Лорд Хорнблауэр - Форестер Сесил Скотт - Страница 23

Лотовые уже выкрикивали отметки глубин, когда «Флейм» вошел в фарватер, ведущий в Гавр. Хорнблауэр пытался представить, что происходит сейчас в городе, но затем одернул себя, сказав, что достаточно скоро все узнает. Ему казалось, что он может припомнить каждое слово, произнесенное во время длительных бесед с Лебреном, когда они обсуждали детали предложенного Лебреном рискованного плана. Они принимали во внимание возможность тумана — любой моряк был бы идиотом, не сделав этого, находясь зимой в заливе Сены.

— Буй справа по носу, сэр, — доложил Кроули.

Это знак, отмечающий траверз мыса — единственный буй, который французы оставили на подходах к Гавру. Хорнблауэр наблюдал, как они прошли рядом с ним, и затем оставили за кормой. Растущий прилив слегка приподнял его и притопил обращенную к морю сторону. Они находились рядом со входом.

— Послушайте, ребята, — громко сказал Хорнблауэр. — Ни единого выстрела не должно быть сделано без моего приказа. Человека, который выпалит из пушки, все равно по какой причине, не имея моего распоряжения, будет не просто выпорот. Я его повешу. Прежде, чем зайдет солнце, он будет болтаться на ноке рея. Вы меня слышите?

Хорнблауэр действительно был намерен это сделать, по крайней мере, в этот момент, и выражение его лица подтверждало это. Несколько приглушенных «Да, сэр» дали ему понять, что его услышали.

— Qui va là?[18] — раздался сквозь туман голос где-то недалеко от борта. Патрульный катер, как пришли к выводу Хорнблауэр и Лебрен, не так то просто отвлечь от выполнения своих обязанностей.

— Сообщения для господина барона Мома, — крикнул в ответ Хорнблауэр.

Уверенный голос, беглый французский, употребление имени Мома — все это могло дать возможность выиграть время и позволить эскадре войти в гавань.

— Что за корабль?

Невозможно было себе представить, что моряки на патрульном катере не узнали «Флейм» — вопрос был задан с единственной целью — дать командиру время собраться с мыслями.

— Британский бриг «Флейм», — отозвался Хорнблауэр. В этот момент он переложил руль, чтобы обогнуть мыс.

— Ложитесь в дрейф, или я буду стрелять!

— Если вы откроете огонь, то на вас ляжет ответственность, — ответил Хорнблауэр. — У нас сообщения для барона Мома.

Ветер теперь сделался попутным на их пути к молу. Поворот приблизил патрульный катер к борту: Хорнблауэр мог различить офицера, стоящего на носу у пушки и моряка с тлеющим пальником в руке рядом с ним. Парадный мундир Хорнблауэра был прекрасно виден, и это служило, должно быть, еще одной причиной промедления, ведь человек, готовящийся к бою, не станет надевать парадный мундир. Он видел, как вздрогнул офицер, заметив неясные очертания «Порта Коэльи», обрисовавшиеся за кормой «Флейма». Он услышал приказ и увидел искру, сверкнувшую в запале орудия. Трехфунтовик рявкнул, и ядро врезалось в борт «Флейма». Это поднимет тревогу на батареях на мысе и на молу.

— Не стрелять в ответ, — приказал он. Может быть, удастся выиграть еще немного времени, и, возможно, этот звук может оказаться им на руку, хотя он не был уверен в этом.

Здесь, внутри гавани, туман был не таким густым. Он мог различить туманные очертания мола, быстро обретающие четкость. Через несколько секунд он узнает, ловушка это или нет — если батареи разразятся ураганом огня. Часть его рассудка была занята анализом ситуации, в то время как другая прикидывала способы приблизится к молу. Ему не верилось, что Лебрен ведет двойную игру, но даже если это так, только он и «Флейм» будут потеряны — у остальных судов есть шанс ускользнуть.

— Привестись к ветру! — сказал он рулевому. Прошло несколько мучительных секунд, пока он старался подвести «Флейм» к молу как можно быстрее, но не причинив, в то же время, серьезных повреждений. Бриг притерся к стенке со скрипом и скрежетом, кранцы застонали, словно испуская дух. Хорнблауэр (со шпагой, шляпой с перьями, эполетами и прочим) запрыгнул на фальшборт, а оттуда — на мол. Ему некогда было оглядываться вокруг, но он не сомневался, что «Порта Коэльи» бросила якорь, готовая прийти на помощь в случае необходимости, и что «Нонсач» в свою очередь приближается к молу, с морскими пехотинцами, готовыми к высадке. Он зашагал по молу, сердце его стучало. Вот первая батарея, жерла орудий выглядывают из амбразур. У пушек заметно было движение, другие люди бежали к батарее из находящейся за ней караулки. Достигнув края рва, он поднял левую руку, чтобы привлечь внимание орудийной прислуги.

— Где ваш офицер? — закричал Хорнблауэр.

Последовала минутная пауза, потом молодой человек в сине-красном мундире артиллериста запрыгнул на парапет.

— Что вам нужно? — спросил он.

— Прикажите своим людям не открывать огонь, — сказал Хорнблауэр. — Разве вы не получили новые приказы?

— Новые приказы? — неуверенно переспросил офицер.

Хорнблауэр изобразил раздражение.

— Отзовите ваших людей от пушек, — заявил он, — в противном случае может случиться пренеприятнейший инцидент.

— Но месье… — артиллерийский лейтенант указал на мол. Хорнблауэр теперь имел возможность бросить взгляд назад, и посмотрел в указанном направлении. То, что он увидел, заставило его сердце биться еще быстрее от радости. У мола стоял «Нонсач», «Камилла» уже готовилась пристать, но, что еще важнее, на пристани строилась мощная колонна одетых в красные куртки солдат. Одна ее часть во главе с офицером уже направлялась к ним быстрым шагом, с мушкетами, взятыми на плечо.

— Немедленно пошлите человека на следующую батарею, — сказал Хорнблауэр, — чтобы убедиться, что ее командир все понял.

— Но месье…

Хорнблауэр топнул ногой от нетерпения. Он слышал ритмичную поступь морских пехотинцев, и делал им знаки спрятанной за спину рукой.

Они промаршировали мимо него.

— Равнение налево! — приказал их командир, отдавая честь французскому офицеру. Этот жест вежливости лишил француза остатков решимости, так что очередной протест замер на его губах. Отряд морских пехотинцев принял влево, огибая батарею с фланга по самому краю сухого рва. Хорнблауэр не сводил глаз с юного француза на парапете, но представлял, что происходит сейчас на батарее. Задние ворота были открыты, и пехотинцы вошли через них, по-прежнему колонной по четыре, и по-прежнему держа мушкеты на плече. Вот они среди орудий, оттесняют прислугу, вырывая из рук горящие пальники. Молодой офицер в отчаянии заламывал руки.

— Все хорошо, что хорошо кончается, месье, — сказал Хорнблауэр. — Мог произойти весьма пренеприятный инцидент.

Теперь у него появилась возможность оценить обстановку. Другой отряд морской пехоты быстрым шагом двигался к следующей батарее. Прочие подразделения, моряки и пехота, направлялись к тем стратегическим пунктам, которые он определил им в приказах. К нему спешил Браун, с натугой одолевая подъем.

Цоканье подков заставило его обернуться снова: к ним галопом подлетел верховой французский офицер. Он натянул поводья, и лошадь остановилась, подняв фонтанчики гравия.

— Что все это значит? — спросил француз. — Что здесь происходит?

— Очевидно, что до вас не успели дойти новости, месье, — сказал Хорнблауэр. — Величайшие новости, которые знала Франция за последние двадцать лет.

— Что такое?

— Бонапарт больше не у власти, — произнес Хорнблауэр. — Да здравствует король!

Это были магические слова, слова, подобные древнему заклинанию или заклятию. Ни единый человек на всем пространстве Империи не осмеливался сказать «Vive le Roi!»[19]с 1792 года. У конного офицер отвисла челюсть.

— Это ложь! — закричал он, придя в себя. — Император правит.

Он оглянулся и подобрал поводья, собираясь ускакать прочь.

— Остановите его, Браун! — скомандовал Хорнблауэр.

Браун ринулся вперед, ухватил своими мощными руками ногу офицера и одним рывком вытащил его из седла. Хорнблауэр как раз во время схватил поводья, не дав лошади умчаться прочь. Браун обежал ее вокруг и вытащил ноги упавшего офицера из стремян.