Бешенство - Герритсен Тесс - Страница 14

Пора дать потрудиться пекторальным мышцам.

Он потянулся к нужным рукояткам и уже приготовился свести руки, когда заметил — с агрегатом что-то не так. Правую рукоять, казалось, мелко трясло.

Он ослабил хватку и осмотрел деталь. Она была совершенно неподвижна, ни малейшего колебания. Он опустил глаза и похолодел. «Что такое?»

Его правая рука дрожала.

Молли Пикер подняла голову от унитаза и надавила на ручку спуска. В желудке у нее ничего не осталось. «Пепси», кукурузные чипсы и хлопья для завтрака — все выскочило. Голова кружилась. Молли села на пол и привалилась к стене, прислушиваясь к шуму воды в трубах. Три недели, подумала она. Я болею уже три недели.

Она заставила себя подняться и поплелась в постель. Свернувшись на комковатом матрасе, она тут же крепко уснула.

Проснулась она в полдень, когда в комнату вошел Роми. Он не потрудился даже постучать, просто сел на кровать и тряхнул ее за плечо.

— Привет, Молли-Дуролли. Все еще животом маешься?

Застонав, она повернулась к нему. Роми напоминал ей рептилию — зализанные назад блестящие волосы, глаза такие темные, что не видно зрачков. Человек-ящерица. Но рука, гладившая ее волосы, была нежной — этого она за Роми не замечала уже давненько. Он улыбнулся.

— Не слишком хорошо сегодня, а?

— Меня снова стошнило. Я блюю без остановки.

— Ладно, я наконец-то принес тебе кое-что от этого.

Он поставил на тумбочку флакон. На этикетке от руки было написано: «При тошноте принимать по одной таблетке каждые восемь часов». Роми сходил в ванную, налил стакан воды и вернулся к постели. Открыв бутылочку, он вытряхнул одну таблетку и помог Молли сесть.

— Кидай в топку, — велел он.

Она хмуро посмотрела на таблетку:

— Что это?

— Лекарство.

— Где ты это взял?

— Да не бойся. Это то, что доктор прописал.

— Какой доктор?

— Слышь, я тут пытаюсь что-то из себя строить, хочу, чтоб тебе легче стало, а ты еще пререкаешься. Да плевать мне, будешь ты жрать эти таблетки или нет.

Она отвернулась и почувствовала, что его рука, которую он прижимал к ее спине, превратилась в кулак. Затем неожиданно он расслабился и принялся ласково и примирительно поглаживать ее спину.

— Ладно тебе, Молли. Знаешь ведь, я о тебе забочусь. И всегда так было, и всегда будет.

Она горько усмехнулась:

— Можно подумать, это делает меня какой-то особенной.

— А ты и есть особенная. Моя неповторимая малышка. Моя самая лучшая девочка, — его ладонь скользнула ей под рубашку и легонько провела по коже. — Ты была такой колючкой в последнее время, прямо и не угодишь. Но ты же знаешь, Молли-Вкуснёля, я всегда заботился о тебе.

Он лизнул мочку ее уха и промурлыкал:

— Ням-ням.

— Так что это за таблетки?

— Я же сказал. Чтобы тебя перестало тошнить, и ты снова стала кушать. Девочка растет и должна кушать как следует. — Его губы скользнули вниз по ее шее и оказались на плече. — А если не будешь есть, придется отвезти тебя в больницу. Ты же не хочешь угодить в больницу? К странноватым врачам?

— Не хочу я никаких врачей.

Она смотрела на таблетку, лежавшую у нее на ладони, и удивлялась — не по поводу лекарства, а по поводу Роми. Он уже несколько месяцев не был с ней так ласков, вообще почти не замечал. Не то что прежде, когда она и впрямь была для него особенной. Когда они проводили в постели ночи напролет, смотрели MTV, пили пиво и ели мороженое. Когда он был единственным, кто прикасался к ней. Кому позволялось к ней прикасаться. А потом все изменилось.

Он улыбнулся — не обычной своей кривоватой усмешкой, а по-настоящему, так, что и глаза улыбнулись.

Она проглотила таблетку и запила глотком воды.

— Вот умница. — Он снова уложил ее на подушку и подоткнул одеяло. — А теперь спи.

— Роми, побудь со мной.

— Мне пора идти, детка. — Он поднялся. — Дела.

— Я должна тебе кое-что сказать. Мне кажется, я знаю, почему я болею…

— Мы поговорим об этом потом, ладно? — Он погладил ее по голове и вышел.

Молли уставилась в потолок. «Три недели слишком долго для желудочного гриппа, — думала она. Молли положила руки на живот; ей показалось, что она уже чувствует какую-то припухлость. — Где я прокололась? От кого же я залетела?» Она всегда была осторожна, всегда сама брала презервативы, она даже научилась их надевать ласковыми поглаживаниями в ходе прелюдии. Она не была дурочкой и знала, от чего девчонку может тошнить.

И вот сейчас она попалась сама, причем не могла вспомнить, когда совершила ошибку.

А Роми будет винить ее.

Молли поднялась с кровати и почувствовала головокружение. Это от голода. В последнее время ей все время хотелось есть, даже несмотря на тошноту. Одеваясь, она сжевала несколько чипсов. Соль была приятной на вкус. Она могла бы есть их горстями, но оставалось всего несколько штук. Молли разорвала пакет и вылизала крошки, затем посмотрела в зеркало. На губах застыла соляная корка, а вид в целом вызвал у нее такое отвращение, что она швырнула пакет в мусорное ведро и выскочила из комнаты.

Было всего четверть второго, и ничего особенного в ближайшее время не ожидалось. На улице она увидела Софи: привалившись к дверному косяку, та шумно прихлебывала «Пепси» из банки. У Софи была только задница, и никаких мозгов. Решив не обращать на нее внимания, Молли прошла мимо, целеустремленно глядя прямо перед собой.

— Ну надо же, наша Плоскодонка пожаловала, — сказала Софи.

— Чем больше сисек, тем меньше мозгов.

— Значит, подруга, у тебя наверняка чертова уйма мозгов. Молли пошла дальше, ускорив шаг, чтобы не слышать ржания

Софи. Она не останавливалась, пока не добралась до телефонной будки в двух кварталах от дома. Найдя потрепанный экземпляр «Желтых страниц», она просмотрела оглавление, опустила в автомат двадцатипятицентовую монетку и набрала номер.

— Консультация по абортам.

— Мне надо с кем-то поговорить, — начала Молли. — Я беременна.

Черный автомобиль подплыл к тротуару. Роми влез на заднее сиденье и закрыл дверь.

Водитель не обернулся — он никогда не оборачивался. Большую часть времени в таких случаях Роми приходилось таращиться ему в затылок — узкий, с неправдоподобно белыми волосами. Такой цвет нечасто увидишь, особенно у парня. Роми стало любопытно, западают ли на него девки. По его представлениям, девкам на самом деле плевать, есть ли у тебя хоть один волос на голове, был бы бумажник потолще.

У самого Роми кошелек за последние дни изрядно похудел.

Он обвел глазами салон — как и раньше, с восхищением; при этом его немало раздражал тот факт, что человек на водительском сиденье превосходит его — и во многом. Не было нужды знать имя этого человека или род занятий; превосходство витало в воздухе, его можно было уловить так же, как запах натуральной кожи, которой были обтянуты сиденья. Для такого парня он, Ромулус Белл, не более чем шматок грязи, который случайно оказался в автомобиле и вскоре будет из него вышвырнут. Ради такого не стоит и оборачиваться.

Роми посмотрел на открытую шею водителя и подумал, как легко было бы все изменить, стоило только захотеть. От этой мысли ему немного полегчало.

— Тебе есть что сказать мне? — спросил водитель.

— Да. У меня еще одна залетела.

— Ты уверен?

— Эй, я знаю своих девочек вдоль и поперек. Я узнаю об этом раньше, чем они сами. Ведь я каждый раз оказывался прав, верно?

— Положим.

— Так что насчет денег? Мне полагаются деньги.

— Есть проблема.

— Что за проблема?

Водитель протянул руку и поправил зеркало заднего вида.

— Анни Парини не явилась утром на встречу.

Роми застыл, вцепившись в спинку переднего кресла:

— Что?

— Я не нашел ее. Ее не было там, где мы договаривались, у Коммон-парка.

— Она была там. Я сам ее туда отвел.

— Значит, она, ушла, прежде чем я подъехал.

«Бестолковая сучка», — подумал Роми. Как можно вести дела, когда эти сучки действуют против него, вечно норовят все испортить? Шлюхи безмозглые. А теперь они сделали идиота из него самого.