Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Творения

Хлебников Велимир

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Творения - Хлебников Велимир - Страница 92

Изменить размер шрифта:

Малявина красивицы, в венке цветов Коровина,

Поймали небоптицу. Хлопочут так и сяк.

Небесная телега набила им оскомину.

Им неприятен немец, упитанный толстяк.

И как земно и как знакомо

И то, что некоторые живы,

И то, что мышь на грани тома,

Что к ворону По — ворон Калки ленивый!

Как! И я, верх неги,

Я, оскорбленный за людей, что они такие,

Я, вскормленный лучшими зорями России,

Я, повитой лучшими свистами птиц, —

Свидетели: вы, лебеди, дрозды и журавли! —

Во сне провлекший свои дни,

Я тоже возьму ружье (оно большое и глупое,

Тяжелее почерка)

И буду шагать по дороге,

Отбивая в сутки 365x317 ударов — ровно.

И устрою из черепа брызги,

И забуду о милом государстве 22-летних,

Свободном от глупости возрастов старших,

Отцов семейства (обшественные пороки возрастов старших).

Я, написавший столько песен,

Что их хватит на мост до серебряного месяца.

Нет! Нет! Волшебницы дар есть у меня, сестры небоглазой.

С ним я распутаю нить человечества,

Не проигравшего глупо

Вещих эллинов грез,

Хотя мы летаем.

Я ж негодую на то, что слова нет у меня,

Чтобы воспеть мне изменившую

Избранницу сердца.

Ныне в плену я у старцев злобных,

Хотя я лишь кролик пугливый и дикий,

А не король государства времен,

Как зовут меня люди:

Шаг небольшой, только «ик»,

И упавшее «о», кольцо золотое,

Что катится по полу.

Вы были строгой, вы были вдохновенной,

Я был Дунаем, вы были Веной.

Вы что-то не знали, о чем-то молчали,

Вы ждали каких-то неясных примет.

И тополи дальние тени качали,

И поле лишь было молчанья совет.

Панна пены, Пана пены,

Что вы — тополь или сон?

Или только бьется в стены

Роковое слово «он»?

Иль за белою сорочкой

Голубь бьется с той поры,

Как исчезнул в море точкой

Хмурый призрак серой при?

Это чаек серых лет!

Это вскрикнувшие гаги!

Полон силы и отваги,

Через черес он войдет!

Где волк воскликнул кровью:

«Эй! Я юноши тело ем», —

Там скажет мать: «Дала сынов я».—

Мы, старцы, рассудим, что делаем.

Правда, что юноши стали дешевле?

Дешевле земли, бочки воды и телеги углей?

Ты, женщина в белом, косящая стебли,

Мышцами смуглая, в работе наглей!

«Мертвые юноши! Мертвые юноши!» —

По площадям плещется стон городов.

Не так ли разносчик сорок и дроздов? —

Их перья на шляпу свою нашей.

Кто книжечку издал «Песни последних оленей»

Висит, продетый кольцом за колени,

Рядом с серебряной шкуркою зайца,

Там, где сметана, мясо и яйца!

Падают Брянские, растут у Манташева,

Нет уже юноши, нет уже нашего

Черноглазого короля беседы за ужином.

Поймите, он дорог, поймите, он нужен нам!

Не выли трубы набат о гибели:

«Товарищи милые, милые выбыли».

Ах, вашей власти вне не я —

Поет жестокий узор уравнения.

Народы бросились покорно,

Как Польша, вплавь, в мои обители,

Ведь я люблю на крыльях ворона

Глаза красивого Спасителя!

За ним, за ним! Туда, где нем он!

На тот зеленый луг, за Неман!

За Неман свинцовый и серый!

За Неман, за Неман, кто верует!

Я задел нечаянно локтем

Косы, сестры вечернему ворону,

А мост царапал ногтем

Пехотинца, бежавшего в сторону.

Убийцы, под волнами всхлипывая,

Лежали, как помосты липовые.

Чесала гребнем смерть себя,

Свои могучие власы,

И мошки ненужных жизней

Напрасно хотели ее укусить.

Девы и юноши, вспомните,

Кого мы и что мы сегодня увидели,

Чьи взоры и губы истом не те, —

А ты вчера и позавчера «увы» дели.

Горе вам, горе вам, жители пазух,

Мира и мора глубоких морщин,

Точно на блюде, на хворях чумазых

Поданы вами горы мужчин.

Если встал он,

Принесет ему череп Эс,

Вечный и мирный, жизни первей!

Это смерть идет на перепись

Пищевого довольства червей.

Поймите, люди, да есть же стыд же,

Вам не хватит в Сибири лесной костылей,

Иль позовите с острова Фиджи

Черных и мрачных учителей

И проходите годами науку,

Как должно есть человечью руку.

Нет, о друзья!

Величаво идемте к Войне Великаньше,

Что волосы чешет свои от трупья.

Воскликнемте смело, смело, как раньше:

«Мамонт наглый, жди копья!

Вкушаешь мужчин а la Строганов».

Вы не взошли на мой материк!

Будь же неслыхан и строго нов,

Похорон мира глухой пятерик.

Гулко шагай и глубокую тайну

Храни вороными ушами в чехлах.

Я верю, я верю, что некогда «Майна!»

Воскликнет Будда или Аллах.