Троя. Грозовой щит - Геммел Дэвид - Страница 40

С этими словами он вышел из комнаты.

– Кажется, ты ему понравилась, – заметил Гершом.

– Что он имел в виду, говоря о твоем обещании?

– Ничего, – ответил египтянин.

Позже в этот день во дворец пришел лекарь Махаон. Это был широкоплечий молодой человек с редеющими темными волосами и вечно усталым видом. Андромаха тепло поприветствовала его, затем повела к Геликаону.

– Он все еще цепляется за жизнь? – спросил лекарь.

– Лучше, – сказала Андромаха. – Его рана чистая и зашита. Казалось, Махаон не поверил, но позволил девушке отвести его в комнату больного и сам осмотрел Геликаона. Андромаха заметила его удивление.

– Это невозможно! – воскликнул он. – Рана подсохла, он выздоравливает.

Она рассказала ему о Предсказателе и червях. Махаон не мог поверить своим ушам, когда девушка описывала лечение.

– Ему повезло, что такая ужасная глупость не убила его, – сказал Махаон. – Должна быть другая причина. Он ел что-нибудь или ему давали снадобье, о котором мне неизвестно?

Андромаха посмотрела на него.

– Ничего, чего он не принимал раньше. Я не понимаю тебя, Махаон. Ты собственным глазами видишь результат такого лечения. Почему ты тогда сомневаешься?

Лекарь посмотрел на нее с жалостью.

– Черви – порождение грязи. Я понимаю, как какой-то дикий житель пустыни может верить в них, но ты умная женщина. Я могу только предположить, что усталость лишила тебя разума.

Девушка почувствовала, как в ней поднимается холодная ярость.

– Махаон, я не ожидала, что ты подтвердишь мою уверенность в глупости мужчин. Я думала, ты другой… умнее. Теперь у меня есть к тебе один вопрос. Есть много способов лечения болезней. Сколько из них было придумано тобой лично? Какое лечение ты придумал в свое время как целитель?

– Я изучал все великие труды… – начал он. Она прервала его.

– Не труды других, Махаон. Расскажи мне, какое лечение придумал ты.

Молодой лекарь молчал с напряженным выражением лица.

– А об этом стоит поразмышлять, – сказала она резко. – Не было снадобий, Махаон, никаких секретных эликсиров. Пришел человек и объяснил, что черви едят пораженную плоть. Я не поверила в это, но увидела, что это правда. Он знал способ лечения, не описанный в твоих древних свитках.

Глаза Махаона потемнели, он встал на ноги.

– Геликаон – любимец богов! – воскликнул он. – То, что здесь произошло, – это чудо. Я буду благодарить Асклепия и богиню Афину. Я принесу лечебные снадобья, которые оставлю тебе.

Гершом отошел в сторону в дверях, пропуская лекаря. Затем он посмотрел на Андромаху и улыбнулся.

– Ты была сурова с ним. Он хороший человек, который без устали трудится на пользу больных.

– Я знаю. Но он высокомерен. Сколько раненых умрут из-за этого?

– Тебе нужно отдохнуть, – заметил египтянин. – Я посижу с ним. Иди и поспи. Ты почувствуешь себя лучше.

Андромаха знала, что он был прав. Она почти шаталась от усталости. Пройдя по дворцу, девушка добралась до своих комнат. Молодая служанка спросила ее, не хочет ли она принять ванну. Невеста Гектора покачала головой.

– Мне нужно поспать, – сказала она.

Отпустив служанку, она вошла в спальню, сняла одежду и растянулась на широкой постели. Холодный ветер дул в окно, и девушка натянула на себя одеяло.

Но сон не приходил. В ее голове проносились картины: Геликаон на берегу в бухте Голубых сов, молодой и красивый; Каллиопа, смеющаяся и танцующая в лунном свете. Всю ее жизнь люди рассказывали о чудесной силе любви, о радости, о музыке и страсти. Она представляла любовь как что-то абсолютное, неизменное и прочное, словно мраморная статуя. Но она была не такой. Андромаха любила Каллиопу, наслаждаясь ее обществом, теплом ее кожи, нежными поцелуями. И она любила Геликаона, желая быть с ним. Ее сердце билось быстрее, даже когда она сидела у его постели, держа за руку. Это так смущало.

Музыканты рассказывали и пели об одной великой любви – встрече душ.

Жрец на берегу в бухте Голубых сов говорил ей о том, что она будет любить трижды: первая ее любовь будет такой же бурной, как Зеленое море, вторая – твердой и истинной, словно дуб, а третья – словно яркая луна. Геликаон был ее первой любовью, потому что он был человеком с одной сандалией. Когда она спросила о других, оракул ответил, что дуб вырастет из грязи свиней, а луна появится с кровью и болью.

Ни одна из них не была Каллиопой.

«Но я любила ее, – подумала девушка. – Я знаю, что это правда».

Ее мысли изменились, и она увидела остров Теры и великий Храм Коня. Теперь там почти полдень, и жрицы готовят вино, чтобы предложить его Минотавру. Двенадцать жриц отправятся к дрожащей скале. Они будут петь и выльют вино в шипящую расщелину, пытаясь не вдыхать вредные пары, которые поднимаются из-под земли.

Горячее дыхание Минотавра.

Каллиопа, наверное, с ними. Последний раз, когда Андромаха принимала участие в этом ритуале, Каллиопа подмигнула ей, и Главная жрица упрекнула ее за это.

Девушка закрыла глаза.

– Я хотела бы, чтобы ты была здесь, – прошептала она, думая о Каллиопе.

Затем образ Каллиопы стал нечетким, и Андромаха снова представила ярко-голубые глаза Геликаона.

Для Геликаона мира, который он знал, больше не существовало. Он блуждал среди видений, в хаосе снов. Порой он лежал в широкой постели у волшебного окна, где за одну секунду ночь сменяла день. В другой раз он оказывался на палубе «Ксантоса», который плыл по Зеленому морю, или стоял на скалах Дардании, наблюдая за горящими кораблями. Вопли моряков разносились, словно крики чаек. Образы сменялись и таяли. Только боль оставалась постоянной. Хотя это было ничто по сравнению с муками, которые он испытывал, когда к нему приходило видение.

Тогда Счастливчик видел своего маленького брата Диомеда, который радостно играл на солнце. Слышал веселый смех мальчика. Затем он замечал, как начинал гореть край детской туники. Геликаон кричал, пытаясь предупредить его, но мальчик продолжал кричать, а пламя ревело вокруг него. Геликаон пытался достать его, но ноги наливались свинцом, и с каждым шагом расстояние между ними увеличивалось. Кожа Диомеда чернела, и только тогда он поворачивался к своему брату. «Помоги мне!» – кричал мальчик. Но Геликаон ничего не мог сделать, он только наблюдал за тем, как Диомед горит.

Затем он снова был на «Ксантосе» и стоял рядом со старым другом Волом. Ярко светило солнце, дул свежий ветер. Вол поворачивался к нему, и Геликаон видел струйку крови, которая, словно тонкое красное ожерелье, обвивала его горло. Счастливчик пытался дотронуться до его раны – и голова друга оказывалась у него в руках.

Он открывал глаза и видел, что снова лежит на широкой постели, а через окно проникает лунный свет. Геликаон слышал какой-то шум и видел лицо Андромахи над собой. Ее холодная рука касалась его лица.

– Вернись к нам, Геликаон, – шептала она.

Эта мольба смущала его. Откуда он должен идти и куда? Он уже везде был, плавал по Зеленому морю, ходил по Семи холмам с Одиссеем и Биасом – чернокожий моряк жаловался на комаров, которые прилетали с болота, стоял на стенах Трои и смотрел на море и заходящее солнце, мчался вместе с Гектором на аморитов. Все события его жизни повторялись снова и снова, начиная с детских страхов и самоубийства матери и кончая взрослыми трагедиями и смертями людей, которых он любил.

Теперь светило солнце, и он шел с золотоволосой Халисией во дворец. Она должна была стать его женой, и Геликаон знал, что она была счастлива. В прошлом году микенцы убили ее ребенка, а ее изнасиловали, оставив умирать. С тех пор ее жизнь была полна скорби и страха. Теперь он будет защищать ее – даже если не сможет полюбить. Счастливчик чувствовал тепло ее ладони в своей руке, ее крепкое пожатие, словно она боялась, что он может вырваться. Когда они подошли к толпе, он увидел, как вышел вперед Атталус и бросился к ним с ножом в руке. Геликаон инстинктивно попытался отвести удар, но Халисия, испугавшись, сжала его руку еще сильнее. Нож вонзился в его грудь. Освободившись от Халисии, он поднял руку. Лезвие ударило ему в подмышку. Тогда к ним побежали люди и прижали Атталуса к земле. Геликаон видел, как один из охранников ударил кинжалом в живот Атталуса, распоров его до самых легких. Он пробрался сквозь толпу людей и упал на колени рядом с убийцей.