Безрассудный - Ибрагимов Назир Х. - Страница 4

Жак схватил Рейна за руку и втолкнул в скудно обставленную комнату, приказав Пьеру оставаться в коридоре. Рейн, не удержавшись на ногах, упал на колени рядом с кроватью под балдахином. Осмотревшись, он увидел свою спутницу. Она стояла по другую сторону кровати и не сводила с него глаз.

– Мадам, – произнес Жак, глядя на Рейна и протягивая ей пистолет. – Я расплачусь со стражей и тотчас вернусь. А пока держите англичанина на мушке. Если шевельнется, стреляйте.

Она взяла пистолет и прицелилась в Рейна. Тот медленно поднялся на ноги.

– Если он попытается что-то сделать, я его сам убью, – коротко произнес Жак, а затем, бросив на англичанина тревожный взгляд, тяжелой походкой вышел из комнаты и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Рейн посмотрел на пистолет. Его ствол выглядел зияющим входом в ад, и, возможно, подумал Рейн, он им и станет.

Не колеблясь более ни секунды, он начал действовать.

Неожиданно для дамы он в мгновение ока оказался возле нее и схватил ее за руку так, что от боли она выронила пистолет. Рейн поднял оружие, засунул его за пояс штанов, прижал теперь уже свою пленницу к себе, запрокинув назад ее голову. Все это было проделано настолько быстро, что несчастная не успела и вскрикнуть.

– Только пикните, мадам, и вы умрете, – шепнул он ей на ухо.

В ответ она начала яростно вырываться, свободной рукой пытаясь разжать его пальцы.

Рейн запрокинул ее голову и прижал к своей щеке.

– Прекратите!

Она всхлипнула, ее попытки вырваться стали слабее. Непроизвольно попкой она прижалась к нему.

Рейн невесело усмехнулся. С того момента, как эта дамочка вошла в его проклятую камеру, она его околдовала.

– Прошу вас, – задыхаясь, промолвила она. – Прошу, выслушайте меня!

– Нет, мадам, – прошептал Рейн. – Это вы меня послушайте. И постарайтесь понять. Я никогда не вернусь туда. Живым не вернусь. И вы для меня – средство сдержать эту клятву. Теперь вы – моя пленница.

Она застонала, пытаясь отвернуть от него лицо, шелковистая вуаль скользнула по его губам.

– Пожалуйста…

– Замолчите, – прорычал он, внезапно осознав одну вещь: ему придется ее убить.

Без этого его шансы на успех почти равны нулю. Если даже ему удастся выбраться из гостиницы живым, он не проживет и часа с такой обузой, как мадам Нуар. У него нет времени связывать ее и затыкать рот кляпом: Жак может вернуться в любой момент. А если он оставит ее здесь, она тут же поднимет крик. Он должен ее убить, быстро, тихо и немедленно.

Но он не мог, не мог ее убить. Больше от отчаяния, чем от гнева, он сильнее сжал ее горло. Она снова начала брыкаться, и вдруг тот безрассудный, отчаянный парень, который умер во французской тюрьме, не дождавшись выкупа, снова ожил в Рейне.

Нет, он не может ее убить, но хоть что-то от этой ночи он получит. Будь он проклят, если не увидит сегодня лица скандально известной мадам Нуар.

Он захватил горсть полупрозрачного газа и со словами «Мадам, вы разоблачены» сорвал с ее головы вуаль. Шпильки посыпались к его ногам, их резкое стаккато стало прелюдией к шелковому шороху вуали, упавшей на пол. Освобожденные пряди волос, мягкие и тяжелые, как дамасский шелк, блестящим каскадом рассыпались по его обнаженным плечам.

Золото. Старинное золото, роскошное, пышущее здоровьем.

Пораженный, Рейн замер.

Прекрасная кожа. Молочно-белая и совершенно гладкая. Синие глаза, темно-синие, почти цвета индиго. Испуганные глаза. И молодая, очень молодая. Слишком молодая.

– Мадам, кто вы такая, черт побери?

Глава 4

Девушка – она выглядела юным созданием – вырвалась из его рук. Она круто обернулась к нему, и ее волосы еще больше растрепались, рассыпались по плечам и запутались в черных бусинках, украшавших ее корсаж. Черный шелк оттенял блестящие золотистые пряди.

Черными были и ее брови. Или почти черными. Прямые, тонкие и суровые, они сходились над переносицей. Контраст между ними и ее рыжевато-золотистыми волосами поражал. Полные, чувственные губы чуть приоткрылись, позволив увидеть жемчужные зубы.

– Кто вы? – вновь спросил Рейн.

– Я пыталась вам рассказать! – ответила незнакомка. – Но вы… вы идиот! Животное! Вы не хотели слушать. Вы стали драться, не успев даже сообразить, что делаете. Трижды я призывала вас к терпению! – Она обвиняющим жестом наставила на него затянутый в перчатку палец. – Трижды! Разве нельзя было подождать? Вместо этого вы хотели меня убить.

– Мадемуазель, – проворчал он в ответ, гнев быстро пересилил изумление от того, что его отчитывает эта маленькая, язвительная кошечка, – если бы я хотел вашей смерти, вы бы уже были мертвы.

Услышав эти слова, произнесенные самым угрожающим тоном, незнакомка воздела руки:

– Ба! Вы, англичане, все одинаковы. Вам бы все угрожать и запугивать! Безрассудные. Прекрасно, месье. Если вам хочется быть безрассудным, поступайте так по отношению к себе, а не к нам с Жаком.

Назвать реакцию Рейна изумлением было бы сильным преуменьшением. Девушка кипела негодованием. А может, она просто боится? Рейн пристально вгляделся в ее порозовевшее лицо. Дышала она так, как будто только что пробежала милю.

Он действительно напугал ее. С самого начала. То, что он принял за игру развратной женщины, было подлинным страхом. Она, возможно, даже не осознавала той степени падения, до которой он готов был опуститься, чтобы убежать. Черт, подумал он, возможно, она не поняла и половины того, что произошло во время поездки в карете.

– Прошу вас, продолжайте, мадемуазель. Я весь внимание, – сказал он, не забывая о пистолете, рукоятка которого ободряюще упиралась ему в поясницу.

Он скрестил на груди руки, отметив, как девушка покраснела, когда ее взгляд упал на его обнаженное тело. «Господи, она выглядит послушницей», – подумал Рейн и вспомнил о другой послушнице – девушке, взгляд которой горел более мирским огнем. Но смуглая красота Мерри была земной, а эта девушка… ну, она не была красавицей.

Во-первых, брови были слишком смело, вызывающе прямыми, подбородок – чересчур квадратным, а нос – слишком агрессивным. Правда, у нее потрясающие волосы! А нижняя губа, в которую ему так и хотелось впиться, была такой сочной и полной! Глаза – вот ими можно было залюбоваться – блестели под черными полосками осуждающе сдвинутых бровей.

– Перестаньте на меня пялиться! – возмутилась она, еще сильнее нахмурившись.

– Мне нельзя говорить, запугивать вас и даже смотреть? В таком случае, если вы уже вдоволь насмотрелись на меня, – сказал Рейн, с удовлетворением отметив, что ее щеки вновь залились румянцем, – не пора ли просветить меня насчет того, что здесь происходит, черт возьми?

Она вдруг подбежала к нему и прижала кончики пальцев к его губам, чтобы заставить замолчать.

– Тихо, вы… вы богохульник! – прошипела она.

Господи, она даже говорит как монашенка…

В это время дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену и снова захлопнулась, но Рейн успел увидеть за ней красное, как свекла, лицо Жака. Рейн схватил девушку, выдернул из-за пояса пистолет и приставил дуло к ее голове как раз в тот момент, когда дверь снова распахнулась и в комнату ворвался Жак.

– Осторожнее, друг мой, – посоветовал Рейн.

Жак резко остановился, оценив ситуацию.

– Нам следовало выбрать более молодого, – сказала девушка.

– Ба! – презрительно сплюнул Жак, не отрывая взгляда от пистолета. – Того, который дрожал как осиновый лист? Никто не мог бы принять его за La Bete.

– La Bete? – повторил Рейн. – Что это за зверь?

Девушка перевела на него взгляд.

– Вы неверно расслышали, – быстро ответила она. – Не зверь, месье, а Ламбетт. Мой муж.

Если бы она заявила, что у нее есть хвост, и то он бы не был так изумлен. Эта женщина не была похожа на чью-либо жену.

– Месье, опустите пистолет, – произнес Жак, сопровождая свои слова широким кельтским умиротворяющим жестом. Его умоляющий голос никак не соответствовал выражению его глаз. – Я закрою эту дверь. Вы опустите пистолет. Мы объясним. Все объясним.