Троя. Грозовой щит - Геммел Дэвид - Страница 56

Он также приготовил для нее корзину с хлебом. Взяв ее, толстушка покинула дом. Рыжая была намерена вернуться другим путем, не желая проходить мимо тела светловолосого великана или, еще хуже, оказаться там, когда Силфанос и его люди заняты его убийством. Но она устала и была не в настроении идти окольным путем. Рыжая решила проскользнуть по краю площади, выглянуть из-за угла, а затем, если понадобится, держаться в тени и двигаться молча.

Когда она добралась до угла, то не услышала звуков смеха или песни и предположила, что преступление уже свершилось. Выглянув на площадь, Рыжая с удивлением обнаружила, что светловолосый воин все еще сидит там с кружкой вина. А вокруг него валяются тела четырех мужчин. Она невольно вздохнула. Воин услышал и посмотрел на нее.

– Рыжая! – радостно закричал он. – Ты вернулась! Он встал, затем тяжело опустился назад.

– О, – услышала она его слова, – я думаю, вино немного пролилось.

Рыжая прошла через площадь и осмотрела тела. Силфаноса не было среди них.

– Они мертвы? – спросила толстуха. Он серьезно обдумал вопрос.

– Полагаю, что это возможно.

Воин ударил ближайшего к нему мужчину, и тот застонал в ответ.

– Но, может, и нет.

– Где еще один?

– Сбежал. Во имя богов, я видел собак, которые не умели бегать так быстро, – он захохотал, затем срыгнул. – Это был хороший день, Рыжая. Я наелся досыта, потрахался… – подняв руку, воин сосчитал пальцы, – четыре раза и поучаствовал в хорошей драке. Но лучше всего то, что я увидел тебя.

– Тебе нужно уходить отсюда, – сказала она. – Тот человек вернется и приведет с собой еще грабителей.

– Я прихлопну их, словно мух! – закричал воин, размахивая руками, и упал со своего места. Он хрюкнул, затем поднялся на ноги.

– Нужно отлить, – сказал он, подняв свою тунику и пописав на человека, который лежал ближе всего к нему. – Глупые воры, – пробормотал он, когда закончил. – Все время, пока у меня были монеты, они сидели и пили со мной. А когда все монеты кончились, они решили меня ограбить.

– Они хотели получить твои доспехи, – объяснила Рыжая. – Теперь иди. Время уходить.

– У меня нет больше монет, Рыжая. Нечего дать тебе.

– Просто идем со мной, идиот! – вышла она из себя. – Иначе ты будешь лежать здесь мертвым!

Подойдя к нему, толстушка взяла его за руку и потащила через площадь. Он улыбнулся ей, затем посмотрел на корзину, которую она несла.

– О, хлеб! – воскликнул он. – Мы можем остановиться и поесть? Я немного проголодался.

– Скоро, – успокоила его Рыжая, потянув дальше. – Где ты остановился?

– Дворец, – ответил воин. – Где-то. С Каллиадесом. Моим другом.

– Я не знаю никакого Каллиадеса.

Они продолжали идти по узким переулкам и боковым улочкам, пока не вышли наконец на широкую улицу.

– Теперь нужно немного поспать, – сказал ей Банокл, привалившись к стене здания.

Рыжая услышала в отдалении сердитые крики.

– Ты не можешь спать здесь! – закричала она. – Мой дом недалеко. Ты можешь дойти туда?

– С тобой? В твой дом? – улыбнувшись ей снова, он глубоко вздохнул и оттолкнулся от стены. – Веди, красавица!

Они перешли на другую сторону улицы. Банокл остановился там, упал на колени, его вырвало.

– Так лучше! – воскликнул он.

Двое мужчин выбежали из-за угла. Рыжая быстро спряталась в тени. Мужчины бросились на Банокла. У одного из них был топор. Великан увидел их, громко закричал и кинулся вперед. Рыжая увидела, как он ударил первого мужчину, сбив его с ног. Воин схватил второго, высоко поднял, а затем бросил в его товарища, потерявшего сознание. Шатаясь, Банокл отступил, а затем бросился на мужчину, который попытался встать. Огромный кулак ударил по подбородку нападающего, и тот рухнул без чувств на землю.

Подхватив топор, Банокл пошел, шатаясь, по улице. Рыжая побежала за ним.

– Не туда, дурак! – зашипела она.

– О, привет, Рыжая. Думал, что ты меня бросила.

– Иди за мной, – приказала она ему. Он послушно повернул за ней, закинув топор на плечо. Толстушка провела его через ворота в задней части дома и закрыла за ними засов.

Едва войдя, Банокл упал на стул. Его голова опрокинулась назад, а дыхание стало более глубоким. Рыжая стояла перед ним и смотрела на человека при свете светильника.

– Сложен, словно вол, а мозгов, как у воробья, – пробормотала она.

Оставив его на стуле, она пошла в свою спальню, находящуюся в задней части дома. Рыжая разделась и, прежде чем забраться в постель, спрятала пояс с серебряными монетами в углубление в стене. Она почти заснула, когда услышала, как зашевелился великан. Он позвал ее по имени.

– Я здесь, – ответила она с раздражением.

В дверном проеме показалась его обнаженная фигура. Он вошел в спальню, споткнулся о стул и упал в постель. Откинув покрывало, великан улегся рядом с ней.

– Я не принимаю клиентов в своей постели, – сказала ему Рыжая.

– О, не беспокойся, Рыжая, – сонно пробормотал он. – Я не могу трахаться прямо сейчас.

Через несколько минут он заснул, прижавшись своим теплым телом к ней.

Одиссей шагал по Полю собрания, держа в руке лук Акилину; колчан с длинными стрелами висел у него на плече. Он смотрел прямо перед собой, беззаботно гуляя, но его сердце бешено стучало, и царь Итаки нервничал, словно жеребенок. Из всех удовольствий в мире только два можно было сравнить с радостью от участия в Играх: обнимать жену холодной зимней ночью и наблюдать, как первый весенний ветерок надувает парус «Пенелопы».

Даже огромное удовольствие от историй бледнело перед исключительным моментом истинного соревнования, когда он вкладывал стрелу в прекрасный лук Акилину и выпускал ее в цель. Одиссея не волновало, летят ли они в мишени, установленные на повозках, или в соломенные фигуры животных и людей. Если и был талант, которым, по мнению царя Итаки, он обладал, так это было умение стрелять из лука.

В дальнем конце Поля собралась большая толпа, там уже стояло большинство участников соревнований. Одиссей увидел Мерионеса, который однажды превзошел его в пяти состязаниях, и неопытных сыновей Нестора, которые были бы рады дойти до последних туров.

Стоял прекрасный день: высоко в небе светило яркое солнце, дул небольшой ветерок. Облизав палец, царь Итаки проверил ветер. Он был недостаточно сильным, чтобы изменить направление стрелы Акилины.

Несмотря на радостное возбуждение, напряжение вчерашнего дня не прошло окончательно. Стоянка «Пенелопы», расположенная далеко от городских ворот, одновременно разозлила его и опозорила. Пережить такое пренебрежение и так было тяжело, но то, что это случилось в присутствии Нестора и Идоменея, было невыносимо. Ни один из его царей-друзей ничего не сказал по поводу этого оскорбления, и это только ухудшило ситуацию. Небольшая насмешка дала бы царю Итаки возможность превратить все в шутку.

Но сегодня мир уже начал переливаться более яркими красками. Как только Одиссей добрался до города, он спросил о Геликаоне и выяснил, что тот поправляется от ран, нанесенных убийцей. Эти радостные новости подняли ему настроение, но даже при этом вчерашнее оскорбление продолжало раздражать его. Эти люди не посмели бы принять такое решение, если бы кто-нибудь, обладающий большей властью, не приказал им. Таким человеком мог быть только Приам. Это ставило в тупик Одиссея, потому что, хотя он и не являлся другом троянского царя, но сохранял нейтралитет. В эти страшные времена, когда мир был на грани войны, было настоящим сумасшествием превращать его во врага. «Наверное, – решил Одиссей, – это было направлено не против меня». Наверное, это было направлено против Идоменея и Нестора. Но все равно это было глупо, потому что Приаму нужны были оба царя как союзники, если он собирался расстроить планы Агамемнона.

Прогнав от себя эти мысли, Одиссей вышел на поле лучников. Подойдя к мужчинам, желающим принять участие в турнире, он почувствовал, что все взгляды прикованы к нему. Царь Итаки посмотрел на мишени и увидел, что это были соломенные куклы, расположенные на расстоянии не больше пятидесяти шагов.