Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Творения

Хлебников Велимир

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Творения - Хлебников Велимир - Страница 96

Изменить размер шрифта:

Современность

Где серых площадей забор в намисто:

«Будут расстреляны на месте!» —

И на невесте всех времен

Пылает пламя ненависти,

И в город, утомлен,

Не хочет пахарь сено везти,

Ныне вести: пал засов.

Капли Дона прописав

Всем, кто славился в лони годы,

Хорони смерть былых забав

Века рубля и острой выгоды.

Где мы забыли, как любили,

Как предков целовали девы, —

А паровозы в лоск разбили

Своих зрачков набатных хлевы,

Своих полночных зарев зенки,

За мовою летела мова,

И на устах глухонемого

Всего одно лишь слово: «К стенке!» —

Как водопад дыхания китов,

Вздымалось творчество Тагора и Уэльса,

Но черным парусом плотов

На звезды мира, путник, целься.

Убийцы нож ховая разговором,

Столетие правительства ученых,

Ты набрано косым набором,

Точно издание Крученых,

Где толпы опечаток

Летят, как праздник святок.

Как если б кто сказал:

«Война окончена — война мечам.

И се — я нож влагаю в ножницы» —

Или молитвенным холстам

Ошибкой дал уста наложницы,

Где бычию добычею ножам

Стоят поклонники назад.

В подобном двум лучам железе

Ночная песня китаянки

Несется в черный слух Замбези,

За ней счета торговых янки.

В тряпичном серебре

Китайское письмо,

Турецкое письмо

На знаке денежном — РСФСР

Тук-тук в заборы государств.

А голос Ганга с пляской Конго

Сливает медный говор гонга.

И африканский зной в стране морозов,

Как спутник ласточке, хотел помочь,

У изнемогших паровозов

Сиделкою сидела ночь.

Где серны рог блеснул ножом,

Глаза свободы ярки взором,

Острожный замок Индии забит пыжом —

Рабиндранат Тагором!

«Вещь покупаэ. Вещь покупае!»

О, песнь, полная примет!

О, роковой напев, хоронят им царей,

Во дни зачатия железных матерей.

Старьевщик времени царей шурум-бурум

Забрал в поношенный мешок.

И ходит мировой татарин

У окон и дверей:

«Старья нет ли?» —

Мешок стянув концом петли.

Идет в дырявом котелке

С престолом праздным на руке.

«Старья нет ли?

Вещь покупаэм!

Царей берем.

Шурум-бурум! » —

Над черепами городов

Века таинственных зачатий,

В железном русле проводов

Летел станок печати.

В железных берегах тех нитей

Плывут чудовища событий.

Это было в месяц Ай,

Это было в месяц Ай.

— Слушай, мальчик, не зевай.

Это было иногда,

Май да-да! Май да-да!

Лился с неба томный май.

Льется чистая вода,

Заклинаю и зову.

— Что же в месяце Ау?

Ай да-да! Май да-да!

О, Азия! Себя тобою мучу.

Как девы брови я постигаю тучу,

Как шею нежного здоровья —

Твои ночные вечеровья.

Где тот, кто день свободных ласк предрек?

О, если б волосами синих рек

Мне Азия обвила бы колени

И дева прошептала бы таинственные пени,

И, тихая, счастливая, рыдала,

Концами кос глаза суша.

Она любила, она страдала —

Вселенной смутная душа.

И вновь прошли бы в сердце чувства,

Вдруг зажигая в сердце бой,

И Махавиры, и Заратустры,

И Саваджи, объятого борьбой.

Умерших снов я стал бы современник,

Творя ответы и вопросы,

А ты бы грудой светлых денег

Мне на ноги рассыпала бы косы,

«Учитель, — ласково шепча, —

Не правда ли, сегодня

Мы будем сообща

Искать путей свободней?»

Заклинание множественным числом

Пение первое

Вперед, шары земные!

Я вьюгою очей…

Вперед, шары земные!..

Пение второе

И если в «Харьковские птицы»,

Кажется, Сушкина,

Засох соловьиный дол

И гром журавлей,

А осень висит запятой,

Вот, я иду к той,

Чье греческое и странное руно

Приглашает меня испить

«Египетских ночей» Пушкина

Холодное вино.

Две пары глаз — ночная и дневная,

Две половины суток.

День голубой, раб черной ночи,

Вы тонете, то эти, то не те.

И влага прихоти на дне мгновений сотки.

Вы думали, прилежно вспоминая,

Что был хорош Нерон, играя

Христа как председателя чеки.

Вы острова любви туземцы,

В беседах молчаливых немцы.