Атлантический рейс - Иванов Юрий Николаевич - Страница 33

Прилипал мы находили в самых неожиданных местах. Эти небольшие, величиной с палец, головастые рыбки синего цвета устраиваются в жаберных щелях акулы. А одну такую рыбку мы обнаружили прилипшей в самой акульей пасти. Квартирка опасная, но зато очень удобная: громадное количество различной пищи проходит мимо мизерного прилипалы, а тому остается лишь рот открывать, чтобы проглотить понравившиеся кусочки мяса. Только присасываться нужно очень крепко, иначе попадешь вместе с пищей в желудок хищнику.

Прилипалы плавают не только с акулами, но и с другими рыбами: например, с парусниками, а также с черепахами. А несколько крупных прилипал длительное время сопровождало наш теплоход, выплывая из-под днища во время морских станций, так сказать «поразмяться», а также при выборке яруса, чтобы пообедать.

Матросы прозвали прилипал «тунеядцами». И это название им очень подходит. Так же, как любого тунеядца можно смело назвать «прилипало».

Но не только прилипалы путешествуют с акулами: этих хищников везде и всюду сопровождают рыбки-лоцманы. Вернее, не сопровождают, а, как разведчики, мчатся впереди акулы, высматривая добычу. Лоцман очень напоминает своей расцветкой маленькую зебру – все его серебристое тело разрисовано темно-фиолетовыми, почти черными поперечными полосами. Вон и сейчас видны в воде три лоцмана. Как маленькие шустрые собачонки-ищейки, мчатся они перед самым носом акулы. Они то вырываются вперед, то возвращаются назад: видимо, «докладывают» хищнику обстановку.

Попавшую на крючок акулу лоцманы сопровождают до самого борта судна, и, когда хищник неожиданно исчезает из их поля зрения, они в страшном смятении мечутся в волнах. Лоцманы так же, как и прилипалы, пользуются бесплатным акульим столом и, потеряв своего хозяина, немедленно ищут нового – ведь к самостоятельному добыванию пищи они не приспособлены.

«Змея!» – раздается чей-то испуганный вскрик, и, перелетев через планшир, на палубу шлепнулась длинная тонкая змея с громадной оскаленной пастью. Вытаращив большие янтарные глаза, змея изогнулась своим гибким телом и, напрягшись, выплюнула на горячие доски половинку сардины, несколько некрупных головастых рыбок и креветку.

Мы с Виктором наклонились к ней. Нет, это, конечно, не змея, а рыба, и очень редкая: змеевидная макрель. Достаточно сказать, что змеевидную макрель до 1947 года в живом состоянии не видел ни один ученый в мире. Лишь иногда ее скелеты и кости находили на побережье Южной Америки и островов Галапагос. По-видимому, это можно объяснить тем, что змеевидная макрель – обитатель больших глубин открытых частей океана, то есть тех мест, куда редко заглядывает ихтиолог. Первым человеком на Земле, державшим такую рыбу в руках, был знаменитый норвежский путешественник Тур Хейердал. Ночью рыба сама посетила их. Она заползла на плот «Кон-Тики», на котором смелый норвежец вместе со своими товарищами совершил путешествие от берегов Перу до островов Полинезии. Мы, пожалуй, после Хейердала были вторыми или третьими, которых океан осчастливил столь замечательным подарком.

Сфотографировав, я обернул рыбу марлей и отправил в морозильную камеру: теперь у нее один путь – в музей.

На следующий день капитан проложил курс на ганский порт Тема, где нам предстояло пополнить истощившиеся запасы воды и свежих продуктов.

Ярус убран, не слышно ярусоподъемника, зато весь теплоход наполнился ужасным скрежетом: матросы «шкрябают» – обдирают металлическими скребками старую, облупившуюся краску и замазывают эти места красным суриком. Когда сурик подсохнет, на него ляжет свежий слой краски. Вместе с матросами мы тоже покрываем борта и планширы суриком, драим палубу металлическими сетками с песочком и каустиком. По вечерам опять разгораются шахматные баталии и жужжит в салоне движок киноаппарата. Все картины старые. И некоторые, такие, как «Последний дюйм», «Большой вальс» и «Мичман Панин», мы посмотрели уже раз по десять. Все события, которые происходят в фильмах, мы изучили так, что совершенно точно знаем, в какой части бравый мичман Панин будет стоять в каюте командира, дожидаясь, как же решится его судьба. А с первыми звуками «Большого вальса» мы уже совершенно точно знаем, что во время бала робкий Гоша, так мы зовем Иоганна Штрауса, запутается ботинком в подоле платья прекрасной Карлы Доннер, и та, прищурив глаза, скажет: «Как? Уже!..»

Большие надежды мы возлагаем на Тему: может быть, там удастся поменяться с другим советским кораблем фильмами и надолго расстаться с любимыми, но все же порядком надоевшими Паниным, Штраусом, Доннер.

Итак, завтра будем в Теме. Все уже подготовлено: судно подкрашено, палуба надраена, над ней натянут брезентовый тент. Рубашки и брюки наглажены, подправлены бороды, усы, побриты смуглые щеки. Мы сидим в лаборатории и крутим ручку приемника: все джаз, джаз, джаз... Сюда, в эти края, волны московского радио почти не долетают, и лишь редко-редко из рупора вдруг раздастся тонкий девичий голосок, поющий об «ивушке зеленой» или грустящей, что «в жизни раз бывает восемнадцать лет». И мы тоже немножко грустим. Только в море, пожалуй, можно почувствовать, насколько беднее становится мир, когда нет рядом подруг, невест, жен. Мы молчим и вспоминаем синеглазых, сероглазых, худеньких, полных или стройных.

– Галка, наверное, на танцы ускакала, – вздыхает Саша, взглянув на часы, – ведь сегодня суббота...

– Вильнюс молчит... – поддерживает этот интимный разговор Виктор и с силой тушит в пепельнице сигарету.

– А Тамара, наверное, на соревнованиях, – говорю я, пододвинув календарь поближе. – В этом месяце она должна быть в Москве.

– А моя, – начинает Юра и останавливается. – А моя... – продолжает он, – даже и не знаю, где она... кто она, да и будет ли?

Немного помечтав, он тяжело вздыхает и, как бы возвращаясь на землю, предлагает:

– Начнем, пожалуй?

– Начнем, – соглашаюсь я, извлекая из-под стола коробку с конфетами.

Это почти все, что осталось от посылки. Все конфеты растаяли и представляют собой бурое густое месиво, напичканное разноцветными этикетками. Все мы соскучились по конфетам и поэтому уже вторую неделю смакуем содержимое коробки.

Покончив с конфетами, мы еще с полчаса сидим вокруг пустой коробки, а потом я ухожу в каюту – нужно зарядить фотоаппарат новой кассетой. Сколько интересных снимков предстоит мне сделать в гостеприимном ганском порту!

ГЛАВА XI

Золотая земля. – Ганский порт Тема. – Гонка по Африке. – Крокодилы реки Вольта. – Путешествие вдоль океана. – Танец в волнах. – Рыба, которая может утонуть.

Каждый вечер Виктор подходит к настенному календарю и зачеркивает крест-накрест прошедший день: на берегу его ждет девушка. И Виктор торопит время – иногда он ставит крестик и на тот день, который еще не прошел. А когда, сломленный усталостью, он валится на койку и не делает нужной и очень важной отметки в календаре, за карандаш берусь я. Ведь меня тоже ждут...

А сегодня взглянул на стену: что такое? В календаре целых четыре дня не зачеркнуты. В эти дни мы были так переполнены впечатлениями, что забыли о красных крестиках.

В то утро, утро нашей встречи с Ганой, я поднялся затемно. Мне хотелось уловить момент, когда на горизонте появится полоска суши. Земля, которая не качается, как палуба, под ногами, по которой так тоскует человек в море.

Полоска земли. Она сверкнула в лучах взошедшего солнца, как узкий золотой обруч, обхвативший северную часть горизонта. Чем ближе подходили мы к берегу, тем шире становился обруч, тем ярче сверкал он, слепил глаза. Потом над желтым прибрежным песком зазеленели кроны пальм, показались портовые постройки, высокий белый маяк. Двигатель смолк, судно легло в дрейф, ожидая лоцмана.

В то утро я сделал замечательное открытие: узнал, что земля пахнет. Не горстка земли, взятая в ладонь, а целый материк, громадный «Черный континент». Приезжая из душного города на берег моря, мы замечаем, какой чудесный «морской» запах исходит от него. А когда моряки после длительного пребывания в открытом океане приближаются к берегу, они чувствуют, как чудесно, замечательно пахнет земля. Африка пахла разогретой листвой, смолой, вытопившейся из древесных стволов, и цветами. И еще от нее исходил крепкий, чуть горьковатый запах какао.