Повести - Стельмах Ярослав Михайлович - Страница 5

Там уже всё было готово: высилась здоровенная груда палок и хвороста, стояли полукругом стулья и лавки. Те, кому их не хватило, порасселись на тёплой траве. Но это никого не огорчило. На земле сидеть еще лучше — это всякий знает.

Сергей Анатолиевич плеснул на хворост соляркой, зажёг факел и вручил его Никодиму Петровичу. Тот торжественно поднял факел над головой, опустил и сунул в груду палок. И враз весёлое пламя охватило ветви, хвою, — и уже разгорается, горит, полыхает, гудит пионерский костер!

— Первая смена лагеря «Солнечный» открыта! — объявляет Александр Петрович, и мы кричим «ура!» и снова хлопаем в ладоши.

— А теперь, — продолжает он, — концерт художественной самодеятельности!

И начался концерт! Каждый, кто хотел, читал стихи, пел, танцевал, рассказывал всякие смешные истории, даже Александр Николаевич рассказал, — и всем было очень весело.

А тогда вышел Сергей Анатолиевич. Он сделал два кульбита и три сальто и встал на руки. Обошёл на руках вокруг костра и снова вскочил на ноги. Потом взял стул и сделал стойку на руках ещё и на нём, а дальше отвёл левую руку и постоял на одной правой. Мы боялись, что он не удержит равновесия и упадёт, но он не упал: начал исподволь2 опускаться, расставил ноги и мало-помалу просто на этот стул и сел. И к чему же здорово это у него вышло, будто он всю жизнь только так на стуле и садился! А тогда порывисто оттолкнулся ногами от земли, прыгнул через спину и стал на ноги.

Нам этот номер очень понравился. Мы и не знали, что Сергей Анатолиевич может такое вырабатывать.

Тогда вышел Никодим Петрович и сказал:

— Смотрю я на небо.

Мы все посмотрели на небо, но оказалось, что это было совсем не обязательно, потому что это он просто объявил песню, которую хотел запеть.

начал Никодим Петрович. Неожиданно мы услышали, как ему подыгрывает аккордеон, и увидели, что это старается Славка.

Негромкие звуки вплетались в мелодию песни, затихали, набирали мягкой силы, и это было очень хорошо, хотя саму песню я прекрасно знал.

Нам этот номер тоже понравился, и ещё понравилось, что, допев до конца, Никодим Петрович пожал Славкину руку. Славка аж покраснел от радости. А может, и еще от чего — не знаю.

— Пусть там себе Славка играет сколько угодно, — сказал мне Митька, — но без него нам в палатке было бы лучше. Без него у нас, наверное, вообще была бы наилучшая палатка.

А потом Славка, уже один, исполнил «Турецкий марш» и ещё что-то, и ему тоже аплодировали.

— Если Славка выступает, — сказал Митька, — я тоже могу.

Он вышел к костру и прочитал «Мне тринадцать миновало». Этот стих я хорошо знал, потому что мы его учили наизусть в школе.

Потом Митька сказал: «Колыбельная», — и начал:

Когда же после «Колыбельной» Митька сказал: «Глибов3. Волк и Ягненок4», — все начали смеяться.

— Чего вы смеетесь? — спросил Митька. — Это очень хороший стих. Он даже в учебнике есть.

— Вот потому и смеёмся, — сказал Генка, — что у тебя все стихи из учебника. А их мы и так знаем. Ты нам что, собираешься весь учебник наизусть прочитать?

— А ты что-нибудь внепрограммное знаешь? — спросила Ирина Васильевна.

— Нет, — ответил Митька. А потом подумал и сказал: — Знаю. О работе.

— Ну-ка, ну-ка, — подбодрил его Сергей Анатолиевич.

И Митька прочитал:

Все снова засмеялись, а Митька спросил:

— Чего вы смеетесь? Это очень хороший внепрограммный стих. Меня этому стиху дедушка научил.

— Так стих же смешной, — сказал Славка.

— А-А, ну тогда смейтесь, больше я стихов не знаю. Если хотите, могу станцевать.

Одни сказали, что хотят, вторые, что не хотят, но Митька всё равно начал танцевать. Он поднял страшную пыль, а под конец чуть не свалился в костер. Сергей Анатолиевич едва успел его за рубашку ухватить.

Тут все снова засмеялись, и Митька сел на место.

— Что за народ! — сказал он. — Всё им смешно!

Потом мы снова пели, а под конец ребята из старшего отряда стали брать из ящика ракеты и пускать их. Это были такие трубочки с веревочкой снизу. Дернешь за веревочку — и летит вверх ослепительная комета, распадается высоко над головами красными, зелёными, белыми огоньками. Это был настоящий праздник!

Тогда Митька бросил в костёр кусок автомобильной покрышки, которую где-то нашёл. Лучше бы он её не бросал, а ещё лучше — не находил бы, потому что она стала так чадить, что все начали кашлять и чихать.

Хотя никому и не хотелось, а пришлось разбегаться, и ещё долго над лагерем весел дух жжёной резины.

— Эх ты, такой праздник испортил, — сказал я.

— Я ж не хотел, — развёл руками Митька. — Я хотел как лучше. Зато теперь буду знать, что нельзя.

КОНКУРС ПЕСНИ

— Дети, — сказала как-то Ирина Васильевна — скоро в нашем лагере будет проводится конкурс на лучшее исполнение песни. Что-нибудь надо подготовить и нам.

— Ну, это нетрудно, — ответил за всех Митька.

— Нетрудно — просто так запеть, — возразила вожатая. — А тяжело — запеть хорошо, да ещё и интересное что-то придумать.

— Придумаем, — успокоил её Митька. — У нас даже аккордеонист свой есть, — и выпихнул вперёд Славку.

Тот мигом покраснел и захныкал:

— Я так не могу... чтобы идти и играть. Мне надо сидеть.

— А мы только выйдем на площадку, а там, перед жюри, ты и сможешь сесть, — объяснила Ирина Васильевна. — Со своим аккордеонистом намного лучше.

— Я боюсь, — заскулил Славка. — Это такая ответственность... Я что-то не то заиграю.

— Не бойся, — похлопал его по плечу Митька. — Подумаешь, одну песню. Я за тобой и стул вынесу.

— Ну вот ещё, сту-ул, — протянул музыкант. — Все надо мной будут смеяться...

Но тут кругом замахали руками, и Славка замолк. Что с него возьмёшь! Такой уж он трус и растяпа!

Выбрали песню, а потом ушли в лес и начали готовиться к конкурсу, чтобы никто не видел. Аккордеон на первый раз не взяли. Славка стоял под деревом и играл на губах:

Мы вышли на поляну, сделали поворот на девяносто градусов, лицом к предполагаемому жюри, и спели песню.

— Что ж, на первый раз неплохо, — похвалила нас вожатая. — Давайте вот в этом месте, «мы растём дружными», все чётко и слаженно возьмемся за руки и шагнём шаг вперед.

Попробовали — тоже вышло хорошо.

— А давайте, — вдруг Люська говорит, — в этом месте ещё и пирамиду сделаем. А я наверху еще и «ласточку»!

— А выйдет? – засомневалась вожатая.

— Выйдет, — Наташка ей. — Люська балетом занималась, у неё выйдет.

— Вот попробуем, — разошлась Люська. — Смотрите, здесь станут Вовка, Витька и Генка — вот так, немного присядьте. А сюда им Юрка и Митька ноги поставят.

— Я не могу, — Митька говорит. — Я стул несу.

— Ну и ладно, пусть Толик. Во! Чудесно! А я вверх — смотрите! А девочки так, полукругом.

— В самом деле, будто неплохо, — согласилась Ирина Васильевна. — Ну-ка, сначала...

— Та-ра-ра, — запел Славка, мы вышли на поляну и прокрутили всё с начала до конца.

— Не хватает, конечно, чёткости и слаженности, — сказала вожатая, — но у нас ещё пять дней впереди.