Клуб Первых Жен - Голдсмит Оливия - Страница 28

В Нью-Йорке стоял ясный день, небо было голубое-голубое. Уже становилось прохладно, пахло осенью и чувствовалась скорая зима. У дверей «Ле Сирк» Анни встретила Сирио, непризнанного гения социологии. Он знал положение всех богатых женщин в городе и рассаживал их соответственно. Сейчас же он сердечно улыбнулся и провел ее к Элиз, сидевшей за банкетным столиком, одним из тех, которые считались самыми престижными. По-видимому, Элиз все еще занимала весомое положение, Анни не любила подобной обстановки: холодно-голубой, почти ледяной декор – слишком торжественно для ленча. Но ей пришлось смириться; это устраивало Элиз – хорошо ухоженная, довольная собой, она сидела в расслабленной позе, словно на сцене. Да это и в самом деле была сцена. Напротив них с двумя женщинами, которых Анни не знала, сидел Брук Астор. Рядом пристроилась и молодежь – Блейн Трамп, оживленно беседующий о чем-то с хорошенькой девушкой. Элиз кивнула Анни, когда та вошла в зал, и поцеловала ее в щечку, потом взялась за свой бокал.

– Мартини? Или, может, газированного французского бензина? – Ее голос звучал как-то странно, почти обиженно.

– Белого вина, – попросила официанта Анни. – Элиз, с тобой все в порядке?

– Насколько можно ожидать. У вас в больнице это, наверно, зовется «тяжелый случай, но жить будет». Вот, лечусь потихоньку.

Небольшой переполох и возня у дверей возвестили о приходе Бренды. На ней было что-то непомерно большое и красное с перьями. «Хорошо еще, что я убедила ее надеть что-нибудь строгое», – подумала Анни, поморщившись.

– Надеюсь, это – вымирающий вид, потому как он заслуживает этого, – проворчала Элиз.

Анни сама ненавидела мех и перья. Хорошо, что они еще были искусственные. Но какого черта она их на себя нацепила! Анни украдкой взглянула на Элиз, но та казалась спокойной. Да, Элиз никогда не выставляет напоказ недостатки своих гостей.

– Привет, Бренда, – Элиз широко улыбнулась, произнеся эти слова так, чтобы все слышали, как она поздоровалась. «Только из поколения в поколение передается так и воспитанность. И только они могут вызывать такую самоуверенность, – подумала Анни. Ей доставило немало усилий не оказаться в объятиях Бренды.

– Ага, вся шайка в сборе! – сказала Бренда, радостно улыбаясь. – Что у вас здесь происходит, мать вашу?

Элиз и бровью не повела.

– Так, веселимся, – ответила она, и Анни опять заметила какие-то странные нотки в ее голосе. Анни и Бренда посмотрели на Элиз в ожидании того, что она скажет.

– Мне кажется, что-то нарушилось в балансе вещей, и необходимо восстановить равновесие.

Элиз взглянула сначала на одну, затем на другую подругу.

– Я полагаю, нам следует этим заняться.

– А в чем, собственно, дело? – спросила Анни.

– Ты же знаешь, Билл бросил меня, и ты знаешь, что люди говорят о женщине, которую унизили и оскорбили, – без тени злобы в голосе, с улыбкой на лице ответила Элиз.

– Элиз, поверь, мне искренне жаль…

– Бренда, к черту эти сочувствия. Я специально выбрала людное место, так что надеюсь, обойдемся без слез. И если мне нужен будет муж, я куплю себе еще одного. А сейчас я желаю восстановить справедливость.

– То, что надо, Элиз! – вырвалось у Бренды. – Ох, доберусь я до этой сучки Ван Гельдер!

Элиз посмотрела на Бренду так, что, окажись на ее месте кто-нибудь другой, от него не осталось бы и мокрого места.

– Я позвала вас сюда, потому как думала, что вы все же немного умнее, – неторопливо произнесла она. – Кажется, вы не поняли. Я имела в виду не женщин, меня не беспокоят новые жертвы. Я имею в виду мужчин – Джил Гриффин, Мор-ти, Аарон и, конечно, Билл. Должно же быть какое-то возмездие, в конце концов, надо свести счеты. Мы должны всем показать, что нас нельзя просто так взять и списать. Мы должны что-то предпринять. У нас есть силы, ум, связи, воображение, наконец. Пусть они заплатят сполна.

Анни вспомнила о письме Синтии, которое все еще лежало у нее в сумочке. Она была не в силах просто выбросить его, и слова, написанные там, казалось, не шли у нее из головы. Может, если она все-таки расквитается с Джилом, то избавится от этого несчастного клочка бумаги.

– Я обеими руками «за», – сказала Бренда, взявшись за меню. – Но может, все же закажем сначала что-нибудь поесть? – Как только официант отошел, Бренда спросила:

– Речь идет о мести? «Желание смерти», часть третья! Прямо здесь или как?

– Не совсем месть. Что-нибудь поизысканнее. Справедливость, – возразила Элиз.

– Во-во, мне всегда нравились законы Хаммурапи. Глаз за глаз – по-моему, то, что нужно. Так как насчет небольшой ритуальной кастрации? Мы схватим их, свяжем, наденем маски а-ля индеец на тропе войны. Мне вообще-то всегда шли перья. – Бренда поправила прическу. – И одного за другим мы их почикаем. Как собачек. И в будущем никаких проблем. По-моему, это довольно гуманный приговор. Больше не будут отравлять окружающую среду своими гормонами.

– Кастрация, м-м-м… – Элиз помолчала, как будто на самом деле обдумывала это. – Заманчиво, но грязно. Нет, слишком грязно.

– Ну да, ты всегда критикуешь. У тебя есть план?

Пока Анни слушала подруг, ее ум работал с поразительной быстротой. Месть? Справедливость? Нет, они так не думают. Нам нужно держаться вместе. А то, что предлагает Элиз, слишком жестоко. Нет, думала она, это не то, что ей нужно.

Вдруг ей пришла в голову идея. Может, им стоит создать что-то вроде клуба или общества брошенных жен, чтобы хоть как-то справиться со своим горем, поддерживать друг друга. Чтобы, наконец, сделать хоть что-нибудь с Джилом. «И мы не будем так одиноки, – думала Анни, – у нас у каждой хватает причин для гнева».

Она взглянула на Элиз и Бренду. С первого взгляда – две совершенно разные женщины, но, в принципе, такие похожие. Обе честны. Обе надежны. Для них обеих существуют истинные ценности. Жаль, что они не любят друг друга. Анни улыбнулась в душе. Кто, кроме нее, поверит, что у Бренды, толстушки из Бронкса, наполовину еврейки, наполовину итальянки, и у Элиз, шикарной наследницы двух огромных состояний, может быть что-то общее?

Но Анни чувствовала – может. И было. Они обе испытывали одинаковую боль, заглушая ее одна – едой, другая – вином. Но если они не могли прямо взглянуть в глаза своей боли и ярости, то, может, они найдут облегчение при помощи Синтии. Они втроем могли бы объединиться из чувства сострадания к Синтии и ненависти к Джилу. Только с тем, чтобы он знал, что им все известно.

И может быть, тогда они смогут противостоять своим собственным трудностям. Проблемы Бренды с ее весом, ее ненависть к Морти. Теперь ей даже некогда воспитывать своих двух детей из-за постоянных дел, телефонных звонков. Элиз, которая с каждым месяцем становится все грустнее и холоднее. Надо открыть ей глаза на то, как уход Билла подействовал на нее, – ведь она стала больше пить.

«А я? А моя ненависть к Аарону?» – подумала Анни. И тут тоненький голосок где-то внутри возразил: «Он не такой плохой, как остальные». Все-таки ей нужна была чья-то поддержка. Жить с такой болью равносильно самоубийству.

Вероятно, можно сделать какой-то вывод из гибели Синтии. Анни признавала за собой эту привычку – превращать плохое в хорошее, видеть светлое там, где никто его больше не видит, хотя, кто знает, может, сейчас это как раз и сработает. Идея была слишком хорошая, чтобы отказаться от попытки реализовать ее. Они могли бы создать нечто вроде группы поддержки, типа общества матерей детей с болезнью Дауна, в котором она когда-то состояла.

Элиз подалась вперед и улыбнулась:

– Возможно, мы сможем кастрировать их без единой капли крови. – Ее брови бесовски поднялись, и Анни с Брен-дой как зачарованные наклонились к ней. – Надо найти у каждого из них слабое место. Не могут же они быть неуязвимыми. Вот тут-то они заплатят сполна. Пусть наказание соответствует преступлению. Вот, например, Билл. Должен же быть какой-то выход его энергии. Или он ненавидит свою мать.

– Не обязательно быть Фрейдом, чтобы определить это, – заметила Бренда.