Семейный стриптиз - Голдсмит Оливия - Страница 21

Мишель содрогнулась. Неужели та кошмарная ночь могла закончиться еще трагичнее?

– Мы подадим в суд на город, на округ, на штат. Со­ставь список всего, что было сломано, разорвано и разби­то. Они за все заплатят! – Фрэнк приподнял голову: – Тебя ведь не тронули, малышка?

– Нет-нет, – заверила Мишель. —Но почему это слу­чилось? Как можно было…

– Не знаю, малышка, не знаю. Но выясню. У Брузмана отличные связи. Он дерет три шкуры, но его услуги того стоят. – Мишель снова кивнула, умолчав о впечатлении, которое на нее произвел адвокат. – Может быть, каша за­варилась из-за той сделки с торговым центром?.. – задум­чиво произнес Фрэнк. – Может быть… Главное, что им не удалось нас уничтожить. Тебя точно не тронули? В участке никто к тебе не приставал?

Мишель покачала головой:

– Нет. Но с тобой-то что они сделали! А дети… Фрэнк вздрогнул; рука его, обнимающая жену, напря­глась.

– Всю мебель переломали, – простонала Мишель. – Кресел нет… дивана… Ковер тоже придется выбросить. Поуки исчез!!! Я звала его, звала, но он так и не появился. А соседи…

– Поуки найдется, не волнуйся. Мебель… Завтра же купишь новую. Слышишь? Выбирай любую, какая понра­вится, лишь бы сразу доставили. В конце концов, мебель в семье не главное. Но о списке не забудь, Мишель. Все туда запиши, до последней табуретки. Мы будем держаться вместе – и никто нас не сможет уничтожить. – Он взял в ладони лицо Мишель. – Ты ведь знаешь, малышка, что я ни за что не связался бы с наркотиками. Знаешь ведь, правда?

Мишель подняла глаза на любимое, истерзанное лицо мужа и кивнула.

– Будем держаться вместе – и никто не сможет нас уничтожить, – повторил Фрэнк.

Поднявшись на локте, он поцеловал Мишель и при­жался щекой к золотистым волосам, словно их прохлад­ный блеск мог остудить болезненный жар.

Мишель лежала тихонько, впитывая его силу, прислу­шиваясь к дыханию; а когда оно стало ровным и глубоким, неслышно выскользнула из спальни.

– Бог мой!!! – У Джады слезы подступили к глазам, но, взглянув на подругу, она поняла, что обязана держать себя в руках. – Да ты никак решила сменить обстановку? Тэк-с, тэк-с, тэк-с… Ничего себе работенка. – Она огля­дела разгромленную гостиную. – Святой Иисусе, помоги нам!

– Если он откликнется и решит помочь, – выдавила Мишель, подтаскивая к двери очередной наполненный мешок, – пусть несет побольше мешков для мусора.

Джада не стала упрекать подругу за непочтение к свято­му имени. Покачав головой, она опустила на пол один из принесенных со двора стульев.

– Пойду за остальными.

– Ты Поуки случайно не видела? – без особой надеж­ды спросила Мишель.

– А что, его нет? – Джада погладила Мишель по руке. – Все это ужасно. Хорошо хоть, с ребятами теперь все в порядке. Господи, здесь словно тайфун прошел.

– Большинство несчастных случаев, как известно… – начала было Мишель. Конец любимой фразы она прогло­тила вместе с горьким комком слез.

Мишель была тронута преданностью Джады. Не так-то просто заставить себя преступить – в буквальном смыс­ле – жуткую желтую полицейскую полосу, чтобы поддержать друзей. Она отлично понимала, что в их благополуч­ном, тихом районе глаза и уши есть у каждого дома и ее семья, как и любая другая, является объектом соседского внимания.

Репутация семейства Руссо рухнула в такую же про­пасть, как и ее собственное душевное спокойствие. Наста­нет ли когда-нибудь время, когда она опять будет приветствовать пробегающего мимо трусцой мистера Шрайбера или махать вслед машинам соседей? Даже ей, белой, это вряд ли скоро удастся, если удастся вообще. А для черной женщины, с таким трудом пробившей дорогу сюда, пре­зреть все условности и под обстрелом любопытных глаз ступить на опозоренный двор… Горько-соленый ком вновь застрял в горле Мишель, и глаза защипало от слез. Она не надеялась на подобное отношение. Но и демонстрировать Джаде, насколько ей плохо и насколько плохо все то, что с ними случилось, Мишель не хотела. Да и зачем? Одного взгляда в расширенные от ужаса глаза Джады было доста­точно, чтобы понять – она сама все знает.

– Прости, что втянула тебя в этот кошмар, – со вздо­хом сказала Мишель. – У тебя и своих проблем по горло.

– Да уж, – согласилась Джада, тоже принимаясь за уборку, – хватает.

Мишель захлестнуло чувство вины. Надо же так погру­зиться в собственные несчастья, чтобы забыть о конфлик­те в семье лучшей подруги. Даже не поинтересовалась, как у Джады дела с мужем. Боже правый, вокруг и впрямь сплошные неприятности.

– С Клинтоном поговорила?

Кивнув, Джада нагнулась за очередным обрывком обоев.

– Сказала, что, если к концу недели он не примет ре­шения, я обращусь к адвокату.

– Господи! Как он только может, Джада?! – Качая го­ловой, Мишель затянула узел на мешке. – Совсем свих­нулся.

– Бог с ним, с Клинтоном. Ты бы видела Тоню! Эта краля думает, что прибрала к рукам сокровище. Интерес­но, будет она его содержать? Поглядеть на ее наряды – так она и себя-то обеспечить не в состоянии. Знаешь, кто она? Та самая полоумная с Мартиники, изображающая из себя императрицу Жозефину.

– То есть… Хочешь сказать, что пассия Клинтона – та чудачка в жуткой шляпе, которую я видела на празднике у вас в церкви? – ахнула Мишель. – Которая волосы хной красит? Не-ет!!!

– Представь себе, – фыркнула Джада и, согнувшись пополам, сунула в мешок ворох диванных внутреннос­тей. – Заметь, я не ревную, честно. Мне давно уже не хо­чется с ним спать. Но если ты мне муж, то будь любезен уважать семью – или выматывайся! Что меня убивает, так это его выбор. Казалось бы, за пятнадцать лет брака мог бы и поднабраться хорошего вкуса.

– Ладно, забудь. Скажи лучше – как дети?

– В шоке, – призналась Джада. – Впрочем, чему удивляться после того, что они пережили? Это ведь не обыск был, а какая-то вендетта, ей-богу! – Она оберну­лась, вновь оглядывая разгромленную гостиную.

– Видела бы ты дом до того, как я вынесла первые одиннадцать мешков, – вздохнула Мишель.

– Копы явно что-то искали, – задумчиво произнесла Джада. – Неужто ничегошеньки не нашли? Да если мой дом вот так разбомбить, хоть одно зернышко марихуаны да найдется. – Она прикусила губу. – М-м-м-м… Ну надо же! В жизни не поверила бы, что и с белыми полиция такое творит.

– Фрэнк сказал, они его хотели расколоть.

– И судя по снимку, им это удалось.

– По какому снимку? Ты о чем? Джада замахала руками:

– Не задавай лишних вопросов, не услышишь лишне­го. Слушай-ка… Я знаю, что ты не из ярых прихожанок, но сейчас, по-моему, самое время обратиться к господу и упо­вать на него. Боюсь, прежде чем твоя жизнь начнет улуч­шаться, будет еще хуже.

– Я уповаю на Фрэнка, – возразила Мишель и доба­вила, обводя мрачным взглядом комнату: – А хуже просто не может быть.

Джада вздохнула:

– Надеюсь. Господи, как я надеюсь, чтобы ты оказа­лась права! Но люди могут быть очень, очень жестокими, а судьи иногда бывают страшнее копов. Уж поверь мне, я знаю кое-кого в Уайт-Плейнз, кто прошел через подобное. И невиновные среди них были, и преступники, которые все равно не заслуживали, чтобы с ними обращались как со скотом. – Она легонько похлопала Мишель по спи­не. – Ладно, подружка. Считай, это я так пыталась тебя утешить. Ну а теперь… Давай-ка засучим рукава и постара­емся привести здесь все в божеский вид, чтобы дети не ис­пугались.

Мишель заглянула в карие глаза Джады.

– Как, по-твоему, отправить их завтра в школу или лучше дома подержать?

Джаде вспомнилась Анна с ее убийственным, почти ра­достным любопытством к трагедии Мишель.

– Детская жестокость – факт известный, – медленно проговорила она. – Но раз уж твоим ребятам все равно придется с ней столкнуться – то почему бы и не завтра?

ГЛАВА 14

Домой Джада вернулась далеко за полночь. Она едва держалась на ногах. В четыре руки с Мишель они наполни­ли и вынесли двадцать с лишним мешков, пропылесоси­ли нижний этаж, отобрали всю оставшуюся невредимой (в основном металлическую) посуду, выбросили осколки чайных и столовых сервизов, подмели и отдраили полы на кухне. Не сказать, чтобы в результате их усилий дом вернул себе прежний вид, но следы ночного кошмара уже не били в глаза.