Свидание с морем - Кирносов Алексей Алексеевич - Страница 15

— Боря, ты что, опупел? — тихо ахнул Игорь. — Зачем пистолет взял?

— Виктора Петровича боюсь, пожарного, — шепнул Дунин. — Он часто по ночам ходит. Если застукает, придётся отстреливаться.

— Ты по-настоящему?

— Запомни: у нас всё по-настоящему, — сказал Дунин.

— Может, пистолет всё-таки не настоящий?

— Самый настоящий пистолет. Ракетный. У Игоря отлегло:

— Ах, это ракетница.

— Сам ты ракетница... Надо называть по-правильному, как в паспорте изделия написано: ракетный пистолет. Опять затопал?.. Сейчас главную дорожку переползём, и больше опасных мест не будет до самого кабинета... Так и знал! — тихо рявкнул Дунин. — Вон он тащится, ложись...

Они залегли рядышком в тени дерева.

По главной дорожке вниз не спеша двигался пожарный Виктор Петрович и не подозревал, что на него направлен ракетный пистолет, правда не заряженный ракетой. Впрочем, когда не знаешь, что проходишь под дулом направленного на тебя оружия, в этом ничего не приятного нет, и Виктор Петрович безмятежно насвистывал известную песенку «Тень твоей улыбки», держась руками за перекинутое через шею махровое полотенце.

— Прижмись, врасти в землю, не дыши, — жарко нашёптывал Дунин, — у него глаз, как телескоп...

По странному совпадению глаза Виктора Петровича были устремлены к звёздам.

Наконец утихло шлёпанье его вьетнамок.

— Нам повезло, что он купаться пошёл, — сказал Дунин. — Теперь знаем, где самый опасный человек находится. — Он засунул ракетницу под ремень сзади. — Двигаем!

Мигом перебежали главную дорожку, прокрались под стенкой музыкального салона, свернули налево между «Мягкой игрушкой» и «Умелыми руками» и, пригибаясь, побежали в гору, от дерева к дереву. Замерли у неосвещённой стены кабинета. Отдышались.

— Мы у цели, — сказал Дунин.

— Дверь-то на свету...

— Ты хочешь, чтобы уж совсем без всякого риска было? Но ты не очень трусь, дверь со всех сторон цветами загорожена, лишь с одной дорожки можно увидеть.

— Я не трушу.

— Не трусишь, не трусишь, — погладил его Дунин по плечу. — Вот тебе ключ. Подползи, вставь ключ, поверни на два оборота, толкни дверь внутрь и вползай. Быстро сними грамоту — и обратно. Не забудь дверь замкнуть. И сюда, ко мне. Я буду караулить. Ну, действуй. Если какая-нибудь опасность появится, я свистну. Тут уж ноги в руки — и бежим кто куда, только не в одну сторону. Вместе в два раза больше шансов, что поймают, это каждому разведчику известно. Не тяни, секунды дороги.

И он пихнул Игоря в спину.

Игорь пополз. Когда выполз на освещенное место, показалось, что много людей смотрят на него со всех сторон, и сердце забилось так, что прыгало до самого горла, мешая нормально дышать... «И зачем я всё это делаю...» — тоскливо подумал Игорь.

Но тут пришла мысль о трусости, а трусом он быть не хотел.

Решительно дополз до двери и, приподнявшись, вставил ключ в замочную скважину. Ключ легко повернулся два раза. Он надавил на дверь, и та приоткрылась, слегка скрипнув. Игорь вполз в кабинет и встал на ноги.

В кабинете было по-домашнему тепло и приятно пахло. Свет фонаря, проникая через стекло, отражался в створках полированного шкафа. Под ногами был мягкий ковёр. Игорь вспомнил мягкий ковёр перед кроватью в маминой спальне. Стало хорошо и спокойно, как дома, не захотелось уходить отсюда, так бы лёг тут на ковёр и задремал. Он даже зевнул, стал искать глазами, что бы подложить под голову, но опомнился.

Снял с гвоздя Ларисину грамоту, выполз из двери, запер её на ключ, вынул Ключ из скважины, повернулся, чтобы ползти дальше, — и замер без всяких сил. Ноги и руки как бы отнялись. Горячая волна ужаса ударила в голову, в глаза и в уши.

Перед ним стоял Тюбик.

Стоял серьёзный, недоуменный, спрашивая глазами: «Что это ты тут такое непонятное для меня делаешь?»

Когда Игорь сообразил, что на него смотрит всего лишь Тюбик, ужас отошёл. Там, где клокотала секунду назад горячая волна, остались пустота и холодок. Перед Тюбиком ему было только стыдно: сам же просил его охранять, чтобы никто не похитил грамоту...

— Это я, Тюбик, — прошептал Игорь и погладил собаку. — Не сердись, я плохого не делаю, я за справедливость. Ларисину грамоту взял, больше ничего даже не трогал, видишь? Завтра я тебе утром три куска сахару вынесу.

Тюбик смотрел серьёзно и, казалось, печально. Долетел сдавленный шёпот Дунина:

— Чего застрял? Ползи скорее!

— Я пойду, Тюбик, да? До свиданья. Только не рычи. Тюбик не собирался рычать. Он отвернулся и лёг на тряпку.

Стали пробираться обратно.

Опять у главной дорожки пришлось пережидать — пока прошли возвращающиеся с пляжа взрослые. И больше никого до самого ангара не встретили, лагерь совсем успокоился и уснул.

Дунин спрятал ракетницу под отцовский матрас и сказал:

— Пойдём руки мыть.

Почистили одежду, вымыли руки и принялись за работу.

Дунин раскрепил металлическую рамку и вынул из-под стекла грамоту. Игорь всё точно разметил по линейке, чуть заметными чёрточками разлиновал плотный чистый лист, такой же по размеру, как грамота. Тушью написал текст, от первого до последнего слова. Потом все рисунки перерисовал с грамоты на кальку. Остро заточенной спичкой передавил их на бумагу. Обвёл выдавленное тушью и сам удивился, как получилось похоже. Раскрасил акварельными красками листики, флаги, ягодки, цветы, трубы и барабаны. Тщательно стёр мягкой резинкой следы от карандаша.

Перед ним лежала точно такая же грамота, какую Ларисе выдали на конкурсе, только без печати.

— Ну, и кто отличит? — спросил стоявший за спиной Дунин.

Игорь согласился:

— Сам не подозревал, что можно так похоже сделать. Кто специально не знает, ни за что не догадается.

Дунин уже успел вырезать из старой накладной печать. Рассчитали место и точно, аккуратно, нигде не капнув клеем, прилепили печать к новой грамоте. Дунин засмеялся:

— Может, эту грамоту твоей Лариске отдать? Не отличит!

Игорь поморщился от «твоей Лариски» и сказал:

— Это издали не отличишь. Вблизи всё-таки заметно.

— И вблизи ничего не заметно. Ну, я вставляю...

Он вставил новую грамоту под стекло и закрепил рамку.

Игорь отошёл на три шага, вгляделся. Да, отличить трудно. Это в самом деле надо специально знать заранее...

— Слушай, а настоящую куда спрячем? — спохватился он. — В отряд опасно нести.

— И камбале понятно, что не в отряд.

— А куда?

— Спрячу в формуляр от лодочного мотора. Папка твёрдая, на тесёмочках, её никто никогда не открывает. Пусть там и полежит, пока не вручишь своей Лариске.

Пока Игорь, снова поморщившись, думал, сказать ли Дунину, чтобы девочку больше не называл «твоя Лариска», тот засунул рамку с грамотой под шорты. Ракетный пистолет он на этот раз не взял.

— Виктор Петрович уже спит, — сказал он. — Идём!

В звенящей цикадами тишине, в полном безлюдье они пробрались к кабинету, и снова Игорь ползком открыл дверь. Повесил рамку со своей грамотой на место. Проверил, не косо ли.

Выполз, замкнул дверь на ключ.

Поглядел: где Тюбик?

Собаки не было.

Цикады гремели свою ночную песнь, и в небе медленно плыли звёзды с востока на запад.