Обманный лес - Голден Кристофер - Страница 33

Его звонок с предложением встретиться избавил ее от хлопот.

Она со вздохом протянула руку к входной двери «Клеос». И лишь по чистой случайности оглянулась через плечо. Пара несущихся наперегонки такси засигналила друг другу, взвизгнули шины, послышались возгласы, и Франческа обернулась посмотреть.

На углу Бродвея и 48-й улицы стоял Томас и пытался поймать такси, не участвующее в смертоносном дерби.

– Черт!

Франческа рванулась к нему, ускорила шаг. Она уже была совсем близко, когда такси в трех полосах от нее вильнуло к обочине и притормозило.

– Томас, подожди!

Он круто обернулся, и его вид ошеломил Франческу. Он осунулся и зарос. Под глазами залегли темные крути, и он, казалось, молчаливо веселился, глядя, как она бежит к нему.

– Прости, я опоздала, – выпалила она и умолкла. В обычных обстоятельствах можно было с уверенностью ожидать, что он дружески побранит ее, а потом они вместе вернутся в ресторан. Но сейчас он только пожал плечами.

– Слишком поздно, Фрэнки. Мне пора, – сказал он безо всякого выражения на лице. Вид у него был – краше в гроб кладут.

Такси скользнуло к обочине, вхолостую тарахтя мотором, и Томас потянулся открыть дверцу.

– Что? Погоди, мне надо с тобой поговорить!

– У меня назначена встреча, – сказал зомби, который когда-то был одним из самых крупных ее клиентов.

– Послушай, ребята из «Фокс» ухватились за твое предложение – поспешно заговорила она. – Когда я рассказала им про Натана, они согласились приехать сюда. Завтра днем прилетают. У них будут и другие дела, но они хотят встретится в пятницу утром.

Он некоторое время смотрел на нее, как будто не понял ни слова из того, что она сказала.

– Эй, или едем, или нет, приятель, – буркнул водитель.

Франческа наклонилась и неприятно улыбнулась шоферу, типичному нью-йоркскому таксисту в кепке с эмблемой «Янки», надетой чуть набекрень.

– Заводи счетчик, придурок, – рявкнула она. – Можешь включить этот разговор в наш счет.

Водитель промямлил что-то относительно того, что это против правил, но счетчик все же запустил. Фрэнки была удивлена, что он не нажал на газ и не укатил. Томас как будто ничего и не заметил.

– Это важно, да? – спросил он.

Франческа уставилась на него.

– Томас, ты что, не в себе? – спросила она. – Ты же знаешь, как это важно.

– В пятницу, в полдень. Обедаем в «Кинсе», – механически проговорил Томас – Зарезервируй столик сама. Мне сейчас просто не до этого.

– Да что такое, Томас? – спросила она. – Ты что, получил плохие новости о… о Натане?

Томас сел в такси.

– Зарезервируй столик, Фрэнки. Прости. Мне надо ехать.

Он закрыл дверцу, и такси покатило прочь.

– О господи, – пробормотала Франческа себе под нос. – И что мне с тобой делать?

После разговора с доктором Мицелл Томас почувствовал себя значительно лучше. Не совершенно нормальным, конечно, но, с другой стороны, галлюцинации у него начались, казалось, уже много дней назад. Пожалуй, еще до того, как с его сыном случился этот ужас, эта непонятная кататония.

Сначала он позвонил Рэйчел Моррисси, которая занималась Натаном, когда они развелись. Доктор Моррисси была детским врачом, но хорошо помнила и Натана, и его родителей. Когда Томас начал объяснять ей природу своего беспокойства, доктор Моррисси фактически организовала ему встречу с доктором Мицелл в тот же самый день. Из уважения к Моррисси Мицелл даже пропустила обед.

Томас опасался, как бы она не выкатила ему счет в двойном размере.

Однако доктор Мицелл оказалась совсем не такой, какой он себе ее представлял. Она была молодой и очень красивой, но совершенно не в духе всех стереотипов модных журналов. Ее черные волосы были коротко подстрижены, а оливковую кожу усеивала россыпь мелких веснушек, которые показались ему очаровательными. У нее был заразительный смех, который ложился ему на душу как бальзам, и через несколько минут после того, как он устроился в кресле напротив Ли Мицелл, Томас проникся к ней полным доверием.

– Кроме вас и Натана кто-нибудь был свидетелем тех странных событий, которые предшествовали его кататонии? – спросила она его.

Томас предугадывал следующий вопрос.

– Нет, – признался он. – И Натан тоже никому о них не рассказывал, насколько мне известно. Но они произошли, доктор.

Мицелл спокойно кивнула, ее карие глаза горели пониманием. На ней было бордовое платье, в котором не было ни намека на легкомыслие, и все же Томас не мог не любоваться ею. Писатель в его душе не преминул заметить, что старая поговорка относительно того, как легко влюбиться в своего врача или психолога, весьма верна.

Ей по долгу службы положено проявлять сочувствие. И беспокоиться о его благополучии тоже.

Это очень обнадеживало.

После долгого молчания она сказала:

– И все же все остальные случаи, которые, по вашему утверждению, являются галлюцинациями, были столь же реальны, как и те, свидетелями которых, как вы говорите, был Натан.

Томас опешил.

– К чему вы клоните? – спросил он ее почти сердито. – Выходки какого-нибудь шутника или даже преследователя, который перемазал арахисовым маслом мою лужайку и мое окно, это одно дело, а слышать, как с тобой говорят птицы, или видеть наяву героев своих книг – совсем другое.

– Ну разумеется, – согласилась доктор Мицелл. – Я просто привожу пример того, как трудно провести грань между реальностью и фантазией, когда эта грань начинает стираться. У меня как-то была одна пациентка, которая считала, что ее преследуют призраки. Они мерещились ей повсюду. В конце концов ей начал мерещиться призрак ее матери, бодрой пожилой дамы восьмидесяти трех лет от роду, которая была вполне жива и здорова. Несколько недель спустя, когда мать этой пациентки умерла, бедная женщина обвинила себя в том, что это явление к ней призрака как-то повлекло за собой кончину ее матери.

Томас нахмурился.

– И что с ней случилось?

Доктор Мицелл вскинула брови и чуть склонила голову набок, как будто предпочла бы не слышать этого вопроса. В конце концов она ответила:

– Она покончила с собой.

Чувствуя себя последним мерзавцем, но не в силах удержаться, Томас рассмеялся.

– Ну, – сказал он, – по крайней мере, меня не тянет на самоубийство. И то ладно.

Мицелл с улыбкой согласилась.

– Мистер Рэнделл, люди с развитым воображением нередко под давлением стресса теряют связь с реальностью и ищут какого-то утешения в мирах, которые кажутся им более надежными. У вас немного иная, немного более агрессивная ситуация, но в сложившихся обстоятельствах просматривается определенный принцип. Вы чувствуете себя неспособным вылечить вашего сына, и образы, порожденные вашим воображением, снова и снова появляются, мучая вас предположением, что только вы можете «спасти» его. Весьма вероятно, это результат вашего неуместного чувства вины. Если мы сможем попытаться поработать с этим и, возможно, обсудить вашу привязанность к этим персонажам, скорее всего, нам удастся добиться полного прекращения приступов.

– Что-то многовато «если», – заметил Томас.

– Вы предпочли бы, чтобы я объявила вас буйнопомешанным и упекла в «Бельвю»[11]? – невинно осведомилась доктор Мицелл.

После этого все прошло довольно гладко.

Скоро Томасу придется позвонить Эмили и сказать ей, что он подменит ее на эту ночь. После такого денька посидеть с Натаном будет почти отдыхом. Ему нужно побыть с сыном, присмотреть за ним. Что бы ни сказала доктор Мицелл, он все еще отец Натана и ощущает необходимость защищать своего малыша. Может, и не в его силах приблизить выздоровление Натана, но ему под силу посидеть с ним, поговорить – а вдруг он услышит?

Он споет, подумалось ему вдруг. Точно так же, как в младенчестве пел Натану на ночь. Джеймса Тэйлора, Бонни Райт и «Иглз». Тогда он помнил их песни наизусть. Он найдет что спеть.