Иисус неизвестный - Мережковский Дмитрий Сергеевич - Страница 120

Эти разрозненные, ни между собою, ни со всем окружающим не связанные ничем клочки воспоминаний похожи на рассеянные обломки какого-то неизвестного нам целого или на случайно уцелевшие вехи заглохшего пути. Где начинается путь и как продолжается, мы не видим; видим только, куда ведет, — на Крест. Но если бы мы могли соединить вехи, то, может быть, восстановили бы путь.

Вот первая веха.

После второго Умножения хлебов Иисус, по свидетельству Марка (8, 27), уходит «в селения Кесарии Филипповой», от Израиля — к язычникам, от своих — к чужим. Марк не знает, почему и отчего уходит; знает, может быть, Иоанн. После Вифсаидской вечери, когда народ понял, что Иисус не будет «царем Израиля»; и после Капернаумской утрени, когда, услышав: «Плоть Мою ядущий и кровь Мою пьющий имеет жизнь вечную» (Ио. 6, 54), — народ соблазнился, возроптал: «Какие жестокие слова! кто может это слушать?» (Ио. 6, 60) — «многие из учеников отошли от Него и уже не ходили с Ним» (Ио. 6, 66). Если отошли, отпали от Него ближайшие к Нему ученики, то тем более — весь народ. Это значит: не только Иисус отошел от народа, но и народ — от Иисуса; расхождение между ними, отвержение — взаимное.

Месяцы длится оно. Но после Преображения, открыв ученикам, что «Сыну человеческому должно пострадать», Иисус возвращается к Израилю, идет в Иерусалим

Вышедши оттуда (из Кесарии Филипповой), проходили они через Галилею, —

как бы «крадучись», «тайком», избегая, должно быть, населенных мест: таков именно смысл греческого слова παρεπορεύοντο. —

И не хотел (Иисус), чтобы кто-либо узнал Его. (Мк 9, 30.)

Нечто подобное бывало и раньше: в первый уход Его в пределы Тиро-Сидонские, —

вошедши в дом, не хотел, чтобы кто-нибудь узнал Его. (Мк. 7, 24.)

Судя по тому, что, выйдя уже из Галилеи, Он избирает вместо обычного для пасхальных паломников двухдневного пути через Самарию более далекий и трудный путь через пустынные горные дебри Переи, «страны за-Иорданские» (Мк. 10, 1), Иисус и на этом последнем пути скрывается, продолжает идти как бы «крадучись», «тайком», и если учит, то не весь народ, а только учеников, наедине.[696]

Ho вот вдруг меняется все.

Снова сходятся к Нему народные множества, и Он снова учит их, по обыкновению Своему.

Так у Марка (10, 1), и у Матфея (19, 1–2) так же:

множество народа шло за Ним, и Он исцелил их там, —

в стране за-Иорданской, Перее. Так же, хотя и в ином порядке событий, в IV Евангелии:

снова пошел за Иордан, на то место, где некогда крестил Иоанн, — в Вифавару-Вифанию, где путь из Переи в Иерусалим пересекается Иорданом.

Многие же пришли к Нему (туда) и говорили, что… все, что сказал о Нем Иоанн, было истинно.

И многие там уверовали в Него. (Ио. 10, 40–42.)

Здесь вторая веха пути. Только что Иисус уходил от народа и вот опять идет к нему; только что народ уходил от Иисуса и вот опять возвращается к Нему. Это слишком явное для нас, а для самих свидетелей как будто невидимое противоречие внешне не объяснимо, кажется, ничем, кроме внутреннего противоречия в воле самого Иисуса, а может быть, и в воле народа — действующего в них закона «волевых раздвоений», закона всех агоний: «страх страдания — страсть к страданию».

Что-то произошло между этими двумя вехами пути; что-то в самом Иисусе и в народе изменилось. Что же именно?

Тотчас по исповедании Петра в Кесарии Филипповой: «Ты — Христос, Сын Бога живого», —

начал (Иисус) открывать ученикам Своим, что должно Ему идти в Иерусалим (Мт. 16, 21.);

потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима. (Лк. 13, 33.)

Это Он помнит всегда; может быть, и теперь вспоминает. Что Ему Иерусалим?

Город, стоящий на верху горы, не может укрыться. (Мт. 5, 14.)

«Город великого Царя» (Мт. 5, 35), Иерусалим, стоящий на верху такой горы, как ни один из городов земли, бывших и будущих, есть высшая точка мира; высшая же точка Иерусалима, отовсюду виднейшая, — Крест.

Когда вознесен буду от земли, всех привлеку к себе. (Ио. 12, 32).

Когда вознесете Сына человеческого, тогда узнаете, что это Я. (Ио. 8, 28.)

Прошлым будет все во всемирной истории; это одно — Крест — будет всегда настоящим; исчезнет все; это одно — Крест — видимо будет всегда.

Никто, зажегши свечу, не ставит ее в сокровенном месте или под сосудом; но на подсвечнике, чтобы входящие в дом видели свет. (Лк. 11, 33.)

Вот что для Него Иерусалим: не было в мире и не будет такого, для такой свечи, подсвечника. Это понял, увидел народ и стремится к Нему, летит на Него, как ночной мотылек на свечу; хочет в Нем сгореть и не хочет.

Близ Меня — близ огня; далеко от Меня — далеко от Царства.[697]

Это и весь мир увидит:

Весь мир идет за ним (Ио. 12, 19), —

хочет в Нем сгореть и не хочет: страх огня — страсть к огню. Эта агония мира тогда началась и уже не кончится, пока мир не сгорит в Его огне, как ночной мотылек.

Что произошло тогда в Иисусе, лучше всего можно понять по тому, что произошло тогда же в народе. Началось, и это уже давно, в Кесарии Филипповой.

Когда сошли они с горы (Преображения), встретило Его множество народа. (Лк. 9, 37.)

И вдруг, увидев Его, весь народ удивился (ужаснулся,), и, подбегая (устремляясь) к Нему, приветствовал Его (припадал к Нему, ήσπάζαντο.) (Μκ. 9, 15.)

Что в Нем «удивляет» — «ужасает» народ? Кажется, горней славы, Преображения, все еще не сошедший с лица Его свет («лицо Его просияло как солнце», Мт. 17, 2) и жертвенной обреченности новый знак. Там, в Кесарии, видели это, может быть, язычники, — чужие; здесь, в Иудее, увидит Израиль, — свои.

Ce, Агнец Божий, взявший на Себя грех мира. (Ио. 1, 29),

этот пророческий клик снова и по-новому слышится людям по всей великой равнине от Вифавары до Иерихона в эти дни второго крещения уже не водой, а кровью.

Можете ли креститься крещением, которым Я крещусь?..

— Можем. (Мк. 10, 38–39.)

Слишком легок ответ. Но как бы люди ни приходили к Нему, Он не отвергает их:

приходящего ко Мне не изгоню вон. (Ио. 6, 37.)

В эти-то дни и увидели, может быть, люди в лице Его то, что так хорошо изображает «живописец» Лука (9, 51):

когда же наступили дни Его вознесения (отшествия, то устремил Он лицо Свое, на путь в Иерусалим.

Эту новую в Нем «устремленность» видят, может быть, все, и сами за Ним устремляются.

Если то, что врачи называют «чувством вдаль», «телепатией», а все люди — «предчувствием», — странная, как бы не назад, а вперед, не к прошлому, а к будущему обращенная память, — свойственна не только отдельным людям, но и целым народам, даже всему человечеству в его роковые минуты, в «чувстве Конца», «Апокалипсиса», — то восходившие за Иисусом в Иерусалим человеческие множества могли испытывать нечто подобное.

То, что о Мне, приходит к концу (Лк. 22, 37), —

скажет Царь Израиля; то же мог бы сказать в те дни и сам Израиль. Воет и пес к пожару, и бык мычит, идя на бойню; как же было Израилю, а может быть, и всему человечеству конца своего не предчувствовать?

Кровь Его на нас и детях наших (Мт. 27, 25),

— скажет Израиль, и сбудется.

…Камня на камне здесь не останется: все будет разрушено (Мт. 24, 2);

…ce, оставляется вам дом ваш пуст (Мт. 23, 38), —

скажет Царь Израиля, и тоже сбудется. Это, может быть, уже и тогда, на пути в Иерусалим, чувствуют все «чувством вдаль», «телепатией».

…Крещением должен Я креститься, и как Я томлюсь, пока сие совершится. (Лк. 12, 50.)

В это-то смертное «томление», «борение» Свое, «агонию», и вовлекает Он всех, идущих за Ним. Кто за кем идет, кто кого ведет. Он — их или они — Его, этого еще не знают они, не знает, может быть, и Он сам.

Час Голгофы, Искупления, наступает, такой же великий и страшный для всего человечества, как час грехопадения. «То, что о Мне, приходит к концу», — могло бы сказать в те дни и все человечество, потому что вся остальная всемирная история будет только началом Конца.