Мир приключений 1980 г. - Булычев Кир - Страница 37

Я вошел в непроницаемую темноту склада. Где же здесь подготовленный мной костер? Я представил себе, как вспыхнут сухие доски и фанера… Оказалось, что я ошибся дверью. Это был совсем другой склад. На полках лежали запасные части, винты, подшипники, инструменты. Я вышел наружу и стал думать: где же нужное мне помещение?

Я услышал дребезжащий голос:

— Кто здесь?

Я различил фигуру сторожа, который щелкал выключателем карманного фонаря, пытаясь зажечь его, и при том дрожал от страха.

— Кто? Кто? — повторял он; рядом с ним виляла хвостом паршивая собачонка, которая и привела его сюда.

Я хотел броситься в сторону, скрыться в темноте, но при первом же шаге натолкнулся на штабель досок и остановился, потому что понял, что сторож лучше ориентируется здесь и мне не убежать.

— Свои, — сказал я. — Не беспокойся. Свои.

В этот момент фонарь все-таки загорелся. Солнце уперлось мне в глаза. Я зажмурился.

— О, это вы, хозяин? — сказал сторож с облегчением.

— Все в порядке? — спросил я его. — Никто не проходил?

— Все в порядке, господин. А как вы прошли мимо меня?

— Я проверял, хорошо ли ты сторожишь. А ты сторожишь плохо.

— Да, господин, — покорно согласился со мной сторож, — но ведь забор совсем старый.

Мы с ним вышли из-за штабелей и оказались на широкой площадке, где стояли станки. Сюда доставал свет лампы у ворот.

— Такой день, хозяин, — сказал сторож. — Меня сменят в шесть часов, чтобы я мог собраться.

— Дай сюда фонарь, — сказал я.

Он подчинился. Это был старый, тяжелый, армейский фонарь. Я взвесил его в руке. Мне хорошо, что он меня узнал. Ему плохо.

Сторож отвернулся, глядя вслед побежавшей к воротам собачонке. Я резко размахнулся и, призвав на помощь небо, изо всех сил ударил сторожа по голове. Мне никогда раньше не приходилось бить человека, я принципиальный противник насилия. Но я был в безвыходном положении — ведь сторож меня узнал.

Сторож ухнул и, как продырявленный воздушный шарик, медленно опустился к моим ногам.

Я подхватил его под мышки, стараясь не потерять фонаря, и потащил за штабеля. Сторож был не лигонцем, он был турком, — невелика потеря для человечества. Но я тут же дал себе слово, что если со сторожем что-либо случится, я обязательно позабочусь о его семье. С помощью фонаря я без труда разыскал дверь в склад, где я был заточен. Куча щепок и горючего хлама словно ждала меня. Я вернулся к штабелям дров и подтащил к ним все, что мог отыскать вокруг, чтобы огонь занялся скорей и ярче. В эту ночь некому тушить пожар — пожарные сами бегут в Моши. Но рисковать я не мог.

Когда я уже вернулся в склад и только чиркнул спичкой о коробок, я вдруг услышал в тишине ночи, прерываемой лишь треском цикад и мычанием лягушек, что к фабрике приближается машина. Я замер, сидя на корточках в складе, молясь, чтобы машина проехала мимо. Моя рука между тем поднесла спичку к ветоши, щепкам, бумаге, и огонек быстро побежал по мусору, набирая силу.

Машина взвизгнула тормозами у ворот.

ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ

Я думал, что лучше бы мне до рассвета поспать, но сон не шел. Я выкурил пачку сигарет, пересчитал все звезды над островом, потом опустился к берегу и искупался в теплой, парной воде сонного озера. Потом я сидел на берегу и глядел на черный склон горы, стараясь увидеть там огонек костра или отблеск фонарика. В деревне забрехали собаки. Снова гудящая цикадами тишина. Гулко плеснула рыба недалеко от берега… И тут меня разбудил звонок.

Оказывается, я задремал, сидя на песке, положив подбородок на колени. Я вскочил, спросонья решив, что я дома и кто-то звонит в дверь. Зуммер гудел сверху — заработала наша прискорбная связь. Я стрелой взлетел на холм. Это был Отар.

— Вы что не спите? — удивился я. — Четвертый час.

— Я сплю, — сказал Отар. — Просто захотелось узнать, как ты там.

— Не беспокойтесь. Ничего нового.

— Ну ладно, извини, что разбудил. Ты датчики смотрел?

— В полночь. Все по-старому.

Я не поверил Отару. Я знал, его беспокоило, намерен я совершать глупости или нет.

— Спокойной ночи, — сказал я. — Скоро рассвет.

Небо над Танги начало светлеть. Связист, проснувшийся от вызова Отара, снова заснул, закрыв голову курткой от комаров. Я зажег фонарик и еще раз проверил приборы.

Пленки меня порадовали, как радуют мрачные результаты анализов врача, поставившего правильный диагноз. Земля вела себя как надо — землетрясение состоится в шестнадцать часов.

Ну ладно, почти рассвело. У меня тоже хобби — встречать рассветы в Лигоне. Я спустился к берегу, стараясь не разбудить солдат, потихоньку отвязал лодку.

Легкая лодочка, которую я с вечера предусмотрительно отвел за скалу, глубоко осела под моим сравнительно небольшим телом. Разбирая весла, я дебатировал с собой вопрос, не украсть ли у мирно спящего солдата автомат, но затем отказал себе в таком соблазне: если что-нибудь случится, для недругов майора Тильви нет ничего приятнее, как растрезвонить на весь мир о том, что вооруженный легким стрелковым оружием русский «так называемый геолог» шлялся по горам мирного Лигона.

Я причалил к кустам на берегу, в полукилометре от деревни, где на высоком обрыве над берегом виднелись черные на рассвете верхушки мандариновых деревьев. Привязав лодку, я поднялся наверх, пересек мандариновый сад и оказался перед воротами монастыря. Я рассчитывал в этих краях на одного союзника — старого настоятеля.

Я разулся у ворот. Монастырь просыпался. У колодца плескались голые до пояса, здоровые молодые монахи. Оранжевыми знаменами сушились их тоги на веревках за колодцем. Я подошел к купальщикам и поинтересовался, где их наставник. Один из них, совсем мальчишка, побежал в большой серый от старости деревянный дом, где нас уже принимал почтенный старик.

— Иди, — показал мне появившийся на ступеньках монах.

Солнце еще не вышло из-за гор, и от дальних строений, где жила монастырская прислуга, в синем воздухе белой змеей полз вкусный дымок. Стаей пролетели летучие собаки, возвращаясь домой после трудовой ночи.

Старик Махакассапа сидел на циновке. Перед ним горела керосиновая лампа, отчего сумрак в комнате казался гуще.

— Здравствуйте, пандит Махакассапа, — сказал я. — Простите, что побеспокоил.

— Садись, — сказал старик. — Что за новости ты принес?

Несколько монахов вошли в комнату, присели на корточках у двери и, хотя они вряд ли понимали хоть слово по-английски, сразу придали нашей встрече характер конференции на высшем уровне. Иногда кто-нибудь из них громко зевал, разгоняя сон, порой они начинали громко перешептываться.

— Землетрясение будет после полудня, — сказал я.

— Люди в деревне предупреждены, — сказал старик. — Они вынесут вещи на улицу.

— А вы?

— Я выйду на улицу, не беспокойся, молодой человек.

Что ж, можно переходить к сути дела. Мне надо было сказать об этом так, чтобы старик не удивился, что я вмешиваюсь не в свои дела.

— Лами, — сказал я, — жила в вашем монастыре.

— Да, — сказал старик, не меняясь в лице, — ее покойный отец поручил ее мне.

— Покойный?

— Капитан Васунчок умер вчера. Ты не знал об этом?

— Нет… Ему же было лучше! Лами мне говорила.

— Лами не знает об этом, — сказал старик. — Если ей не поведал князь Урао. Но я думаю, что князь Урао ничего не сказал. Он украл ее, потому что думал, что капитан жив.

Была пауза. Я прервал ее:

— Вчера солдаты из города и полицейские искали контрабандистов Па Пуо. Но не нашли их.

— Князь Урао успел перенести груз в другую пещеру.

— Но там Лами…

— Я знаю, молодой человек, что ты выделяешь Лами среди других девушек, и твоя забота о ней мне понятна. Но не пострадает ли твое дело от того, что ты побежишь по горам искать девушку?

— Нет, — сказал я. — Люди уже покидают город Танги.

— Князь Урао оскорбил меня, — сказал старик.

— Вас?

— Он оскорбил в моем лице всю сангху. Оскорбление наполнило меня печалью за участь князя. Он плохой человек и обречен…