Странный человек - Лермонтов Михаил Юрьевич - Страница 12

(Входит Анна Николавна.)

Анна Ник. Наташа! подойди ко мне! Я хочу говорить с тобой о важном деле, которое решит судьбу твоей жизни. Выйти замуж не порог перешагнуть. Всё будущее твое зависит от одной минуты. Твое сердце должно бросить жребий, но рассудок также не должен молчать. Подумай: Белинский предлагает тебе свою руку. Согласна ты или нет? нравится ли он тебе?

Наташа (в смущении). Я… не знаю…

Анна Ник. Как не знаю! помилуй! Он ждет в той комнате. Кому же знать? Решись поскорее: по крайней мере, дать ли ему надежду. Что ты молчишь? Он молодой человек превоспитанный, честный, состояние есть, а ты знаешь, как наше расстроено. Белинский ожидает богатое наследство, подумай. 1500 душ! рассуди! ты уж в летах, скоро стукнет 19. Теперь не пойдешь замуж, так, может быть, никогда не удастся. Сиди в девках! плохо теперь: женихов в Москве нет! Молодые, богатые не хотят жениться, мотают себе в волю, а старые? что в них? глупы или бедны! Решись, Наташа. Ведь он там ждет. Ну скажи по совести: ведь он тебе нравится?

Наташа. Нравится…

Анна Ник. Так ты согласна… я пойду…

Наташа (останавливает мать). Maman! подождите… так скоро!.. ей богу! я всё это вижу как во сне… как можно в одну минуту. (Слезы показываются на глазах; она закрывает их руками.) Я не могу! разве непременно сейчас?

Анна Ник (ласкает ее). Успокойся, друг мой. О чем ты плачешь? Разве не сама сказала, что он тебе нравится. Посмотри, как сердце бьется. Это нездорово! Ты слишком встревожилась; я опрометчиво поступила; однако сама посуди: ведь он ждет! Не надо упускать жениха!.. Ведь я тебя не выдаю насильно, а только спрашиваю. Ты согласна? И я тотчас ему скажу! Нет? так нет! беда не велика…

Наташа (утирая слезы). Он мне нравится! только… дайте ему надежду, пускай он ездит в дом, пускай будет как жених… только! я сама не знаю… вы так скоро мне сказали… я не знаю… мне стыдно плакать о глупостях. Maman! вы сами сумеете как ему сказать… я наперед на всё согласна.

Анна Ник. Ну, и давно бы так… об чем же плакать, мой ангел? (Крестит ее.) Христос с тобой! в добрый час! (Уходит).

Наташа. Ах!

Кн Софья. Ты побледнела, кузина! поздравляю тебя! невеста!

Наташа. Как скоро всё это сделалось! (Уходит.)

Кн Софья. Правда. Когда мы чего-нибудь желаем, и желание наше исполнится, то нам всегда кажется, что оно исполнилось слишком скоро. Мы лучше любим видеть радость в будущем, нежели в минувшем. Она счастлива… а я? Зачем раскаиваться? Люди не виновны, если судьба нечаянно исполняет их дурные желанья: стало быть, они справедливы; стало быть, мое сердце должно быть покойно, должно бы было быть покойно!

СЦЕНА Х

Февраля 4-го. Вечер.

(Зала в доме Павла Григорича; слуги зажигают лампы.)

1. Он чай был не в своем уме: от вчерашнего еще не опомнился.

2. Как сказал ему барин?

3. Проклинаю тебя, сказал он ему.

2. Владимир Павлович не заслужил этого.

1. А где старый барин?

3. Уехал в гости.

2. Был ли он встревожен, когда ты ему подавал одеваться?

3. Ни мало. Ни разу меня не ударил. Проклясть сына, ехать в гости, эти две вещи для него так близки между собою, как выпить стакан вина и стакан воды.

1. А крепко поговорил молодой барин своему батюшке; тот сначала и не опомнился.

2. Оно всё так; а только жалко, ей богу жалко. Отцовское проклятие не шутка. Лучше жернов положить себе на сердце.

3. Ивану не велено от него отходить; вот отец! ведь проклял, а всё боится, чтоб сын на себя рук не наложил.

2. Кровь говорит.

3. А по-моему так лучше убить, чем проклясть.

СЦЕНА XI

Февраля 4. Вечер.

(Комната Владимира. Луна светит в окно. Владимир возле стола, опершись на него рукою. Иван у двери.)

Иван. Здоровы ли вы, сударь?

Владимир. На что тебе?

Иван. Вы бледны.

Владимир. Я бледен? когда-нибудь буду еще бледнее.

Иван. Ваш батюшка только погорячился: он скоро вас простит.

Владимир. Поди, добрый человек, это до тебя не касается.

Иван. Мне не велено от вас отходить.

Владимир. Ты лжешь! здесь нет никого, кто бы занимался мною. Оставь меня: я здоров.

Иван. Напрасно, сударь, хотите меня уверить в том. Ваш расстроенный вид, бродящие глаза, дрожащий голос показывают совсем противное.

Владимир (вынимает кошелек. Про себя). Я слышал, что деньги делают из людей — всё! (Громко) Возьми — и ступай отсюда: здесь тридцать червонцев.

Иван. За тридцать серебреников продал Иуда нашего спасителя; а это еще золото. Нет, барин, я не такой человек; хотя я раб, а не решусь от вас взять денег за такую услугу.

Владимир (бросает кошелек в окно, которое разбивается. Стекла звенят, и кошелек упадает на улицу). Так пусть кто-нибудь подымет.

Иван. Что это, сударь, с вами делается! Утешьтесь — не всё горе…

Владимир. Однако ж…

Иван. Бог пошлет вам счастье, хотя б за то только, что меня облагодетельствовали. Никогда я, видит бог, от вас сердитого слова не слыхал.

Владимир. Точно?

Иван. Я всегда велю жене и детям за вас богу молиться.

Владимир (рассеянно). Так у тебя есть жена и дети?

Иван. Да еще какие. Будто с неба… добрая жена… а малютки! сердце радуется, глядя на них.

Владимир. Если я тебе сделал добро, исполни мою единственную просьбу.

Иван. И телом, и душой готов, батюшка, на вашу службу…

Владимир (берет его за руку.) У тебя есть дети… не проклинай их никогда! (Отходит в сторону к окну; Иван глядит на него с сожаленьем.) А он, он, мой отец, меня проклял, и в такой миг, когда я бы мог умереть от слов его! Но я сделал должное: она меня оправдает перед лицом всевышнего! Теперь испытаю последнее на земле: женскую любовь! Боже, как мало ты мне оставил! Последняя нить, привязывающая меня к жизни, оборвется, и я буду с тобой; ты сотворил мое сердце для себя, проклятие человека не имеет влияния на гнев твой. Ты милосерд — иначе я бы не мог родиться! (Смотрит в окно.) Как эта луна, эти звезды стараются меня уверить, что жизнь ничего не значит! Где мои исполинские замыслы? К чему служила эта жажда к великому? всё прошло! я это вижу. Так точно вечернее облако, покуда солнце не коснулось до небосклона, принимает вид небесного города, блестит золотыми краями и обещает чудеса воображению, но солнце закатилось, дунул ветер — и облако растянулось, померкло, — и, наконец, упадает росою на землю!