Атлантический рейс - Иванов Юрий Николаевич - Страница 47

ГЛАВА XV

Путь домой. – Морские охотники. – Последние дни судовой жизни. – Берег.

Над Гибралтарским проливом торопливо скользят белые летние облака. Отражаясь в проливе, они плывут армада за армадой на северо-восток. Может быть, они спешат туда же, куда и мы. Может, они и доберутся до широких русских полей, тенистых зеленых лесов, прохладных спокойных озер, если не изойдут дождями да туманами, если не развеются ветрами или не выпадут снегом на оранжево-красные скалы Альп.

А мы спешим на запад: лишь обогнув острый подбородок Пиренейского полуострова, мы сменим курс.

Атлантический океан вновь подхватывает наше судно в свои сильные руки и начинает раскачивать, швырять по крутым сизым волнам, напевая в снастях то сердитые, то ласковые морские песни. Мы спешим в родной порт. Утром и вечером штурманы и капитан слышат один и тот же вопрос:

– Сколько миль прошли за ночь? За сутки? Сколько еще миль до берега?

Не доверял штурманам, нервируя их, мы сами бродим по голубому полю Атлантики, Бискайского залива, Северного моря, по узким проливам, на которых прочерчены тоненькие, красные пунктиры – дорожки-тропинки для теплоходов: до сих пор кругом мины. Нет, штурманы не ошиблись, еще многие сутки, многие мили отделяют нас от Родины.

На судне пахнет краской и хозяйственным мылом. Еще раз моем, чистим каюты, драим «медяшку», а боцман все находит какие-то местечки, которые нужно еще раз или заново подкрасить. Уже не гудят в каютах вентиляторы; мы мерзнем и завинчиваем на ночь иллюминаторы.

Проходим Бискай. На этот раз он более милостив к нам, нежели в начале рейса, – волнение совсем пустяковое, каких-нибудь три-четыре балла при попутном ветре. Здесь, в заливе, нам удается увидеть, как охотятся за меч-рыбой. Да, за ней охотятся. Почти так же, как и за китами: бьют гарпуном.

В бинокль хорошо видно охотничье судно – небольшой парусно-моторный двухмачтовый баркас, способный развивать на моторе приличную скорость, а это одно из важнейших качеств, которыми должно обладать судно, преследующее меч-рыбу. У баркаса длинный крепкий бушприт, вытянувшийся с носа судна далеко вперед почти параллельно воде. На конце бушприта – крестовина с упором для ног: здесь сидит гарпунер. Особенность имеет и фок-мачта: она оснащена крепкой, большой реей. На этой рее, вцепившись руками в ванты, стоят, зорко всматриваясь в воду, пятеро наблюдателей. Вот один из них заметил в сотне метров от судна пенный, как от торпеды, след. Меч-рыба! Судно резко ложится на правый борт и, набирая скорость, мчится к рыбе. А та не торопится; возможно, она только что опустошила какой-нибудь косяк и теперь спокойно плывет, выставив из воды свой острый спинной плавник. Еще десяток минут погони, бушприт уже над рыбой, его тень скользит по волнам, по серому рыбьему телу. Гарпунер прицеливается и с силой вонзает длинный тонкий гарпун в спину меч-рыбы. Всплеск... каскад брызг... Двигатель на судне останавливается: через ролик убегает в океан крепчайший нейлоновый шнур. Капитан, мужчина в красном свитере и белом шерстяном колпаке, высовывается из рубки и машет рукой.

– Стоп!.. Хватит травить...

Матросы, спустившиеся с мачты, подтягивают рыбу к борту судна и, когда она всплывает, бросают в нее «железную лилию» – разновидность «кошки», которой в деревнях достают утонувшие в колодцах ведра. Острые когти «кошки» вонзаются в рыбье тело, и вскоре рыбу вытаскивают на палубу при помощи небольшой стрелы. Там уже лежат несколько ошкеренных исполинов – дневная добыча охотников за меч-рыбой.

На наших глазах у поднятой рыбины отсекают ее костяной меч и швыряют в волны.

– Какой сувенир пропадает!.. – сокрушается Саша Хлыстов.

И я тоже вздыхаю: эта же мысль пришла в голову и мне.

Капитан переводит рукоятку телеграфа на «полный вперед», и вскоре маленькое суденышко исчезает за горизонтом. Некоторое время мы еще стоим на верхнем мостике, окидывая взглядом унылую водную пустыню, а потом расходимся по каютам с одной мыслью: как бы подстегнуть время? Как же оно медленно тянется! Совсем недавно мечтали о таком дне, чтобы встать не в четыре-пять часов утра, а хотя бы к завтраку, в семь. Совсем недавно мы мечтали отдохнуть от ярусов, станций, анализов, от рыбьей крови и слизи. И, наконец, настали такие дни – дни перехода, дни отдыха. И мы просыпаемся... в пять часов утра. Просыпаемся и уже не можем сомкнуть глаз до штурманского сигнала по радио: «Команде – завтракать!» После завтрака день тянется мучительно долго: все оборудование давно упаковано, графики начерчены, отчет в черновике составлен. Ну скорее бы, скорей проскочить все эти проливы, заливы, моря!

По вечерам все, кто не занят на вахте, собираются в кают-компании. Кто читает, кто играет в домино. Шахматисты оканчивают слишком затянувшийся турнир, а другие любители черно-белого поля пытаются обыграть друг друга в шашки. Шашисты – народ полусерьезный, полутихий. Они то молча, сосредоточенно переставляют шашки, то разражаются радостным смехом, «слопав» у противника дамку или несколько шашек сразу.

Веселее всего проводят свой досуг любители домино. Они отчаянно спорят из-за каждой «кости»; лупят по столу костяшками, а потом с хохотом прогоняют «козлов» под стол. «Козлы» блеют мерзкими голосами и, выскочив из-под стола, с отчаянной решимостью начинают новую партию.

А время идет. Каждые новые сутки ложатся за кормой судна двумя сотнями миль. Время идет, и красный флажок на карте медленно, но уверенно пододвигается к заветной цели. Мы благополучно пересекли Бискайский залив, миновали Ла-Манш, Па-де-Кале, пересекли Северное море, вошли в тихие и спокойные воды датских проливов. Воздух над нами чист, прозрачен, и мы любуемся красивыми берегами. Слева – Швеция, справа – Дания. И на том и на другом берегу сбегают по зеленым косогорам к воде маленькие, словно игрушечные, городки – красные, желтые, синие, белые дома под черепичными крышами. Около многих домов, да почти у каждого, поднимаются в голубое небо высокие мачты, на которых полощутся государственные флаги. Где флаг – там дом моряка или рыбака. От датского берега к шведскому спешат черно-белые, сверкающие металлом и стеклом морские паромы. Они везут туристов, домохозяек-датчанок, решивших посетить базар или магазины на шведском берегу, и шведов, спешащих в кинотеатр на территории Дании.

А вот и знаменитый замок. По преданию, в нем жил когда-то Гамлет, принц Датский. Со стен замка настороженно смотрят в пролив старинные, позеленевшие пушки, но никто уже не боится их. Под каменными стенами крепости скользят по водной глади легкие яхты, а берег усеян спиннингистами; говорят, что здесь иногда клюет крупный лосось.

Проходим мимо Копенгагена. У самой воды – аэродром. На него садятся серебристые реактивные самолеты скандинавской аэролинии «САС». А в сторонке сгрудились серым стадом несколько громадных американских самолетов «Боинг». Фирма прогорает: за последние полгода несколько «Боингов» упало на землю, хороня под своими обломками сотни человеческих жизней, и пассажиры бойкотируют эти самолеты. «Боинги» стоят, летчики скучают в аэродромной гостинице, фирма прогорает.

А на нашем судне жизнь идет своим чередом. Валентин собирает по каютам книги, чтобы обменять их на берегу в библиотеке; радист выписывает счет на радиограммы. Оказалось, что больше всех послал радиограмм на берег Виктор некоей Герде из Вильнюса. Ох, уж эта Герда!..

– Ничего, – посмеивается Виктор, – выйдет за меня замуж, я ей этот счетик вместо свадебного подарка преподнесу.

У боцмана свои заботы: он списывает израсходованные краски и собирает тропическую робу. Когда я сдаю ему вещи, то слышу, как в соседней каюте шумят матросы:

– Чтоб я еще хоть раз пошел в эти тропики! Лучше на север, на селедочку. Там, на севере, я был толстый, здоровый, а тут совсем вытаял...

– Брось ты! – узнаю я голос Славы. – Ты всегда был дохлым. И там ты от ветра качался. А я так и в следующий рейс пойду на юг: ну как мне хочется побывать где-нибудь в Южной Америке, на Ямайке, Кубе!