Сэндсторм - Гоуф Лоуренс - Страница 19

Водитель выжал сцепление, выругался и ловко вклинился в автомобильный поток. Кто-то надавил на сигнал. Водитель презрительно сплюнул в окно и ухмыльнулся, показав Дауни жемчужно-белые зубы вроде тех, какие изготавливают на заводах на севере Англии. Дауни вежливо кивнул, молчаливо признавая мастерство шофера. Такси устремилось вперед. Ему навстречу двигался огромный грузовик с полуприцепом, в котором кудахтали куры. Лицо Дауни исказила гримаса ужаса.

Водитель неторопливо отвернулся от пассажира – и обомлел.

Его глаза широко раскрылись, он крепко вцепился в руль. Такси вильнуло в сторону. Грузовик прогрохотал мимо, прихватив с собой боковое зеркало легковушки. Таксист досадливо передернул плечами. У поворота на аэропорт движение замедлилось. Там велось строительство, в воздухе клубилась пыль, оглушительно ревели двигатели тракторов и тягачей. Дауни поспешно закрыл окно. Водитель, по всей видимости, собирался запросить некую сумму за задержку, однако взгляд на лицо Дауни убедил араба, что это будет несколько чересчур.

Ожидавшийся ветер так и не подул, поэтому парижский рейс совершил посадку на двадцать минут раньше расписания.

Дауни не стал тратить время на то, чтобы потолкаться в толпе у места выдачи багажа, справедливо предположив, что те, кого он ждет, наверняка в баре. Он нашел Свитса и Мартина за столиком у окна. Приятели пили пиво «Фюрстенбург», по три доллара за банку. Свитс, приглаживая пятерней кудрявые волосы, мило беседовал с двумя молодыми немками за соседним столиком; Мунго ощупывал свой шрам и тупо глядел на только что приземлившийся «Боинг-747» компании «Эйр Италия». Когда Дауни подошел ближе, Свитс повернулся к нему, предварительно послав немочкам воздушный поцелуй. Мунго продолжал смотреть в окно. Дауни сел.

– Черт побери! – воскликнул он вместо приветствия. – Где Лайам?

– Как насчет пива? – справился Свитс, поглядев на Дауни поверх края банки.

– Не хочу я никакого пива! Господи, Хьюби, как тебе удалось пройти через металлоискатель со всей этой дрянью в волосах. Знаешь, ты похож на того артиста, Бо… Черт, забыл. – Дауни взглянул на Мунго. – Лайам здесь или нет?

– Тут разве что его дух, – отозвался Мартин, – и то сомнительно.

Дауни шумно вздохнул. Похоже, оправдываются самые мрачные предчувствия. Он заметил, что немочки за соседним столиком прислушиваются к разговору, то ли поджидая, когда освободятся Свитс с Мартином, то ли совершенствуя свои познания в английском. А может, все не так просто? Дауни внезапно осознал, что у него ярко выраженная склонность к паранойе. Впрочем, с такой профессией это немудрено.

– Где ваш багаж? – спросил он. Свитс показал на черную кожаную сумку у своих ног. – Снаружи ждет такси. Расскажете все по дороге.

– Кто заказывает музыку, тот и платит, – проговорил Свитс.

Дауни был не в том настроении, чтобы спорить. Он бросил на столик несколько монет, поднялся и направился к выходу, стремясь поскорее оказаться на улице. Дауни не переносил аэропорты. Где еще вам продадут пиво с бешеной наценкой, угрюмый официант сунет нечто совершенно несъедобное, а дышать за едой придется керосином? Когда они подошли к машине, Свитс сразу же занял место рядом с водителем, поэтому Мунго не оставалось ничего другого, как расположиться сзади вместе с Дауни. Таксист исподтишка поглядел на Свитса, облаченного в ярко-желтый пиджак, из-под которого выглядывала розовая рубашка, и брюки цвета фруктового мороженого.

– Чего уставился? – буркнул Свитс.

В ответ водитель разразился пышной тирадой, в которой жаловался на затянувшееся ожидание, на скуку и на потерянный заработок.

– Заткнись и поезжай, – велел Дауни и повернулся к Мартину. – Ради всего святого, объясни мне, где Лайам.

– Мы же послали телеграмму.

– Я ее не получал.

– Мы так и поняли, – проговорил Мунго, ерзая на сиденье: ему не хватало места, – когда обнаружили в конверте три билета.

Дауни достал из кармана шоколадный батончик сорвал обертку и сунул шоколадку в рот. Фостер утверждает, что есть шоколад на людях и в таких количествах неприлично. Ну и пусть! И потом, уж лучше растолстеть, чем заработать язву желудка. Между тем Мунго продолжал:

– Все произошло около месяца назад. Мы узнали о новой плантации коки акра в три размером. Она располагалась на склоне холма. Вид был замечательный. – Он покачал головой. – В Колумбии очень красиво. Солнце светит с голубого неба, растения отбрасывают густую тень, земля красноватого оттенка, листья коки шелестят на ветру, переливаются точно посеребренные… Время от времени над лесом взлетает стая попугаев. Ну и гомон тогда поднимается, Джек! – Мунго улыбнулся, не разжимая губ. – Я однажды спросил у Лайама, мол, как он думает, что кричат птицы. – Дауни откусил от шоколадки и вопросительно поглядел на Мартина. – А Лайам ответил: «Они кричат: „Добрый день“».

Дауни медленно жевал, терпеливо ожидая продолжения.

Минуту-другую спустя Мунго произнес:

– На дальнем конце поля стояла деревянная хижина размером с сарай или мастерскую. Я заглянул туда, проверил, что к чему. Там валялись пустые мешки. Ну, для листьев коки. – Он посмотрел на свои руки. – Денек выдался просто чудесный. На небе ни облачка, легкий ветерок. Мы не знали, как нам поступить. Вообще-то нам приказали сжигать все плантации, но эта только-только выросла, так что гореть там особенно было нечему. – Дауни внимательно наблюдал за пальцами Мунго, которые то цеплялись друг за друга, то размыкали объятия. Он уже понял, чем завершится рассказ, начатый с очевидным умыслом издалека. – Вдобавок, мы здорово устали, пока добрались до цели. Ну, пораскинули мозгами и решили, что поставим десяток противопехотных мин и отправимся восвояси.

Размеры мин составляли восемь дюймов в поперечнике и три в высоту. Стандартная процедура установки заключалась в том, что мины размещали по периметру плантации, а те, что оставались, зарывали уже без всякого порядка посреди поля. Если не считать детонаторов, в минах не было ни грамма металла. Просто начиненные взрывчаткой пластиковые корпуса, которые практически невозможно обнаружить металлоискателем. Тот, кто наступал на такую мину, почти сразу лишался ноги, а в джунглях серьезная рана означала медленную, мучительную смерть, если человек в гордом одиночестве, или пулю в голову, если он среди друзей. Первый взрыв обычно сулил крупные премиальные наличными; второй или максимум третий означал полное уничтожение урожая. Дауни вообразил себе, как Лайам О'Брэди, замечтавшись, наступает на мину, гремит взрыв, словно рвется большая хлопушка, и Лайам взлетает над землей, вместо ног у него окровавленные культи, а попугаи на деревьях кричат: «Добрый день! Добрый день!».

– Установка мин заняла у нас где-то с час, – проговорил Мунго. – Лайам работал на дальнем конце поля. Мы с Хьюби, когда закончили, двинулись к нему по краю плантации. Нам оставалось пройти футов, наверно, сто, когда Лайам вошел в ту хижину.

Такси замерло на перекрестке, первым в своем ряду. Водитель дожидался сигнала регулировщика. Мунго посмотрел на прокативший мимо автобус. Люди висели в его дверях, высовывались из окон, некоторые даже ехали на крыше; кое-кто, похоже, держался не за поручень, а за более удачливых пассажиров, которым посчастливилось пробиться в салон. Интересно, как в такой ситуации быть контролеру? Господи, а он-то думал, что в Нью-Йорке много народу!

– И что? – спросил Дауни.

– Он пробыл внутри секунд десять, а потом выбрался наружу – задом, перегнувшись пополам. Мы побежали. Кто-то всадил в Лайама мачете, по самую рукоять; лезвие торчало из спины на добрых два фута. Он повернулся, посмотрел на нас и упал на бок. Помнится, над ним заклубилась пыль, красная пыль… Когда мы добежали, он… – Мунго искоса поглядел на Дауни. Вид у него был как у собаки, которая изодрала в клочья утреннюю газету; он как будто молил Дауни о прощении. Ерунда, мысленно отмахнулся Дауни. Мунго Мартин не из тех, кому требуется утешение. – В хижине, как выяснилось, прятался мальчишка. Он затаился за грудой мешков в углу, вжался в стену, словно хотел продавить ее. Я схватил его за волосы и выволок наружу. Вздувшийся живот, большие карие глаза, рваные брюки, ни рубашки, ни башмаков, белые зубы. Ему было лет восемь, рановато, чтобы начинать жевать коку. Он застал Лайама врасплох; когда очутился на улице и увидел труп в луже крови, то заревел во весь голос. Он, верно, испугался, когда Лайам вошел в хижину, и с дури ткнул своим мачете. Впрочем, какая разница? – Мунго на мгновение задумался, потом изрек: – Что сделано, то сделано, правда?