентина: «А чего же вы хотите?» – сердито ответил: – Спать.

Однако уснуть он не мог и до полуночи пролежал в палатке, перебирая в памяти цепь событий, последнее звено которой – сегодняшнее падение – словно подчеркивало всю тщетность и абсурдность его отчаянной попытки перейти Шантымский хребет.

Неприятных мыслей было много, и все они складывались в одну определенную: экспедиция не удалась. Остается только один выход – повернуть назад. Ясная мысль эта приводила ко многим неприятным последствиям, о которых сейчас и думать не хотелось, но Серебряников думал как раз об этих последствиях.

Рядом неспокойно ворочался Олег – он тоже не спал и изредка протяжно вздыхал.

Андрей долго просидел у костра и только в полночь полез в палатку.

Сергей тяжело приподнялся, стараясь не потревожить больную ногу.

– Засвети-ка огонь, Шелест.

Желтый язычок свечи тускло осветил лицо Сергея, черными тенями выделяя глазницы и отразившись в зрачках.

– Ну, мальчики, – сказал он, – будем держать совет. Что делать дальше?..

– Я разобрал твой гравиметр, – сказал Андрей. – Вид у него довольно печальный. Кварцевая система слетела с арретиров, пружина лопнула. В общем годится разве что в переплавку.

Он немного помолчал и добавил:

– Я взял наугад три рейса и посчитал по погрешности только своего гравиметра. Во всех трех случаях они даже меньше, чем прежние, да это и понятно – у твоего гравиметра шкала была грубее...

– Выходит, нам повезло, что грохнулся я, а не ты? – усмехнулся Сергей.

– Пожалуй, – без улыбки согласился Андрей.

Сергей пристально посмотрел на него, и Андрей сказал:

– А если здраво разобраться – что случилось? Вышел из строя один человек, но ведь остается еще шесть...

– Ты хочешь идти дальше?..

– Почему нет? Разумеется, после того, как отправим тебя. Думаю, что все-таки дойдем до Хулимсунта. Лодки и все лишнее оставим здесь. По Толье спустимся на плотах, если можно будет, если нет – пойдем пешком, как намечали. План вполне реальный...

– А ведь ты многим рискуешь, Андрей.

– И ты тоже.

Сергей помолчал и медленно проговорил:

– Ну что ж, завтра передам тебе командование... А кто пойдет вниз, за вертолетом?

– Я, – ответил Андрей.

– А еще кто?

– Идти нужно одному. Ведь придется брать с собой из Троицка продукты – кто знает, найдем ли мы твой тайник на перевале. А лететь наверняка придется на МИ-1, и тогда для второго человека не будет места.

– Тайга не для одиночек, Андрей...

– И все-таки идти нужно одному.

– Совершенно верно, товарищи полководцы, – сказал молчавший до сих пор Олег. – Хотя вас, кажется, не слишком интересует мое мнение, но идти действительно нужно одному. И пойду я.

– Нет, – сказал Андрей.

На рассвете Шелестин ушел вниз, взяв с собой ТТ, десяток сухарей и две банки тушенки.

Сергей и Олег вылезли из палатки проводить его.

Подслеповатое утро неохотно выползало из своего убежища, лениво загоняя темноту под ветви елей. Небо, рыхлое и серое, равнодушно плакало обильными мелкими слезами, тихо падавшими с его пустого безглазого лица.

– Ну, – сказал Сергей, – постарайся остаться в живых хотя бы для того, чтобы меня не отдали под суд.

Андрей улыбнулся.

– Причина весьма уважительная. А если добавить, что мне, вообще-то говоря, и самому не хочется умирать... Прощай, начальник. Пока, старик, – кивнул он Олегу и ушел.

Сергей посмотрел ему вслед, перевел взгляд на небо и выругался.

Во время завтрака, заметив оживление на лице Харлампия и довольный вид Вальки Маленького, Серебряников недобро усмехнулся.

– Домой снарядились? Напрасно... Пойдете дальше – экспедиция еще не закончила свою работу.

– Как это? – поднял голову от чашки Валентин.

– А так, доктор. Начальником теперь будет Шелестин, и его приказания исполнять так же, как мои, и даже лучше, если вы вообще способны на это. Это мой последний приказ, и не советовал бы вам нарушать его. В первую очередь это касается вас, доктор. Вы поняли?

– Вполне, – сказал Валентин.

– Вот и отлично. Вопросы есть?

– Есть, – сказал Валентин. – Вы все хорошо обдумали?

– Да, доктор, да... Я все хорошо обдумал.

41

Два дня я шел с утра до вечера, и на третье утро вышел к устью Илыча, и пошел вниз по реке, к Изныру.

Сергей предполагал, что в это время там должны быть рыбаки и они доставят меня на Шижим, где были кордон и рация.

Но на Изныре я никого не нашел, и это было очень неприятно – до Шижима оставалось около сорока километров, а ноги у меня были стерты до крови, и я подумал, что понадобится еще дня три, чтобы добраться до Шижима... Я пошел дальше, а на следующее утро меня подобрала лодка с кордона, и через два дня я был в Троицке.

Но прошло еще три дня, а мы никак не могли вылететь на Шантым – все время стояла плохая погода. Четвертый день выдался как будто ясным, и, хотя солнце скрылось за облаками, мы все-таки вылетели.

Вертолет вел Калитин, отчаянный лихач и кутила. Про него кто-то сказал: «Уж если Калита не сможет сесть на таком пятачке, то и всевышнему там обеспечена посадка в лужу».

До Шантыма мы летели полтора часа, и погода становилась все хуже и хуже, и, когда надо было сворачивать к хребту, мы увидели только черные тучи и дождь над самой тайгой, и пришлось вернуться в Троицк.

И я еще два дня сидел в затопленном грязью городишке. На третий день я проснулся в четыре часа утра и посмотрел в окно. Небо было мутное, и грязное, и очень низкое, и ясно было, что полет не разрешат, но я все-таки встал и отправился на метеостанцию. Разумеется, там мне сказали «нет», и я вернулся в общежитие и опять лег, но уснуть не удавалось, и я дождался восьми часов и пошел в столовую.