Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Творения

Хлебников Велимир

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Творения - Хлебников Велимир - Страница 56

Изменить размер шрифта:

16-19 октября 1919, 1921

209. Три сестры

Как воды полночных озер

За темными ветками ивы,

Блестели глаза у сестер,

А все они были красивы.

Одна, зачарована богом

Старинных людских образов,

Стояла под звездным чертогом

И слушала полночи зов.

А та замолчала навеки,

Душой простодушнее дурочки,

Боролися черные веки

С глазами усталой снегурочки.

А та — золотистые глины

Любила весною у тела,

На сене, на стоге овина

Лежать — ее вечное дело.

Внезапный язык из окошка на птичнике —

Прохожего дразнит цыгана,

То, полная песен язычника,

Стоит на вершине кургана.

И, полная неба и лени,

Жует голубые цветы,

И в мертвом засохнувшем сене

Плывет в голубые пути.

Порой, быть одетой устав,

Оденет ночную волну,

Позволит ветров табуну

Ласкать ее стана устав.

И около тела нагого

Холодная пела волна

Давно позабытое слово

Из мира далекого сна.

Она одуванчиком тела

Летит к одуванчику мира,

И сказка великая пела, —

Глаза человека — секира.

И в сказку вечернего неба

Летели девичьи глаза,

И волосы темного хлеба

Волнуются, льются назад.

Умчалися девичьи земли

В молитвенник дальнего неба,

И волосы черного хлеба

Волнуются, полночи внемля.

Она — точно смуглый зверок,

И смуглые блещут глазенки;

Небес синева, точно слабый урок,

Блеснет на зарницах теленка.

Те волосы — золота темного мед,

Те волосы — черного хлеба поток,

То черная бабочка небо сосет

И хоботом узким пьет синий цветок.

Поверили звезд водоему

Ее молодые лета,

Темнеет сестрой чернозему

Любимая сном нагота.

И кротость и жалость к себе

В ее разметавшихся кудрях,

И небо горит голубей

В колосьях священных и мудрых.

И неба священный подсолнух,

То золотом черным, то синим отливом

Блеснет по разметанным волнам,

Проходит, как ветер по нивам.

Идет, как священник, и темной рукой

Дает темным волнам и сон и покой,

Иль, может быть, Пушкин иль Ленский

По ниве идет деревенской;

И слабая кашка запутает ноги

Случайному путнику сельской дороги.

Глазами зеваки, иль, может быть, боги

Пришли красивыми очами

Все на земле благословить.

Другая окутана сказкой

Умерших недавно событий,

К ней тянутся часто за лаской

Другого дыхания нити.

Она величаво, как мать,

Проходит по зарослям вишни

И любит глаза подымать,

Где звезды раскинул всевышний.

Дрожали лучи поговоркою,

И время столетьями цедится,

Ты смотришь, задумчиво-зоркая,

Как слабо шагает Медведица.

Платка белоснежный ковер,

Одежда бела и чиста;

Как пена далеких озер.

Ее колыхались уста.

И дышит старинная вольница,

Ушкуйницы гордая стать.

О, строгая ликом раскольница,

Поморов отшельница-мать.

Лоск ласк и хитрости привычной сети

Чертили тучное лицо у третьей,

Измены низменной она

Была живые письмена.

И темные тела дары,

Как небо, светлы и свободны;

На облако черной главы

Нисходит огонь благородный.

И голод голубого холода

Оставит женщину и глину,

И вновь таинственно и молодо

Молилась глина властелину.

И полумать и полудитя,

И с мглой языческой дружа,

Она уходит в лес, хотя

Зовет назад ее межа.

Стонавших радостно черемух

Зовет бушующий костер.

Там в стороне от глаз знакомых

Находишь, дикая, шатер.

Сквозь белые дерева очи

Ты скачешь товаркою ночи,

И в черной шубе медвежонок

Своих на тело падших кос, —

Ты, разбросавший волосы ребенок,

Забыв про яд жестоких ос,

Но помнишь прелести стрекоз.

И ловишь шмелей-медвежат,

Хоть дерева ветки дрожат,

И пьешь цветы медовой пыли,

И лазаешь поспешней белки, —

Тогда весна сидит сиделкой

У первых дней зеленой силы.

И, точно хохот обезьяны,

Взлетели косы выше плеч,

И ветров синие цыгане

Ведут взволнованную речь.

Она весна или сестра,

В ней кровь весенняя течет,

И жар весеннего костра

В ее дыхании печет.

Она пчелиным божеством

На службу тысячи шмелей

Идет, хоть трудно меж ветвей

Служить молитву божеством.

30 марта 1920, 1921