Троя. Грозовой щит - Геммел Дэвид - Страница 10

– Именно поэтому я ограбил Арелоса, после того как убил его, – сказал микенец, похлопав по тяжелому кошельку, висящему у него на поясе. – И теперь ты должен принять решение, друг мой. Ты хочешь, чтобы мы разошлись по-хорошему, или у тебя другие планы?

Секундос задумался. На самом деле у него не было выбора. Он был слишком стар, чтобы бросать вызов Каллиадесу. Затем ему пришла в голову мысль, что он слишком стар, чтобы принимать любой вызов. Он повернулся к ожидающим его решения пиратам.

– Вы, парни, хотите служить под моим началом или есть другой человек, чтобы возглавить команду?

– Мы будем служить тебе, Секундос, – ответил решительный Хоракос. – Какие будут приказания?

– Приготовьте корабли, – велел им старый пират. – Дует попутный ветер, и я чувствую запах добычи в море!

Моряки ответили радостным криком и направились в сторону своих кораблей. Секундос сделал знак Каллиадесу и отвел его в сторону.

– Я желаю тебе всего хорошего, парень, – сказал он, – но будь начеку с Одиссеем. Мне приходилось встречаться с такими людьми, но он – как тебе объяснить? – непредсказуем. Если он узнает, что вы микенцы, объявленные вне закона, то может просто рассмеяться и принять вас как родных или передать вас первому микенскому отряду, который встретится ему по дороге. У него противоречивый характер.

– Я запомню это, – пообещал ему Каллиадес.

– Тогда запомни еще кое-что: когда познакомишься с ним, то он напомнит тебе большую старую собаку, дружелюбную и очень добрую. Посмотри ему в глаза. Ты увидишь там волка.

Сны царя Итаки были беспокойные. Со дна моря его звал ребенок, но Одиссей не мог пошевелиться. Он понял, что привязан к мачте «Пенелопы». На борту корабля больше никого не было, и невидимые руки поднимали весла и опускали их в воду в превосходно слаженном ритме. «Я не могу дотянуться до тебя!», – кричал он потерявшемуся ребенку.

Одиссей проснулся и увидел светловолосого великана, присевшего рядом с ним.

– Ты должен кое-что увидеть, – сказал Леукон. Одиссей втянул воздух. Его сердце все еще сильно билось, а голова болела от избытка вина, выпитого накануне ночью. Встав на ноги, он протер глаза и взглянул вверх. Ветер был свежим и мягким, а небо – безмятежно голубым. Он посмотрел вдоль берега. Группа пиратов собралась вокруг большого костра. Одиссей прищурился.

– Он бросил голову рядом с огнем, – рассказывал Леукон. – Судя по цвету волос, это скорей всего голова Арелоса.

– Я думал, что Арелос был выше ростом, – пробормотал царь Итаки. Подошедший Биас, рассмеялся над его замечанием, но Леукон просто покачал головой.

– Трудно определить, это всего лишь голова, – заметил он. Одиссей вздохнул. Леукон кажду фразу понимал буквально. Бесполезно было тратить на него иронию. Когда с ними плавал Порфеус Свинья, он всегда делал Леукона объектом своих шуток. Мысли о мертвом Порфеусе только ухудшили настроение Одиссея. В каждой команде должен быть шутник, кто-то, чтобы поднимать дух людей в тяжелые времена или плохую погоду. Прогнав прочь мысли о Порфеусе, Одиссей повернулся к Леукону.

– Узнал еще кого-нибудь? – спросил он.

– Думаю, седой человек – это Секундос. Других не знаю.

Затем Одиссей увидел женщину в разорванной тунике, которая стояла рядом с большим светлобородым воином. Судя по ужасной стрижке, у нее были вши.

Группа вокруг костра разделилась: пираты направились к своим галерам, а двое воинов и женщина пошли к лагерю команды «Пенелопы».

– Что ты думаешь о них? – спросил у Биаса царь Итаки.

– Крепкие воины. Там был бой. У высокого рана на лице.

– Бой? Конечно, там был бой. На песке лежит отрезанная голова, – хмыкнул Одиссей, отступив от них и глядя на приближающуюся троицу. Высокого мужчину с шрамом на лице он видел впервые, но крепко сложенный светловолосый воин в тяжелых бронзовых доспехах показался ему знакомым. Он вспомнил, что это микенец.

Когда они подошли ближе, Одиссей увидел, что рана на лице высокого воина пришлась по более старому шраму. Кровь все еще капала на его темную тунику.

– Я – Каллиадес, – представился молодой воин. – Мне и моим друзьям нужно место на корабле, царь Одиссей.

– Каллиадес, хм, кажется, я слышал это имя раньше. Микенский воин, который сражался вместе с Аргуриосом.

– Да. И против него. Великий человек.

– А ты – Одноухий Банокл, – сказал Одиссей, повернувшись к великану. – Теперь я тебя вспомнил. Ты искал повод для драки с пятью членами моей команды два года назад.

– Я победил их всех! – радостно воскликнул Банокл.

– Это неправда, как и то, что есть на свете волосатое яйцо, – ответил Одиссей с усмешкой. – Когда я оттащил их, ты лежал, прикрыв голову руками, а град ударов сыпался на тебя со всех сторон.

– Просто немного отдохнул, чтобы восстановить силы, – пожал плечами великан. – Во имя Гефеста, как только я встал бы на ноги, оторвал бы им головы.

– Вне всяких сомнений, – согласился царь Итаки. – А что случилось с тобой? – спросил он у шлюхи с обрезанными волосами.

– Я держу путь в Трою, – ответила она ему. Этот голос! Одиссей замолчал, прищурил глаза и внимательно всмотрелся в ее лицо. Он, конечно, узнал ее; теперь ему было понятно, что она отрезала свои волосы не из-за вшей. Последний раз, когда он ее видел, ей было двенадцать; тогда она воспользовалась ножницами, чтобы отрезать золотые локоны, и обнажила череп, порезав кожу в некоторых местах. Это было печальное зрелище.

Он понял по выражению ее лица: девушка догадалась, что царь Итаки узнал ее.

– Меня зовут Пирия, – солгала она, встретившись с ним взглядом.

– Добро пожаловать в мой лагерь, Пирия, – сказал Одиссей и увидел чувство облегчения в ее глазах.

Отвернувшись от них, царь Итаки наблюдал за тем, как отчаливали пиратские галеры. Это дало ему время подумать. Он оказался в затруднительном положении. Девушка путешествовала под вымышленным именем. Это могло означать, что она покинула Храм на острове без разрешения. Женщин отправляли служить на Теру, чтобы они оставались там до конца своих дней. Более чем за тридцать лет он встречал только двух женщин, которых отпустили с острова.

Он слышал историю о другой беглянке – историю, которая произошла много лет назад. Ее вернули на остров и похоронили заживо, заставив служить богу под горой.

Царь Итаки думал, что делать. Если девчонка сбежала и станет известно, что он сознательно помогал ей, то его может проклясть Главная жрица. Дело осложнял тот факт, что старуха принадлежала к царской семье Микен, и ее ненависть могла дорого обойтись Одиссею в его торговле с материком. Возможно, он вызовет враждебность и со стороны ее родственника, царя Агамемнона.

Пиратские галеры вышли в чистую голубую воду, и Одиссей наблюдал за тем, как они подняли парус.

Его тревожило еще одно. Почему двое микенских воинов путешествовали с пиратами, и почему они теперь ищут место на корабле, курс которого им неизвестен?

Слова Каллиадеса эхом прозвучали у него в голове. Одиссей спросил об Аргуриосе, а молодой микенец сказал, что сражался с ним и против него. Единственный раз, когда микенские воины сражались против Аргуриоса, – это было во время битвы в Трое прошлой осенью. Агамемнон приказал убить всех, кто принимал участие в этом деле. Что ему рассказывал Нестор? Двое из них сбежали, и их объявили вне закона.

Прекрасная Гера! Он стоял сейчас со сбежавшей жрицей и двумя микенскими изгнанниками.

– «Пенелопа» – маленький корабль, – сказал он наконец, – и, когда прибудет наш груз, будет мало кают. Мы плывем в Трою на свадьбу царского сына, Гектора. Но мы будем останавливаться на многочисленных островах по дороге. Куда вы направлялись? – спросил он Каллиадеса.

Микенец печально улыбнулся.

– Туда, куда нас приведет попутный ветер, – ответил он.

– Ветер не будет попутным, если человек не знает, куда направляется, – возразил ему царь Итаки.

– Все ветра попутные для человека, которого это не беспокоит.