Троя. Грозовой щит - Геммел Дэвид - Страница 44

На берегу стояли знатные троянцы, их длинные белые плащи развевались на легком ветру.

– Ты готов, Ахилл? – спросил Агамемнон у молодого воина, стоящего рядом с Пелеем.

– Как всегда, – ответил Ахилл. – Ты думаешь, что Гектор будет принимать участие в Играх?

Его темные глаза засверкали, и Агамемнон увидел в них желание сразиться и добиться славы.

Агамемнон задумался над его вопросом. Это было интересно. Царь Приам будет пытаться произвести впечатление на царей западных земель, демонстрируя могущество Трои. Есть ли лучший способ показать свою силу, чем позволить могучему Гектору унизить чемпионов этих царей? И все же… что, если Гектор не одержит победу? Что, если чемпионом Игр станет человек с запада? Он посмотрел на Ахилла. Сила этого юноши очевидна, у него широкие плечи и прекрасно отточенные мускулы. Он показал себя в битве и в поединках, где его огромные кулаки смешивали храбрых противников с пылью. Мог бы Гектор одолеть Ахилла? Рискнул бы Приам устроить такой поединок? «А я?» – задумался он.

«Но я же не Приам», – успокоил себя царь Микен. Царь Трои не был склонен рисковать. Его удивило бы, если бы в Приаме взыграло тщеславие и Гектор стал бы сражаться вместе с другими атлетами. Он увидел, что Ахилл все еще терпеливо ждет его ответа.

– Нет, – покачал он головой, – я не думаю, что Гектор будет принимать участие в Играх. Но это можно будет устроить. Посмотрим.

– Молюсь, чтобы он участвовал, – усмехнулся Ахилл. – Я устал от историй о Гекторе Убийце, Гекторе Герое. С кем он сражался? С какими достойными людьми? Несколько тощих египтян, горстка хеттских бунтовщиков, фракийские мятежники, плохо вооруженные и без достойного предводителя. Его слава взята из воздуха. Я развею этот миф.

– Ха! – воскликнул Пелей с широкой улыбкой. – Это говорит царевич Фессалии! Во имя богов, Агамемнон, мой сын уничтожит этого гордого троянца.

С этими словами он похлопал царя Микен по плечу.

– Я не сомневаюсь в этом, – ответил Агамемнон, скрыв свое раздражение от его прикосновения. «Однажды, – подумал он, – я получу огромное удовольствие, вонзая горячие железные прутья тебе в глаза». Его ненависть к Пелею была абсолютной, хотя он никогда не позволял себе показывать ее. Царь Фессалии занимал важное место в его планах, и сейчас только это и имело значение. Для нападения на Трою, когда это случится, потребуется огромное количество воинов, а у Пелея под началом было восемь тысяч бойцов. И его сын стоил еще сотни человек. Ради этих людей Агамемнон мог скрыть свою ненависть под дружескими улыбками и обещаниями союза. Он мог не обращать внимания на грубую невоздержанность этого человека, изнасилованных им детей, убийства служанок, которых он душил и пытал. Пелей был зверем, который убивал ради удовольствия. Агамемнон подождет. Когда Троя будет повержена, тогда Пелей умрет первым. Первым из многих. Только на одну минуту показалась на поверхности его мучительная ненависть, которую он чувствовал к своим царям-побратимам – к длинному и тощему Нестору, хвастливому Идоменею и уродливому рассказчику Одиссею. И другим. Он тяжело сглотнул, облизав сухие губы языком. «Все враги будут уничтожены, – пообещал он себе, – но каждый в свой день». Сегодня не стоило думать о подлом Пелее или любом другом царе западных земель. Сегодня нужно было думать о Приаме.

Он еще раз посмотрел на ворота. Появилась колесница, украшенная золотом и запряженная двумя белоснежными скакунами. Ею управлял широкоплечий человек в бледно-голубой тунике и белом плаще, расшитом серебряной ниткой. В его длинных золотых волосах и коротко остриженной бороде были видны седые пряди. Приам постарел, но все еще излучал власть. Толпа отступила назад, и многие приветственно закричали, когда царь спустился на своей колеснице на берег. Агамемнон почувствовал опьяняющую смесь ненависти и восхищения. Даже люди, впервые попавшие в город, не усомнятся, что это царь, когда увидят, как Приам направляет свою колесницу к берегу.

Агамемнону было хорошо известно, что он, со своими сутулыми плечами, худощавым телосложением и неуклюжей походкой, не выглядел внушительно. Несмотря на это, он сделал себя самым известным царем-воином в западных землях. Он точно знал почему. То, чего недоставало его внешности, восполнялось его крайней жестокостью. Враги умирали. Их семьи погибали. Их матери, отцы, дяди и друзья умирали. Агамемнон внушал страх. Он излучал его, словно морской туман. К тому же он обладал способностью планировать кампании, битвы и безжалостно и гениально доводить свой план до конца.

Он снова посмотрел на величественные стены Трои. «Это достойный приз за все усилия», – подумал царь Микен.

Его охватил холодный страх, вызвав непроизвольную дрожь. Троя больше не была просто призом, городом, который можно разграбить. Завоеватель Трои покроет себя бессмертной славой и получит возможность создать империю. Но потерпеть здесь неудачу значит лежать в забытой могиле. Отогнав от себя эти страшные мысли, он повернулся к своим товарищам.

– Теперь мы спустимся на берег, – сказал он, когда колесница троянского царя направилась к их кораблю. – Прибыл старый лис, чтобы поприветствовать нас. Мы будем льстить его самолюбию и улыбаться его шуткам. А улыбаясь, мы будем представлять себе тот день, когда он будет стоять перед нами на коленях за несколько секунд до своей смерти, его город будет объят пламенем, а его сыновья погибнут.

Глава 15 Дитя орла

Антифон стоял на берегу рядом со своим братом Политом. Он пришел сюда, чтобы поприветствовать царя Микен, но вскоре понял, что Агамемнон не покинет свой корабль, пока не соизволит появиться Приам.

Стояла сильная жара, и Антифон начал потеть. К тому же его огромный вес давил на коленные суставы, которые начали болеть. Рядом с ним тощий Полит вытирал лысину на голове куском расшитого льна. Никто не разговаривал, и Антифону хотелось бы быть где угодно, но не здесь.

Он посмотрел на нос черной галеры и разглядел стоящего там сутулого человека с черной бородкой. Это и есть ужасный Агамемнон, палач городов? Антифон вздохнул. Хотя он быстро терял вес, но все еще казался себе смешным – рыхлое, полное создание, на которое другие люди смотрели либо с насмешкой, либо с жалостью.

То, что он стал героем во время нападения на город прошлой осенью, мало что для него значило, потому что, когда люди говорили о его бое с убийцами и предупреждении об атаке на дворец Приама, они называли его толстым героем.

– Даже в этом они ошиблись, – мрачно подумал он. Антифон вспомнил тот день, когда отец пришел к его постели, где он поправлялся после полученных ран, которые оказались бы смертельными для более худого человека. Лезвие прошло стороной из-за огромного количества жира, защищающего его тело.

Приам вошел в комнату и встал рядом с постелью, наградив своего сына взглядом, в котором одновременно светились презрение и беспокойство.

– Ну, мальчик, мне рассказали, что ты действовал храбро. Должен признать, что я удивлен.

– Почему бы и нет, отец? Разве я не сын Приама и не брат Гектора?

Царь Трои пожал плечами.

– Давай не будем спорить, Антифон. Просто сойдемся на том, что я недооценивал тебя. Геликаон говорит, что без твоего предупреждения мы не успели бы закрыть ворота вовремя. Тогда фракийцы напали бы на нас, прежде чем мы были бы готовы защищаться.

– Это все, что тебе рассказали?

– А есть еще что-нибудь?

– Всегда есть, отец, – его охватил гнев, от которого раны запылали огнем. – Ты бы хотел это услышать?

– Ну, я здесь, поэтому мог бы послушать, – ответил царя, садясь возле постели. – Будут еще неожиданности?

– Я замышлял с Агатоном твое убийство. Я передумал только в последний момент, потому что он планировал убить всех моих братьев и их семьи.

Антифон ожидал ярости отца, ожидал, что он позовет стражников, которые вытащат его из постели и убьют. Вместо этого Приам просто пожал плечами.