Джон Леннон - Голдман Альберт - Страница 20

Группа распалась в начале 1959 года после вечеринки в Бизмэнс-клабе, заведении значительно более престижном, чем те, где они выступали обычно. Во время антракта «Куорри Мен» напились, и вторая часть концерта обернулась катастрофой. По пути домой Колин опять поругался, на этот раз с Полом, и решил уйти. В тот год они выступали очень редко и по большей части на случайных вечеринках.

К тому времени Джон еще не принял окончательного решения посвятить свою жизнь музыке. Он учился в художественном колледже. Еще в 1957-м, учась в школе, он провалил все экзамены, причем почти по всем предметам не добрал до положительной оценки по одному баллу. Школьная система вызывала у него активный протест, и он отказывался подчиняться даже тогда, когда на карту было поставлено его будущее. Но в решающий момент он вдруг сплоховал и переложил ответственность за свою судьбу на плечи тетки и нового директора школы мистера Побджоя.

Как только до Мими дошли дурные вести, она отправилась на прием к директору Куорри Бэнк. «Ну, миссис Смит, и что же вы собираетесь делать с Джоном?» — спросил он. «А вы? — парировала Мими. — Пять лет назад я доверила его вам, вот вам-то и следовало постараться сделать из него что-нибудь путное!»

Тридцатишестилетний мистер Побджой был, наверное, самым молодым и самым доброжелательным школьным директором в Англии. Он решил не поддаваться на провокацию и посоветовал Мими записать Джона в Ливерпульский художественный колледж, так как по рисованию у него были неплохие отметки. Он предложил написать рекомендательное письмо, в котором был готов удостоверить, что Джон, несмотря на неважные результаты, был очень способным учеником. Это был воистину щедрый жест, которым Мими не преминула воспользоваться. Уж лучше художественный колледж, чем вообще ничего. А мысль о том, чтобы поискать работу, даже не приходила Джону в голову. Мими знала, что после провала на экзаменах он не получит права на стипендию, однако решила пожертвовать частью своего скудного капитала (после смерти Джорджа она получила две тысячи фунтов), чтобы обеспечить племяннику образование.

Наконец пришел день, когда Джону надо было отправляться в колледж. Мими заставила его надеть белую рубашку, галстук и старый костюм Джорджа Смита. Затем, заставив пообещать, что он будет себя хорошо вести и не будет жевать жвачку во время собеседования, она проводила его до дверей колледжа. «Он запросто мог бы отправиться гулять и истратить на что-нибудь другое те деньги, что я дала ему на автобус, — объяснила она впоследствии. — И потом, я не была уверена, что без меня он сам найдет дорогу. Понимаете, Джон почти никогда не бывал в городе». Подойдя к зданию на Хоуп-стрит, в котором располагался колледж, Джон увидел других абитуриентов, и ему стало не по себе: он распихал свои работы кое-как, а все остальные держали в руках безупречные картонные папки с аккуратно разложенными портфолио. Но собеседование прошло удачно, и Джона зачислили.

Глава 8

Портрет художника в виде юного панка

С первого же дня в колледже Джон Леннон почувствовал себя парией. Девушки в черных чулках и коротких пальто с капюшоном, юноши в американских пиджаках презрительно косились на тедди-боя, одетого в светло-синий костюм эпохи короля Эдуарда и с галстуком-шнурком на шее. С задранным кверху длинным носом и вечно прищуренными небольшими миндалевидными глазами, он и в самом деле казался странным. «Ему требовалось немало мужества, чтобы выглядеть таким посмешищем», — рассказывает его подруга Энн Мэйсон.

Джон, который всю жизнь болезненно относился к тому, как он выглядел в глазах окружающих, вскоре отказался от имиджа тедди-боя и сменил его на наряд битника: брюки дудочкой, полевую униформу или кожаную куртку с меховым воротником, длинное пальто с поднятым воротом и очень длинные остроносые туфли, называвшиеся в народе «winklepickers»[35]. Кроме того, теперь для работы он надевал большие очки в роговой оправе.

Эти широкие очки с толстыми стеклами стали, пожалуй, самой красноречивой чертой необыкновенно выразительного и проникновенного портрета Джона Леннона, выполненного маслом и принадлежащего кисти Энн Мэйсон. Она застала его врасплох, съежившегося на стуле с высокой прямой спинкой и скрестившего руки, словно в попытке защититься. Черты лица напряжены, глаза исчезли за отблеском стекол. Молодой человек, полный ярости, сутулый и почти слепой. Гигантский жук размером с человека.

Программа первого курса, на который поступил Джон, требовала серьезных усилий, тем более от студента, у которого напрочь отсутствовала элементарная ученическая дисциплина. Среди предметов значились: «простейшая перспектива и геометрический рисунок, введение в архитектуру, изучение простейших форм, натюрморты, анатомия, форма знаков и рисунок обнаженной натуры». Студентам приходилось работать от восхода солнца и до позднего вечера, переходя по узким коридорам из класса в класс, поднимаясь и спускаясь по широкой лестнице, обернутой спиралью вокруг открытой шахты лифта, внутри которой поднималась и опускалась почти антикварная кабина, которая напоминала часовую гирю, отмерявшую течение времени в стенах вызывавшей клаустрофобию кузницы дипломов.

В замкнутой атмосфере колледжа студенты образовывали небольшие группы, члены которых были знакомы друг с другом еще со школьной скамьи. Джону в равной мере были ненавистны и это расслоение, и необходимость столько работать. Как и в школе, его протест инстинктивно вырывался наружу. Еще до окончания первого курса за ним прочно закрепилась репутация самого невыносимого студента на факультете. Он издевался над преподавателями, отвлекал студентов, порой срывал занятия. Излюбленным местом для своих выходок Джон избрал мастерскую обнаженной натуры — просторный зал, расположенный под самой крышей здания, с бледно-зелеными стенами, в центре которого на помосте рядом с электрическим обогревателем возвышалась обнаженная натурщица.

Представьте себе эту мастерскую поздним зимним вечером: три дюжины студентов, стоящих перед мольбертами, и преподавателя Чарлза Бартона, низкорослого, коротконогого толстого валлийца, прохаживающегося по классу и делающего время от времени замечания. Наконец он выходит из аудитории. Студенты, поглощенные работой, продолжают прилежно рисовать в полной тишине, как вдруг раздается странный звук. Это Леннон, это его голос хрипит, точно от простуды. Он внезапно разражается громким хохотом, словно гиена в пустыне. Следом за этим Джон швыряет на пол карандаши, вскакивает на помост и в мгновение ока усаживается на колени изумленной натурщицы. Класс также взрывается хохотом, перемежаемым криками протеста, но ясно, что этим вечером на занятиях можно поставить крест.

Подобные выходки Джона способствовали тому, что вокруг него очень скоро собралась самая дурная компания. Красавчик Тони Кэррикер, верзила Джефф Мохаммед, наполовину француз, наполовину индус с неизменным тюрбаном на голове, худосочный и рыжеволосый Джефф Кейн, который неоднократно сам едва не оказывался жертвой собственных творений (гипсовая маска чуть было не стала для него посмертной, а из металлической конструкции, которую он создал, его пришлось вызволять при помощи вовремя подоспевших пожарных), бородач Мики Бидстон в неизменном дырявом красном свитере, Алан Сведлов, разговаривавший со своими подружками с видом академика, а также их девчонки: темноволосая Дороти Корти с розовым носиком, втрескавшаяся в Джона и всюду таскавшаяся за ним, Энн Мэйсон, которая встречалась с Джеффом Мохаммедом, Ивонн Шелтон, похожая на Брижит Бардо в молодости и, наконец, самая красивая девушка в колледже Кэрол Болфур.

По вечерам Джон нередко приводил всю команду в павильон на Лодж-Лейн, где выступали комические артисты. Особенно ему нравился Роб Уилтон, мастер монолога, рассказывавший о крупных международных событиях с точки зрения простых обывателей. "В тот день, когда началась война, — начинал Уилтон безо всякого выражения, — моя мне и говорит: «Ну сделай же что-нибудь!» Такой юмор Джон просто обожал. На следующий день, когда урок был в самом разгаре, неожиданно раздавался такой же бесстрастный, как у Уилтона, голос: «В тот день, когда началась война...»