Тайна трех: Египет и Вавилон - Мережковский Дмитрий Сергеевич - Страница 33

«Дан ему скипетр и венец, потому что создала его мудрая Мами», — сказано о царе Гаммураби, в начале законодательства (Ieremias. Handbuch der altorient. Geisteskult., 210). И все цари Вавилона — ее же «создания»; все, как дети, зовут ее, лепечут: Mami. И она утешает, баюкает всех, как детей своих, — даже Ассурбанипала Ужасного:

Ее изваяние древнейшее — мать, кормящая грудью младенца, или прижимающая руки к сосцам своим, как бы для того, чтобы выдавить из них молоко; нагое тело — по исполнению, иногда чудовищно-грубое, но по замыслу тонкое, полудетское, полудевичье.

Такое изваяние найдено в кургане Telle, в Месопотамии (Contenau. La Déesse Nue Babyl., 57). И почти такие же встречаются в Египте доисторическом, в Сиро-Финикии (Tell-Taanek и Zendjirli, loc. cit. 78), в Малой Азии (Хеттее), в остатках доэллинской древности, на островах Эгейского моря, на о. Кипре, в Микенских слоях, на о. Крите, в слоях неолитических и, наконец, в Западной Европе (Франция), в пещерах каменного века (четвертичная эпоха, гроты grimaldi и Brassempony, loc. cit. 103).

Везде — все та же Матерь с Младенцем. Это в начале мира, а в конце: «Жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, а на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела в чреве» и «родила Младенца» (Откр. XII, 1 — 13). И на вавилонских печатях цилиндрах — Иштар-Мами, нагая, облеченная в солнце, как в ризу, с лунным серпом и звездами.

Все та же везде. О Ней, о Матери, первая и последняя мысль человечества: Ею все началось, и, может быть, Ею же кончится.

Человечество, как Бедный Рыцарь:

A. M. D. — Alma Mater Dei, а по-вавилонски: Ummu rimnitum ša niše — «человеков Матерь милосердная».

Что это, христианский акафист? Нет, вавилонская клинопись.

могли бы сказать волхвы с востока, поклоняясь Матери с Младенцем.

В вавилонском предместии, Борзиппе, над нынешним курганом Birs Nimrud, возвышаются развалины древней асфальто-кирпичной башни, святилище бога Nebo (Прорицателя), или звездочетной вышки, Ziqqurrat, исполинской, семиярусной. «Построим себе башню высотою до небес» (Быт. XI, 4).

По описанию Геродотову (I, 181), эта башня состояла из восьми уступов или меньших башен, постепенно суженных кверху, так что на первой стояла вторая, на второй — третья, и так, восемь башен, все одна на другой; а на самой верхней — святилище с великолепным ложем и золотою трапезою; но никакого изображения бога там не было и никто не оставался на ночь, кроме одной женщины из того народа, избранной богом. Халдеи же сказывают… будто сам бог нисходит во святилище и почивает на ложе, так же как и в Египетских Фивах, по свидетельству египтян, ибо и там остается на ночь женщина в святилище Зевса Фиванского (Аммона-Ра); и обе не знают мужа.

Kadištu, «непорочными», или enitu, «невестами божиими» назывались жены и девы-затворницы, жившие в особых кельях близ вавилонских храмов и посвященные богине Иштар. Одну из них жрецы в торжественном шествии, во время празднества Иштар, возводили на семиярусную, семивратную башню — Zikkurrat — по наружной семиуступной лестнице.

Семь драгоценных убранств было на деве, так же как на самой богине, жрецы снимали их по одному в каждых вратах: в первых — царскую тиару с головы, во вторых — серьги из ушей, в третьих — ожерелье с шеи, в четвертых — эфод с персей, в пятых — кольца с ног, в шестых — пояс с чресл, в седьмых, последних, — «покров стыда» с ложесн. И дева вступала, нагая, во святилище (Fr. Lenormant. Fragm. cosmog. de Bérose, 460).

Несметные толпы с плоских кровель великого города смотрят на нее, восходящую, богоподобную, в облаке курений, в звоне арф и псалтирей, в хоре молитв.

Над исполинскими уступами башни, в безоблачном небе Сенаара, искрится вечерняя звезда и тонкий рог нового месяца. А когда, перед входом в святилище, снят последний покров с непорочных ложесн, то все обнаженное тело белеет, голубеет, лунно-звездное, с темным треугольником стыда, и человеческие множества падают ниц в благоговейном ужасе.

На вершине башни святилище сливается изразцами небесно-лазурными с темнеющей лазурью неба так, что нельзя отличить одно от другого, и кажется, башня уходит вершиною в самое небо, и в самое небо вступает Непорочная.

Что же ждет ее там, во святилище?

Геродотово свидетельство о жене или деве, ожидающей Бога на башне, подтверждается изображениями на вавилонских печатях-цилиндрах (Fr. Lenormant. La magie chez les Chaldéens, 132): ступенчатая башня, на вершине ее брачное ложе, на нем восседает бог, старица, поклоняясь, подводит к нему юную деву, и бог подает ей цветок.

Белый дал он мне цветок…

Белую лилию: «Радуйся, Благодатная!»

Вот чему пришли поклониться волхвы с востока: весь путь Вавилона — путь к Младенцу и к Матери.

«Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды. И, послав их в Вифлеем, сказал: пойдите, тщательно разведайте о Младенце, и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне поклониться Ему. Они, выслушав царя, пошли… И, получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою» (Матф. II, 7 — 12).

«Ce, Ангел Господен является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет… ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его» (Матф. II, 13).

Геродот, повествуя о двух женщинах, ожидающих Бога на башнях Вавилона и Фив, не подозревает, какой тайны касается, соединяя в этом ожидании Вавилон с Египтом. Между поклонением волхвов и бегством в Египет, между восходящею звездою вавилонскою и восходящим солнцем египетским — Младенец Христос. Как будто Вавилон и Египет вступили в заговор, чтобы спасти Его, укрыть.

Оба идут к Нему, а может быть, и от Него; Он в конце обоих, а может быть, и в начале.

Душа Египта, Озирис, душа Вавилона, Таммуз, — один умерший и воскресший бог. Таммуз и Озирис — две тени одного тела, или одна душа в двух телах.