Джон Леннон - Голдман Альберт - Страница 15

Ее дом был гаванью для всех детей семьи Стенли. «Когда я ссорилась с матерью, — вспоминает Лейла, — я всегда отправлялась к Джулии. Я усаживалась перед телевизором, а Джуди, чувствуя, что мне нехорошо, потихоньку совала мне в руку яблоко. Через какое-то время мне становилось лучше, и я шла к ней на кухню, а через час уже забывала о своих проблемах. Она всегда умела примирить меня с жизнью».

Пит Шоттон вспоминает, что, когда Джон впервые познакомил его со своей матерью, она взглянула на него и воскликнула: «О, какой худенький красавчик!» Пит протянул Джулии руку, а она, смеясь, принялась похлопывать его по бедрам. Когда Джон признался, что приятели прогуляли занятия в школе, Джулия весело успокоила их: «Да не беспокойтесь вы насчет школы. Главное — вообще ни о чем не беспокоиться! Все будет хорошо!»

У Дайкинса был странный тик. Он кашлял, а затем обязательно нервно подносил руки к лицу, как бы желая убедиться, что его нос все еще на месте. За это Джон прозвал его Дергунчиком. Но вообще-то с отчимом у него были вполне добрые отношения. Всякий раз, когда Джон и Пит появлялись на Бломфилд-роуд, Дайкинс совал им несколько монет, которые вытаскивал из большой банки, куда складывал свои чаевые. Это он купил Джону первые цветастые рубашки и другие модные вещицы, которых тетя Мими либо не одобряла, либо не могла себе позволить, а когда Джон подрос, они нередко вместе потягивали пивко.

Будучи красивым мужчиной крепкого телосложения, обладая матовой кожей и тонкими прямыми актерскими усами, Джон Дайкинс вполне мог сойти за южанина. Джулии нравилась его властная манера в общении с женщинами. (Ведь именно в слабости она упрекала Фредди.) Тем не менее, несмотря на безусловные мужские достоинства Дайкинса, его следующая жена, Рона, всегда считала, что по натуре он гомосексуалист. Наблюдая за ним в течение шести лет знакомства, включая три года брака, она обратила внимание на то, что практически все друзья ее мужа были голубыми.

Дайкинс неплохо зарабатывал, работая официантом в дорогих отелях, где неизменно был на хорошем счету. Однако он крепко выпивал. Стоило ему оказаться вечером без дела, как он напивался, причем до такого состояния, что, возвращаясь домой на машине, нередко останавливался на полдороге, чтобы прийти в себя. (Дайкинс погиб в автомобильной аварии 1 июня 1966 года.) Он был щедрым, много транжирил и любил повеселиться с приятелями, при этом, уезжая из города, часто забывал оставить денег Джулии, вынуждая ее просить в долг у соседей, чтобы прокормить семью или достать угля для отопления дома.

Несмотря на это, он обожал Джулию и обеих очаровательных дочурок, Жюли и Жаклин, прощая им любые капризы. И тем не менее ему случалось приходить в бешенство, колотить Джулию и выгонять ее среди ночи из дома вместе с малышками. Стоя на улице и дрожа от холода, они слышали, как он распинался: «Здесь я хозяин!» И тогда им не оставалось ничего другого, как искать убежища в Мендипсе. Но в рабочем районе Ливерпуля устроить выволочку жене считалось делом обычным. А Джулия была уже не в том возрасте, чтобы начинать жизнь заново. Поэтому она продолжала жить с Дайкинсом, возможно, находя в этом какое-то удовольствие, наподобие того, которое, по словам Фредди, получала, натирая солью свежий порез у себя на теле.

Может быть, самой яркой чертой повседневной жизни Джона Дайкинса была его маниакальная страсть к развлечениям. Он всегда был неугомонным гулякой, ненасытным искателем удовольствий, который перебирался из одного бара в другой, угощая случайных посетителей. Брат Джона Леонард, работавший таксистом, и его жена Эвелин вспоминают, что он мог постучать к ним среди ночи и вытащить из дома, чтобы отправиться куда-нибудь выпить.

У всех, кто хорошо знал Дайкинсов, создавалось впечатление, что они все еще влюблены друг в друга. В присутствии Джулии неизменно заботливый Джон, который много курил, всегда прикуривал сразу две сигареты, одну для себя, другую для нее. А когда Эвелин спрашивала, почему он до сих пор не женился на Джулии, Дайкинс отвечал: «Видишь ли, Эв, быть неженатыми на самом деле даже полезно — сближает». Но это не мешало им вести себя как настоящим супругам. Джулия носила на руке обручальное кольцо, и все называли ее миссис Дайкинс. Кстати, о том, что родители не были официально расписаны, дочери узнали только после их смерти.

За исключением нелепого мямли дяди Джорджа, у Джона Леннона не было других мужчин для подражания, кроме Дайкинса. Именно этим объясняется то, что впоследствии Джон перенял многие черты характера и поведения приемного отца, включая алкоголизм, рукоприкладство по отношению к жене, скрытый гомосексуализм и приступы безудержной страсти к развлечениям. Знаменательным стал также и тот факт, что, став знаменитым, Джон купил Дергунчику длинный белый спортивный «райли» с откидным сиденьем.

Джулия и Дергунчик были не единственными, кто предлагал юному Джону возможность вырваться из сумрачной атмосферы дома тети Мими. Пока ему не исполнилось пятнадцать, он каждое лето ездил к другой тете, Элизабет, которую все в семье называли «Матер». После смерти первого мужа, инженера-кораблестроителя капитана Чарльза М. Паркса, Элизабет вышла замуж второй раз в 1949 году. Ее мужем стал дантист-хирург из Эдинбурга Роберт Хыо Сазерленд. Сначала тетя Элизабет с мужем жили в Оулд Рики, неподалеку от Эдинбурга, а позже переехали на принадлежавшую семье овцеводческую ферму в Сангобеге близ Дарнесса, расположенную на северном побережье Шотландии — в чудесном районе, наводившем на мысли об Исландии и викингах. Стены большого деревенского дома были из самана, комнаты освещались фонарями с парафиновыми свечами, а для тепла камин топили торфом.

По утрам Джон и старшие двоюродные брат Стенли Парке и сестра Лейла Берч отправлялись исследовать каменистые окрестные холмы. Они играли на развалинах возле болот. На берегу реки, в которую заходили лососи, Джон научился ловить рыбу на спиннинг и охотиться с карабином на зайцев, фазанов и глухарей. Ему нравилось подражать удивительному диалекту, на котором разговаривали местные жители-горцы. По воскресеньям он погружался в чтение комиксов, печатавшихся в шотландской газете «Санди пост», открывая для себя таких персонажей, как Брунсы и Оор Вилли. Каникулы в Шотландии оставляли у него незабываемые впечатления. «У меня до сих пор сохранились гораздо лучшие воспоминания о Шотландии, чем об Англии», — напишет он через двадцать лет в письме к Элизабет.

Именно здесь он находился и в тот день, 5 июня 1955 года, когда от кровотечения, явившегося следствием цирроза печени, умер Джордж Смит. Джон без объяснений был отправлен домой. По возвращении он обнаружил Мими в слезах. Когда она сообщила ему о печальном известии, Джон погрузился в молчание. «Я поднялся к себе в комнату. Немного позже ко мне пришла кузина Лейла. И тут у нас обоих случилась истерика. Мы смеялись, смеялись и никак не могли остановиться. Потом мне было очень стыдно».

После смерти дяди Джон все чаще стал появляться на Бломфилд-роуд. Ему исполнилось пятнадцать, и его преследовали три навязчивых желания: одеваться как тедди-бой, спать с девочками и стать главарем банды. Ему хотелось именно того, чему Мими всячески стремилась помешать. «Теды» были символом бунтующей молодежи, они происходили из рабочей среды и носили длинные пиджаки с бархатным воротником и узкие брюки.

1956 год стал годом «тедов». В сентябре в Великобританию приехал Билл Хейли, выступавший в турне, озаглавленном «Rock Around the Clock»[17]. «Теды» решили показать, на что способны. Они буквально в щепки разнесли концертные залы по всей стране. Эти акты вандализма вызвали у Джона восторг. Впервые в жизни он вдруг почувствовал свою солидарность с обделенными. Правда, он не работал, как «теды», на заводе и не мог заработать денег, чтобы одеться наподобие своих кумиров: брюки дудочкой, куртка бандита с большой дороги, полосатый галстук, медальон с изображением черепа и ботинки на толстой каучуковой подошве. Лучшее, что мог себе позволить бедный парень из мелкобуржуазной семьи, учившийся в «Итоне для лейбористской партии», была набриолиненная прядь волос на лбу («помпадур») и бакенбарды («шрамы»), а также брюки, самостоятельно обуженные на швейной машинке тетки. При этом, чтобы их надеть, ему приходилось отправляться к своей беззаботной матушке.