Атлантический рейс - Иванов Юрий Николаевич - Страница 28

Вдруг Слава откладывает нож в сторону и, прищурившись, смотрит в океан. Что там еще? Я поднимаю бинокль – к судну быстро летят две птицы. Одна, бросаясь из стороны в сторону, прижимается к воде, другая – над ней. Та, что повыше, – ястреб. В бинокль хорошо видны его острые стреловидные крылья, стремительный почерк полета, а ниже? Да это же голубь!

– Ястреб гонится за голубем!

– Обыкновенный сизарь-почтовик, – говорит Слава. – Как его занесло сюда?

Увернувшись еще раз от ястреба, голубь взмывает над мачтами судна, лихо разворачивается и планирует на палубу. Сел, посмотрел на нас, почистил клюв красной лапкой, взглянул на ястреба, который тоже приземлился – вернее, «присуднился» – на полубак, и бойко побежал по накрытой брезентом лебедке. Слава посмотрел на бригадира; тот, чуть усмехнувшись, кивнул головой. Наш матрос первого класса подтянул спадающие брюки и осторожно, по-кошачьи проскользнул мимо голубя к себе в каюту. Через минуту он вышел: в одной руке кусок хлеба, в другой – сетка. Глаза у матроса заблестели, он сложил губы трубочкой и нежно проворковал:

– Гуля... гуля-гуль...

«Гуля» настороженно повертел головой, покружился на месте, проглотил крошку, потом другую, внимательно осмотрел тонкие, в цыпках матросские ноги, и... Слава взмахнул сеткой. Через минуту он уже держал голубя в руках. Во всех его движениях, в том, как он осторожно, но надежно сжимал птицу в потных ладонях, как придирчиво и строго рассматривал пернатого гостя, чувствовались повадки завзятого голубятника.

– Точно... почтарь, – сказал он. – На обеих лапках кольца.

Мы осмотрели голубя: на одной его ноге было красное пластмассовое кольцо с цифрой «39», на другой – алюминиевое и небольшая, легкая капсула, в которую вкладывается записка. Капсула была пуста.

– Отпусти ты его, – сказал бригадир, вновь принимаясь за работу.

– Не долетит... Смотри, какой тощий, – ответил Слава. – Пускай отдохнет с недельку. Посажу его в ящик. Доделаешь сам?

Бригадир кивнул головой, и Слава ушел.

– Закурим? – предложил Алексей и достал длинный янтарный мундштук, набранный из янтаря различных цветов: медвяно-желтого, оранжевого, оливкового, густо-шоколадного и даже черного.

– Откуда это у тебя? – заинтересовался я.

– Откуда? – задумчиво прищурился Алексей. – Пришлось мне однажды не по своей охоте целый год в голубой земле копаться. Это – оттуда. Память. Сам сделал...

– Янтарь добывал в карьерах? За что же тебя упекли? Парень ты с виду спокойный, серьезный. Не пойму.

Бригадир усмехнулся, глубоко вдохнул в себя едкий дым и стал сосредоточенно рассматривать краешек мундштука: там, в янтаре, сидела маленькая букашка, попавшая в смолу, может, миллион лет назад. Я уже подумал, что на этом наш разговор и закончится, но, хорошенько изучив доисторическую пленницу, Алексей поднял на меня глаза.

– Понимаешь, Николаич, был я тогда совсем юным парнишкой. Работал на заводе, жил в общежитии... любил одну девчонку. А она... в общем пропали из кармана пиджака моего соседа по койке пятьсот рублей: чтобы не мешать нам, он вышел из комнаты, а пиджак на стуле висел. Пропали деньги, как в воду сгинули. Когда проклятый пиджак на стуле висел, только мы вдвоем с ней в комнате и были. Ну и... Словом, взял я всю вину на себя. И отправили меня к Балтийскому морю в земле ковыряться.

– Подлая... – не утерпел я.

– Подлая? – поднял выцветшие брови бригадир. – Нет... не торопись, Николаич. Подлым тот мой приятель оказался. Уже когда я срок отбыл, вернулся, узнал, что никаких у него денег тогда не было. Просто брал у кого-то в долг, пропил их, прогулял, а свалил все на нас. Такая вот история...

Он поднялся, зевнул, растер ладонями щеки.

– Ну, а девушка?

– Девушка? Очень хорошая эта девушка. В общем, если хочешь, придем домой, познакомлю. Вот так-то, Николаич...

– Вот так-то, Леха, – повторил я и пошел в лабораторию за банками: вахтенный штурман сообщил, что через десять минут будет станция.

В непрестанной работе, в постановке и выборке ярусов время летит незаметно. Каждый день рано утром подъем, а затем ярусы... ярусы... ярусы... А у научной группы к тому же станции, станции, станции... В промежутках между ярусами и станциями мы с Валентином препарируем акул и тунцов. Вечером разговариваем с «Островом» и «Осколом»: советуемся, где искать и где находить тунцов. У нас и у них удачи сменяются неудачами. На основе материалов научной группы мы даем им рекомендации, где ловить. Когда рекомендации подтверждаются, капитаны тунцеловов благодарят, когда не подтверждаются и они вынимают из воды «пустышку», капитаны яростно, не жалея слов и ярких, сочных выражений, ругают нас. И так изо дня в день. И так же неизменно солнце в этих широтах. С самого утра и до позднего вечера. От него нет спасения нигде. Солнце слепит глаза, обжигает, подпекает кожу. Порой, когда вытягиваешь из-за борта очередную тяжеленную рыбину, кажется, что все кругом расплавилось: океан, сверкающий мириадами маленьких жгучих солнц, ослепительно белое небо, воздух, горячими струями врывающийся в легкие, и рыба, отражающая в своей чешуе, как в зеркале, солнечные лучи.

От горячей палубы болят ступни. Чтобы уберечься от обжигающих досок, почти вся палубная команда сделала себе легкие пенопластовые шлепанцы. Тяжело, очень тяжело переносить солнце в таких дозах... Особенно тяжело переносят жару механики – ведь в машине не только жарко, но и душно. В такой духоте сизый, едкий чад застаивается между грохочущими двигателями, вентиляция почти не остужает воздух. Отработав положенное время, механики спешат куда-нибудь в тень и засыпают тяжелым, беспокойным сном, обвеваемые теплым ветерком от гудящих вентиляторов.

Только один человек из «машины» упорно сопротивляется тропическим невзгодам. Это Виталий Белов. Невысокий, худощавый, но очень энергичный, он в свободное время изучает английский язык, заглядывая в самоучитель, бренчит на гитаре, гриф которой украшен алым бантом, и, смешно подпрыгивая, боксирует на корме, отважно сражаясь с налитым водой резиновым буйком. Виталий интересуется абсолютно всем: политикой и астрономией, спортом и космическими полетами, литературой и кулинарией. Он совершенно точно знает, что произойдет, если растопить все льды Антарктики, если перегородить пролив Дежнева плотиной, если... В общем он знает такие вещи, о которых обыкновенный смертный даже и не подозревает. Его торопливый стрекочущий голос можно услышать в салоне, во всех каютах, в ходовой рубке, на палубе и в гальюне. И за это матросы называют его «кузнечиком».

Ярусы... ярусы... То вытянем из воды «пустышку», то одних акул, то несколько тонн тунцов. Но в последнее время они стали все чаще попадаться в наши ярусы, и около тяжелых, серебристо-синих тел обеспокоенно бродит Вася Суховеев, скромный герой морозилки. Вася озабочен: морозильная камера забита рыбой до предела, холодильные установки работают с перегрузкой, и его волнует вопрос: куда сунуть новую партию рыбы? Хватит ли холода для новых десятков рыбьих туш?

Мы уже познакомились с несколькими видами тунцов: длинноперым, большеглазым, пятнистым. Длинноперые тунцы совсем небольшие – по 8-12 килограммов весом. Один экземпляр лежит передо мной на палубе – стремительное, сильное тело, очень длинные, саблевидной формы грудные плавники. Эти тунцы обитают в верхних слоях воды океанов. Мечение рыб показало, что длинноперые тунцы совершают очень большие миграции. Например, тунца, меченного у западного побережья Америки, выловили у берегов Японии, а других, меченных у Гавайских островов, добыли у берегов Америки. Мясо у длинноперого тунца твердое, белое и очень вкусное. Оно пользуется большим спросом и высоко ценится на международном рынке.

К сожалению, длинноперые тунцы попадались на наш ярус очень редко. А большеглазых тунцов мы за весь рейс выловили всего лишь двух. Но зато какие это были рыбины! Каждый из этих двух тунцов весил по полтора центнера. Тунцы были очень сильные, живучие, и мы с большим трудом вытащили их из океана. Название свое они получили не зря. Глаза действительно у них очень большие, покрытые, как циферблат часов, плотными прозрачными пластинками. От других рыб большеглазые тунцы отличаются и своим тучным, массивным телом. Обитают они обычно на глубинах более 20 метров и наибольшие скопления образуют при температуре плюс 21-22 градуса.