Алмазная колесница. Том 1 - Акунин Борис - Страница 5

— Да вот, господин офицер, надобно пропустить вперёд литерный, со срочным военным грузом.

Пользуясь тем, что спутник отвернулся, Гликерия Романовна удовлетворила своё любопытство: быстро отвернула книжную обёртку, приложила к глазам хорошенький лорнет на золотой цепочке — и поморщилась. Книга, которую с таким увлечением читал штабс-капитан, называлась «ТОННЕЛИ И МОСТЫ. Краткий справочник для железнодорожных служащих».

К дежурному подбежал телеграфист с бумажной лентой в руке. Тот прочитал депешу, пожал плечами и махнул флажком.

— Что такое? — спросил Рыбников.

— Семь пятниц на неделе. Велено отправлять, не ждать литерного.

Поезд тронулся.

— Вы, должно быть, военный инженер? — поинтересовалась Гликерия Романовна.

— Почему вы взяли?

Признаваться, что подглядела название книги, Лидиной было неловко, но она нашлась — показала на кожаный тубус.

— Да вот. Это ведь для чертежей?

— А, да. — Василий Александрович понизил голос. — Секретная документация. Доставляю в Москву.

— А я думала, вы в отпуске. Навещаете семью или, может быть, родителей.

— Неженат. С каких прибытков семью заводить? Гол как сокол. И родителей не имею. Круглый сирота. Даже, можно сказать, сирота казанский — в полку за косоглазие дразнили татарвой.

После остановки в Колпине штабс-капитан как-то оживился, стал поразговорчивей, да и широкие скулы слегка порозовели.

Вдруг он взглянул на часы и поднялся.

— Пардон, выйду покурю.

— Курите здесь, я привыкла, — милостиво позволила Гликерия Романовна. — Жорж курит сигары. То есть курил.

Василий Александрович конфузливо улыбнулся:

— Виноват. Про покурить это я из деликатности. Не курю-с, лишний расход. На самом деле мне в клозет, по натуральной необходимости.

Дама с достоинством отвернулась.

Тубус штабс-капитан прихватил с собой. Поймав негодующий взгляд спутницы, извиняющимся тоном пояснил:

— Не имею права выпускать из рук.

Проводив его взглядом, Гликерия Романовна пробормотала:

— Какой все-таки несимпатичный. — И стала смотреть в окно.

А штабс-капитан быстро прошёл через второй и третий классы в хвостовой вагон и выглянул на тормозную площадку.

Сзади донёсся протяжный, требовательный гудок.

На площадке стояли обер-кондуктор и караульный жандарм.

— Что за черт! — сказал первый. — Никак литерный. А телеграфировали, что отменён!

Не далее как в полуверсте ехал длинный состав, влекомый двумя паровозами. Локомотивы пыхтели чёрным дымом, за ними вытянулся хвост из зачехлённых платформ.

Время было уже позднее, одиннадцатый час, но сумерки едва начали сгущаться — приближалась пора белых ночей.

Жандарм оглянулся на штабс-капитана, взял под козырёк:

— Ваше благородие, виноват, но извольте закрыть дверь. Согласно инструкции, строжайше запрещено.

— Это, братец, правильно, — одобрил Рыбников. — Бдительность и всё такое. Я, собственно, только покурить хотел. Ну да я в коридорчике. Или в нужнике.

И в самом деле отправился в туалетную комнату, которая в третьем классе была тесна и не слишком опрятна.

Запершись, Василий Александрович высунулся из окна.

Поезд как раз въезжал на допотопный, ещё клейнмихелевского строительства мост, перекинутый через неширокую речку.

Рыбников нажал ногой рычаг слива воды — в дне унитаза открылось круглое отверстие, сквозь него было видно, как мелькают шпалы.

Штабс-капитан надавил пальцем какую-то незаметную кнопочку на тубусе и запихнул узкий кожаный футляр в дырку — диаметр совпал в точности, так что понадобилось приложить некоторое усилие.

Когда тубус исчез в отверстии, Василий Александрович быстро намочил руки под краном и вышел в тамбур, стряхивая с пальцев воду.

Минуту спустя он уже входил в своё купе.

Лидина взглянула на него строго — ещё не простила конфуза с «натуральной необходимостью» — и хотела отвернуться, но вдруг воскликнула:

— Ваш секретный футляр! Вы, верно, забыли его в туалетной комнате?

На лице Рыбникова отразилось неудовольствие, но ответить Гликерии Романовне он не успел.

Откуда-то донёсся ужасающий грохот, вагон качнуло.

Штабс-капитан бросился к окну.

Из других окон тоже торчали головы. Все смотрели назад.

Дорога в этом месте описывала небольшую дугу, и было видно как на ладони железнодорожный путь, давешнюю речку и мост.

Вернее, то, что от него осталось.

Мост обрушился ровно посередине, причём в тот самый момент, когда по нему проезжал тяжёлый воинский состав.

Зрелище катастрофы было ужасающим: столб воды и пара, выплеснутый рухнувшими в воду локомотивами, вздыбленные платформы, с которых срывались какие-то массивные стальные конструкции, и самое жуткое — сыпавшиеся вниз человеческие фигурки.

Гликерия Романовна, притиснувшаяся к плечу Рыбникова, пронзительно завизжала. Кричали и другие пассажиры.

Хвостовой вагон литерного, вероятно, отведённый для офицеров, покачался на самом краешке пролома, кто-то вроде бы даже успел выпрыгнуть из окна, но затем опора подломилась, и вагон тоже ухнул вниз, в груду перекорёженного металла, что торчала из воды.

— Боже, Боже! — истерически закричала Лидина. — Что вы смотрите? Надо же что-то делать!

И бросилась в коридор. Василий Александрович, помедлив долю секунды, последовал за нею.

— Остановите поезд! — накинулась экзальтированная дамочка на обер-кондуктора, бежавшего в сторону головного вагона. — Там раненые! Тонущие! Нужно спасать!

Схватила его за рукав, да так цепко, что железнодорожнику пришлось остановиться.

— Какой там «спасать»! Кого спасать? Такая каша! — пытался вырваться бледный как смерть начальник поездной бригады. — Что мы можем? На станцию нужно, сообщить.

Не слушая, Гликерия Романовна била его кулачком в грудь.

— Они гибнут, а мы уезжаем? Остановите! Я требую! — визжала она. — Жмите этот ваш, как его, стоп-кран!

На вопли из соседнего купе высунулся чернявый господин с нафабренными усишками. Видя, что начальник поезда колеблется, угрожающе крикнул:

— Я тебе остановлю! У меня срочное дело в Москве!

Рыбников мягко взял Лидину за локоть, успокаивающе начал:

— Сударыня, ну в самом деле. Конечно, катастрофия ужасная, но единственное, чем мы можем помочь, — это поскорее протелеграфировать с ближайшей…

— Ах, ну вас всех! — крикнула Гликерия Романовна.

Метнулась к стоп-крану и рванула ручку.

Все, кто находился в коридоре, кубарем полетели на пол. Поезд, подпрыгнув, мерзко заскрежетал по рельсам. Со всех сторон доносились вой и визг — пассажиры решили, что и их поезд угодил в крушение.

Первым опомнился чернявый, не упавший, а лишь стукнувшийся головой о косяк двери.

С криком «Убью, мерррзавка!» он налетел на оглушённую падением истеричку и схватил её за горло.

Судя по огонькам, вспыхнувшим в глазах Василия Александровича, он отчасти разделял кровожадное намерение чернявого господина. Однако во взгляде, который штабс-капитан бросил на удушаемую Гликерию Романовну, была не только ярость, но и, пожалуй, изумление.

Вздохнув, Рыбников схватил несдержанного брюнета за воротник и отшвырнул в сторону.

Слог четвёртый, в котором вольный стрелок выходит на охоту

Аппарат зазвонил в половине второго ночи. Ещё не сняв трубку, Эраст Петрович махнул камердинеру, просунувшему в дверь свою стриженую башку, чтоб подавал одеваться. Телефонировать в такой час могли только из управления и непременно по какому-нибудь чрезвычайному делу.

Слушая голос, взволнованно рокотавший в рожке, Фандорин всё больше хмурил чёрные брови. Переменил руку, чтобы Маса просунул её в рукав накрахмаленной рубашки. Покачал головой на штиблеты — камердинер понял и принёс сапоги.

Телефонировавшему Эраст Петрович не задал ни одного вопроса, сказал лишь:

— Хорошо, Леонтий Карлович, сейчас буду.

Уже одетый, на секунду остановился перед зеркалом. Причесал чёрные с проседью (про такие говорят «перец с солью») волосы, прошёлся особой щёточкой по совершенно белым вискам и аккуратным усикам, в которых ещё не было ни единого серебряного волоска. Поморщился, проведя рукой по щеке, но бриться было некогда.