Бог-Скорпион - Голдинг Уильям - Страница 10

— Лжец!

Но Лжец не ответил. Он пил. Низко склонившись к глубокой плошке, которую крепко держал в ладонях, он с шумом втягивал в себя жидкость, производя более громкие звуки, чем «кек» Слепца или жужжание мух. Медленно поднимая плошку, он так же медленно запрокидывал голову, чтобы вобрать в себя все до последней капли. И только когда глаза его оказались над ободком, он вдруг увидел, что кто-то стоит на коленях у самой ямы, и быстро пригнулся.

— Не надо!

— Лжец, миленький! Это ведь я!

Соблюдая предосторожности, Лжец глянул из-под руки — вверх. Распухшее и грязное лицо местами алело от свежей крови, и такими же красными, словно кровь, были веки.

— Принц?

— Помоги мне!

Лжец онемел, не веря своим ушам. Наконец крикнул в ответ:

— Тебе? Тебе-то зачем? А вот не нужно ли помочь мне?

— Я убежал.

— Бред какой-то. Мне это мерещится. Может быть, я вправду спятил?

— Я не хочу возвращаться.

Лжец глянул вверх, прикрывая глаза щитком из ладоней:

— Это и в самом деле ты?

— Они делают из меня Бога.

— Вытащи меня отсюда, — заговорил Лжец предельно настойчивым голосом. — Скажи сестре — пусть поможет.

— Она не хочет никого видеть, — ответил Принц, — а кроме того, я собрался бежать. Мы могли бы убежать вместе.

Лжец замер.

— Ты? Собираешься убежать?

— Мы могли бы пойти жить туда, где холодно.

— Так просто? — язвительно хмыкнул Лжец. — Думал бы хоть, о чем говоришь.

— Но ведь сюда я добрался. Один.

Лжец пронзительно рассмеялся.

— Нам нужно было бы спуститься по реке к морю, пересечь его; пересечь сушу, еще одно море…

— Вот-вот, давай!

— Тебя когда-нибудь меняли на барку, груженную луком?

— Конечно нет, не меняли.

— А тебя щупал сириец, желая понять, не слишком ли ты большой, чтобы сделать из тебя евнуха?

— Сириец? А кто это?

— Нас продали бы в рабство. Как тогда…

Лжец помолчал, облизывая потрескавшиеся губы, медленно осмотрел яму и поднял глаза на Принца:

— Меняли бы не на целую барку, на половину; ты ведь не очень-то сильный, да и не слишком красивый. Согласен?

— Я мальчик. Был бы я девочкой, был бы красивым. И никто бы не заставлял меня поднимать в реке воду или…

— Твои браслеты произведут впечатление, — проговорил Лжец задумчиво. — Да, евнухом ты, пожалуй, стать можешь.

— Лучше девочкой, — застенчиво сказал Принц. — Как ты думаешь, это можно устроить?

Слой грязи скрывал выражение холодного расчета, застывшее на лице Лжеца.

— Думаю, да. Ты помоги мне выбраться отсюда…

— И мы отправимся? В самом деле отправимся?

— Да. Теперь слушай…

— Кек.

— Почему он так делает?

— Он умирает. А это требует времени.

— А как он сломал свою палку?

— Я опирался на нее, пытаясь выкарабкаться. Но она сломалась. Я стоял на плечах старика — он упал.

— Мне кажется, ему хочется пить.

— Еще бы, — отрезал Лжец раздраженно. — Ведь он умирает от жажды.

— Но почему же ты не дал ему воды?

— Потому что вода нужна мне! — яростно выкрикнул Лжец. — Сколько еще дурацких вопросов? Мы же теряем время!

— Но все же…

— Слушай. Кто-нибудь видел, как ты сюда шел?

— Нет.

— А ты мог бы подкупить слуг?

— Мудрейший сразу узнает. Ведь он все знает.

— Ты слишком слаб, чтобы притащить сюда лестницу, а вот веревку — сумеешь. Ее можно привязать к камню, а конец спустить вниз.

Принц радостно вскочил на ноги и захлопал в ладоши:

— Да! Правильно!

— У этой твоей твердолобой из твердолобых, невежественной, с ума сводящей красотки сестрицы веревки, конечно же, не найдется. Но сам ты сможешь ее найти?

Не будь он на краю ямы, Принц начал бы танцевать от счастья и возбуждения.

— Найду! — крикнул он. — Я буду искать повсюду.

— И еще. У тебя есть украшения, кроме тех, что надеты сейчас?

— Да, конечно.

— Принеси их.

— Принесу непременно!

— Берешь веревку. Берешь драгоценности. Приходишь, когда стемнеет. Клянешься?

— Клянусь! Я тебя так люблю, Лжец!

— Тогда ступай. Это ведь мой… наш единственный шанс.

Принц повернулся и пошел прочь. Спустился на несколько шагов и тогда только вспомнил об осторожности: стал пробираться пригнувшись, стараясь все время быть под прикрытием выступов. Но страж не дежурил у задней калитки. Кругом не было ни души — и калитка была заперта. Он решил пробираться к пальмовой роще и к затопленным полям, затем пройти по неглубокой воде, обойти Дворец сбоку и выйти к главным воротам. Но на краю поля он встретил двух голых мальчишек, пускающих кораблики из тростника, и велел им отнести себя к главным воротам, что они сразу и сделали, благоговея перед его браслетами, ожерельем, сандалиями, перед его Священным Шлейфом и плиссированной юбочкой. Итак, он прошел через передний двор и направился к себе в комнаты. Там он разбудил спавших послеобеденным сном нянек, и, так как он был уже почти Богом, они с легкостью подчинились прежде несвойственной ему решительности. Ему нужны драгоценности, множество драгоценностей, сказал он, и когда они робко спросили, зачем, бросил на них один только взгляд, и они сразу отправились выполнять приказание. Вскоре перед ним выросла целая груда драгоценностей, и он надевал их со странным чувством удовольствия, увешивал себя ими, пока наконец не начал побрякивать и звенеть при каждом движении.

Следующей задачей было достать веревку. Казалось, во всем Дворце не было ничего подходящего. В колодцах при кухнях имелись веревки, но слишком длинные, да и как было до них добраться? Еще были веревки для спуска или подъема флагов, обвисших сейчас безжизненно на шестах перед главными воротами. Принц почувствовал некоторую растерянность и присел, весь позвякивая, в уголке, чтобы обдумать, как же быть дальше. В конце концов он увидел одно: веревки ему не достать. Слуги, к которым он обращался, кланялись, пятились, отходили бочком и больше не возвращались. Он тяжко вздохнул, задрожал. Никуда было не деться. Если ты хочешь достать веревку, найти ее может только один человек. Тот, который все знает. Медленно и неохотно, позвякивая, Принц поднялся на ноги.

Терраса была приподнята и выходила на затопленную сейчас реку. Края полотняного тента, натянутого над нею, висели безжизненно. Прелестная-Как-Цветок сидела под тенью навеса, глядела не отрываясь на воду. Она изменилась, стала вся как-то меньше, чем прежде. Длинные волосы были подстрижены: спускающаяся на лоб челка плавно переходила затем в более длинные, немного не достававшие до плеч пряди. И хотя голову покрывала золотая сетка, гордо венчавшаяся сделанной из топазов и золота головкой кобры, выглядела Прелестная-Как-Цветок осунувшейся и похудевшей, была почти не накрашена — только на веках лежала тяжелая малахитовая крошка, оттенявшая, как и положено, ресницы. Она смотрела на реку, но взгляд был отрешенным, и если бы понадобилось описать выражение ее лица, самым правильным было бы определить его как стыд, прикрываемый высокомерием.

Мудрейший стоял перед ней, упрятав подбородок в правую ладонь, левой рукой поддерживая локоть правой. Он по-прежнему улыбался, но улыбка была напряженной.

Прелестная-Как-Цветок опустила глаза и стала рассматривать плиты пола.

— Я не сумела выполнить свой долг, — сказал она. — Он гневается на меня. Я это чувствую.

— Он гневается и на меня, и на всех.

— Я никогда, никогда не прощу себе.

Мудрейший вздрогнул, его улыбка скривилась.

— Вполне возможно, для этого просто не будет времени.

Она, вздрогнув, подняла голову; грудь порывисто задышала.

— Ты хочешь сказать, что Он всех нас утопит?

— Весьма вероятно. Поэтому я и решился настаивать на беседе с тобой. Я сказал, что у нас мало времени. И все же мы, отвечая за жизни людей, должны сделать все, что возможно. Мы должны хорошо поразмыслить. Видишь ли, Прелестная-Как-Цветок, — в нынешней ситуации я могу называть тебя так, ты не против?