Дангу - Глыбин Леонид - Страница 5

В огромной пещере, где Вангди со своей семьей коротал зиму, собиралось до нескольких десятков кангми. Все они принадлежали к клану Цзун. На лето разбредались, оставляя в пещере лишь жреца да стариков, старух и больных, общей обязанностью которых было непрерывное поддержание огня и изготовление из нефрита муки и новых тотемов Нга.

Однако вернемся к нашим героям, искавшим ночлег, и продолжим рассказ о том, как юный русский князь Никита Боголюбов совершенно неожиданно приобрел, сам того не ведая, новых родителей — ама — мать и ата — отца.

Заходящее солнце уже коснулось дальнего заснеженного хребта, брызнуло последними золотистыми лучами. Тени удлинились, стали темно-синими, почти черными, ветер стих, смолкли голоса птиц, природа готовилась к приходу ночи. Готовился к ней и Вангди. Где-то здесь, ниже перевала, в двух часах ходьбы от него над боковым ущельем высился небольшой утес, весь поросший густым кустарником. К нему вела узкая незаметная перемычка. Это было совершенно безопасное место.

Первым осторожно перешел перемычку Вангди, несколько минут обследовал кустарники: нет ли какой-либо притаившейся опасности. Но все было спокойно.

— Бо-дхам-то-кра! — громко произнес он удовлетворенно, что означало: все в порядке и можно подойти и начать делать гнезда. Стало темнеть. Птицы сатбхаи, прятавшиеся в кустах, устроили на несколько минут невероятный гвалт и суматоху, встречая наступление ночи, и разом замолкли до утра.

Дети начали искать подходящие кусты с переплетениями лиан и рододендронов. Через несколько минут выбор был сделан. Пригнув лианы и крупные ветки к середине куста, они ловко сплели их, соорудив нечто вроде гамаков, висящих над землей. Гнезда были готовы. Однако Ямсо и Зук не спешили ложиться. Они опасливо подошли к матери, сидевшей на камне, ожидая, что та их прогонит. Вангди между тем сооружал добротное гнездо для Лхобы. С горящими от любопытства глазами дети не отрываясь смотрели на малыша, лежавшего у нее на руках.

— Ро-дхам-то! — вырвалось у Ямсо. — Какая у него белая кожа!

— Дам-хо-ранг, — добавил Зук. — У него совсем нет шерсти, и он похож на гульмана, обезьяну.

И протянул руку, чтобы потрогать его.

— Хо-рха! — буркнула Лхоба. — Пусть дети отойдут.

Вангди закончил сооружение удобного гнезда для Лхобы и подошел к ним. Он велел детям ложиться спать, а сам присел около жены и внимательно, теперь уже не торопясь, стал осматривать удивительное маленькое существо, детеныша ми. Он осторожно повертел в руках медальон и серебряный крестик, висевшие у него на шее.

— Гау, — почтительно пробормотал он, — амулет.

Люди всегда были врагами кангми, а вот теперь приходилось опекать, более того, принять в свою семью человеческого детеныша. Он ведь обладал нефритом, а значит, был в родстве с ними. Они обязаны защитить его.

Маленькое несчастное существо несколько смягчило суровость владыки семейства и еще больше укрепило в нем инстинктивную потребность быть стражем-мужчиной, отцом, который теперь должен был охранять и этого малыша. «Бод-рха!» (Пусть так будет.)

Малыш зашевелился, просыпаясь, и захныкал, шаря ручками в густой шерсти Лхобы. Он захотел есть, и новая ама с готовностью дала ему грудь, нежно прижимая дитя к себе. Великая сила материнства делала свое дело.

Стало совсем темно. Дети ворочались в своих гнездах, потихоньку о чем-то разговаривая, а Лхоба и Вангди долго обсуждали один очень важный вопрос — как назвать нового члена семьи. В конце концов решили, что это будет Данг-чи-канг — «тот, которого нашли на снегу», или просто Дангу.

Снизу из ущелья потянуло прохладой. Над кустами в темном воздухе неслышно скользнула сирохи — летучая мышь, предвестник наступающей ночи. Дангу напился молока и заснул на руках у Лхобы. Она устроилась поудобнее в гнезде, прижимая к себе драгоценное создание и тихонько повизгивая от радости.

Вангди не стал делать себе гнезда. Он довольствовался небольшой подстилкой из мягких веток на плоском камне. Полулежа, прислонившись спиной к замшелой каменной стенке, он повернулся лицом в ту сторону, откуда могла исходить опасность, — в сторону перемычки. Удобства ночлега имели для него второстепенное значение. Главной заботой была охрана семейства от любой беды, тем более ночью. Он положил возле себя палку и, сжимая в руке длинный нефритовый нож, постепенно погрузился в чуткий сон, скорее даже в полудрему, готовый немедленно вскочить и встретить любого врага.

Вскоре на утесе наступила полная тишина, сон овладел всеми. Иногда порывы легкого ветерка шуршали листьями кустов. Взошедшая луна ярко светила на покрытые ледяными панцирями вершины, на долины, уходящие вниз под белесые облачные покрывала.

ВРЕМЯ ИДЕТ

Маленький Дангу рос и развивался необыкновенно быстро. Чрезвычайно суровая обстановка высокогорной среды, в которую он попал, молоко его приемной матери, совершенно новая пища, игры на воздухе со сверстниками, детьми кангми, оказывали на него поразительное воздействие. К восемнадцати годам он обладал стройной и одновременно мощной, пропорционально сложенной фигурой, которой позавидовал бы любой мужчина. Благородная посадка головы, говорившая о его происхождении, красивое лицо с живыми умными голубыми глазами и белые, кудрявые волосы придавали его внешности необыкновенную привлекательность. Под бронзовой от постоянного загара кожей перекатывались внушительные мускулы, вызывавшие почтение и зависть друзей. По ловкости и гибкости при лазании по деревьям и скалам он превосходил гульманов. Ступни его были твердыми как камень, и поэтому по способности выдерживать многочасовой бег по горным тропам и кручам он не уступал конгпо — диким собакам. Он научился хорошо плавать в озерах и речках во время летнего бродяжничества.

В отличие от кангми, Дангу давно уже испытывал чувство стыда и неловкости от того, что был голым. Правда, зимой он кутался в волчью шкуру. Но что делать жарким летом? Несколько лет тому назад, бродя по перелескам Сиваликских холмов близ Великих Индийских Равнин он наткнулся около какой-то деревушки на кусок красивой материи, из которой сделал себе набедренную повязку, такую, какую часто видел у ми. Дангу не снимал с шеи серебряную цепочку с нефритовым медальоном и крестиком. На правом боку на кожаном шнуре висел нефритовый нож в ножнах, на левом — колчан с дротиками.

Дело в том, что по мере возмужания Дангу все больше испытывал недостатки охотничьих приемов и оружия кангми. Палки, камни, нефритовые ножи и собирательство уже не удовлетворяли сильного и ловкого юношу. Он давно тайком присматривался к ми, наблюдая, как те споро управляются с дротиками во время охоты. Видел он у некоторых и луки со стрелами. Они не произвели на него впечатления: громоздки, неудобны! Но дротики, дротики всегда приводили его в восхищение. Они не занимали много места, были бесшумны и всегда готовы к немедленному действию. Это было прекрасное, замечательное оружие. То, что нужно для ближнего боя.

Дангу потратил немало времени и усилий, пока не научился в совершенстве владеть им. Металлические наконечники для дротиков он снимал с тех, что находил около деревень или в местах, охоты ми, или со стрел, древки делал сам, вырезая их нефритовым ножом из твердых пород дерева, приспосабливая по своей руке и прилаживая к ним перья птиц для устойчивого полета.

Все уроки познания окружающей природы, которые давал ему приемный отец Вангди, он схватывал буквально на лету. В этом, видимо, помогала ему врожденная смекалка.

Дангу относился с уважением к Вангди, в детстве очень дружил с сестрой Ямсо и братом Зуком и много с ними играл. Сейчас они стали совсем взрослыми и обзавелись каждый своей семьей. Юноша любил нежно и преданно только Лхобу.

Сколько раз она выручала его, еще маленького несмышленыша, когда он учился ходить и когда начал постигать окружающий его очень своеобразный и часто враждебный мир. Сколько раз Лхоба выхаживала его во время болезней и разных напастей, пока он не стал вот таким, сильным и красивым.