Повелитель мух - Голдинг Уильям - Страница 4

Наконец смех замер и продолжалась перекличка. Был тут Морис, второй в хоре по росту после Джека, но плотней; он все время улыбался. Был тощий дичок, которого никто не знал; погруженный в себя, он скрытно держался в сторонке. Пробормотал, что зовут его Роджер, и снова умолк. Билл, Роберт, Харольд, Генри; тот мальчик из хора, который упал в обморок, теперь сел, прислонясь к пальмовому стволу, бледно улыбнулся Ральфу и назвался Саймоном.

Потом Джек сказал:

– Надо решить, как нам спасаться.

Пронесся гул голосов. Совсем маленький мальчик – Генри – объявил, что он хочет домой.

– Тише вы, – проговорил Ральф рассеянно. Он поднял рог. – По-моему, чтобы решать, сначала надо выбрать главного.

– Главного! Главного!

– Главным могу быть я, – без обиняков сказал Джек, – потому что я староста и я запеваю в церкви и до-диез могу взять.

Снова гул голосов.

– Ну и вот, – сказал Джек, – я…

Он запнулся. Черненький – Роджер – наконец-то расшевелился, он предложил.

– Давайте проголосуем.

– Ага!

– Голосуем за главного!

Выборы оказались забавой не хуже рога. Джек было начал спорить, но кругом уже не просто хотели главного, но кричали о выборах и чуть не все предлагали Ральфа. Никто не знал, почему именно его; что касается смекалки, то уж скорей ее проявил Хрюша, и роль вожака больше подходила Джеку. Но Ральф был такой спокойный, и еще высокий, и такое хорошее было у него лицо; но непостижимее всего и всего сильней их убеждал рог. Тот, кто дул в него, а теперь спокойно сидел на площадке, держа на коленях эту хрупкую красивую штуку, был, конечно, не то что другие.

– Который с раковиной!

– Ральфа, Ральфа!

– Пусть с трубой будет главный!

Ральф поднял руку, прося тишины.

– Хорошо. Кто за Джека?

С унылой покорностью поднялись руки хористов.

– Кто за меня?

Руки всех, кто не в хоре, кроме Хрюшиной, тут же взлетели вверх. Хрюша посмотрел, подумал и тоже нехотя потянул руку.

Ральф посчитал:

– Значит, главный – я.

Все захлопали. Хлопал даже хор. Лицо у Джека вспыхнуло от досады, так что исчезли веснушки. Он дернулся, хотел встать, раздумал и снова сел под длящийся грохот рукоплесканий. Ральф смотрел на него, ища, чем бы его утешить.

– Хор, конечно, остается тебе.

– Пусть они будут солдаты!

– Или охотники!

– Нет, лучше пусть…

Веснушки вернулись на лицо Джека. Ральф помахал рукой, прося тишины.

– Джек отвечает за хор. Они будут – ну кто, как ты хочешь?

– Охотники.

Джек и Ральф улыбнулись друг другу с робкой симпатией. И все затрещали наперебой.

Джек встал.

– Ладно, хор. Можете разоблачаться.

Будто их распустили с урока, мальчики повскакивали с мест, загалдели, побросали на траву плащи. Свой Джек расстелил на пальме рядом с Ральфом. Его серые шорты прилипли к телу от пота. Ральф посмотрел на них восхищенно, и, перехватив этот взгляд, Джек объяснил:

– Я гору хотел перейти, поискать воду. А тут твоя раковина.

Ральф улыбнулся и поднял рог, требуя тишины.

– Слушайте, слушайте. Мне нужно время, чтобы все обдумать. Я еще не решил с чего начинать. Если это не остров, нас сразу спасут. Так что надо разобраться, остров это или нет. Все остаются здесь. Никуда не расходиться.

Мы втроем – больше не надо, только запутаемся и потеряемся, – мы втроем пойдем в разведку. Пойду я, Джек и… и…

Он обвел глазами круг возбужденных лиц. Пойти рвались все.

– И Саймон.

Вокруг Саймона захихикали, и он встал, посмеиваясь. Теперь, когда обморочная бледность прошла, он оказался маленьким, щуплым, живым и глядел из-под шапки прямых волос, черных и жестких.

Он кивнул Ральфу:

– Я пойду.

– И я…

Джек выхватил из-за спины большой охотничий нож и всадил в дерево.

Поднялся и замер гул.

Хрюша разволновался:

– И я пойду.

Ральф повернулся к нему:

– Ты не годишься для этого дела.

– Все равно…

– Без тебя обойдемся, – отрезал Джек. – Троих вполне достаточно.

Хрюша сверкнул очками.

– Я с ним был, когда он рог нашел. Я с ним был самый первый.

Но его слова не встретили отклика ни у Джека, ни у прочих. Все уже расходились. Ральф, Джек и Саймон попрыгали с площадки и пошли по песку, мимо бухты. Хрюша увязался следом.

– Пусть Саймон идет посередке, – сказал Ральф. – И будем через его голову разговаривать.

Трое шли в ногу. То есть Саймону, чтоб не сбиться с шага, то и дело приходилось подтягиваться. Ральф в конце концов не выдержал и оглянулся на Хрюшу.

– Послушай-ка…

Джек и Саймон стыдливо отвели глаза. И пошли дальше.

– Ну, нельзя же тебе!

Очки у Хрюши опять затуманились – на сей раз от униженья.

– Ты им сказал. Я же просил.

Он был весь красный, и у него дрожали губы.

– Я же просил, чтоб не надо.

– Да про что это ты?

– Что меня Хрюша звать. Говорил же, как хочете зовите, только чтоб не Хрюша. Просил тебя, чтоб не надо, а ты взял и сказал.

Оба примолкли. Ральф начал понимать Хрюшу, он видел, как тот обижен и огорчен. Он колебался, извиняться ли ему перед Хрюшей или обидеть еще.

– Лучше уж Хрюша, чем Жирняй, – заключил он наконец легко и откровенно, как подобает главенствующему. – Но все равно, если обиделся – прости. А теперь, Хрюша, вернись и займись именами. Делай свое дело. Ну, пока.

Повернулся и побежал догонять удалявшуюся парочку. Хрюша застыл, краска негодования медленно сползала со щек. И он побрел обратно, к площадке.

Трое мальчиков шли по песку веселыми шагами. Был отлив, и кромка закиданного водорослями берега тверда под ногами, почти как дорога. Какие-то чары опутали берег, опутали их, и, опутанные чарами, они ликовали. То и дело переглядывались, хохотали, говорили, не слушали. Все сияло кругом. Ральф, испытывая потребность подвести подо все разумную базу, встал с этой целью на голову и перекувырнулся. Когда отсмеялись, Саймон робко погладил его по руке. И снова им пришлось хохотать.

– Ну пошли, – сказал наконец Джек. – Мы же разведчики.

– Дойдем до конца острова, – сказал Ральф, – и посмотрим, что за углом.

– Если это остров…

Теперь, к вечеру, миражи постепенно рассеивались. Они нашли конец острова, не околдованный, четкий, ничем не прикидывающийся. Все то же было тут нагромождение угловатых форм, и большая глыба сидела отдельно, далеко в лагуне. Ее облепили морские птицы.

– Как сахарная корочка, – сказал Ральф, – на розовом торте.

– Тут за угол не завернешь, – сказал Джек. – Его и нет, все постепенно.

И там не пройти – одни скалы.

Ральф из-под щитка ладони оглядел ломаный очерк скал, уходящих к горе.

Кажется, отсюда было легче всего добраться до верха.

– Попробуем тут подняться, – сказал он. – Наверно, это самая легкая дорога. Меньше зарослей этих; одни розовые камни. Пошли.

Трое мальчиков стали карабкаться по склону. Какой-то непонятной силой выворотило и раскидало эти кубы так, что они громоздились косо, наползая друг на друга. Чаще всего розовый утес налезал на скошенную глыбу, та налезала на другую, а та на следующую, все выше, так что розовость пробивалась ровными уступами сквозь петлистый бред лиан. Там, где утес вставал прямо из земли, часто тоненько убегала вверх тропка. И они шли боком по этим тропкам, лицом к скалам, все дальше, углубляясь в растительное царство.

– Кто проложил эти тропки?

Джек остановился, вытер пот со лба. Ральф, задыхаясь, стоял рядом.

– Люди?

Джек покачал головой:

– Животные.

Ральф вглядывался во тьму под деревьями. Лес легонько подрагивал.

– Пошли.

Они одолевали кручу, огибая скалы, но куда трудней было продираться по зарослям, чтоб снова напасть на тропку. Ползучие стволы и корни лиан так сплелись, что мальчики еле сквозь них прорубались. Не сбиться с подъема помогали только лоскутья темной земли, редкие просветы неба в листве и еще само направление склона: выше ли или нет лаз, оплетенный витками лиан, чем тот, который они только что одолели.