Про волков, собак и кошек - Мычко Елена Николаевна - Страница 13

Словом, забрала я Алагуш, и началось… Судя по поведению, птичка моя пестрая, так ее имя с туркменского переводится, успела в свои два года хлебнуть горюшка через край. Для начала выяснилось, что она панически боится мужчин. Пока ее гладила я или Лариса[9], Алагуш чуть виляла хвостом и ей все нравилось. А тут с ней решил познакомиться Олег[10], от него обычно все собаки в восторг приходят, но только не Алагуш. Она замерла на месте, сотрясаясь в приступе крупной дрожи, глаза безумные, шерсть дыбом. Того гляди припадок с сукой случится.

Дальше — больше. Попытались ее познакомить с молодым кобелем — от одиночества собаки в прямом смысле с ума сходят. Так она молчком пошла на него в атаку: в глазах ярость берсерка, из-под приподнятой губы клыки сверкают. Кобель от нее — понял, что его убивать идут, а он как-то не готов к такому развороту сюжета. Поймала я Алагуш влет, повела в вольеру — так она на поводке душится, хрипит, до того биться охота. Похоже, ее в том питомнике на бои ставили, совсем народ рехнулся: суки же не дерутся, они убивают противников!

Следующий инцидент просто в ступор привел. Я как раз забивала птицу по первым холодам и зашла во двор к Алагуш в куртке, забрызганной свежей кровью. Она радостно бросилась ко мне, ткнулась носом и тут учуяла запах. Сука с каким-то писком метнулась прочь и забилась в яму под крыльцом. Сквозь щель между ступеньками вижу, что опять Алагуш колотит от страха. Что такое? Для любого хищника запах крови — это вкусно; мои собаки от него в восторг приходят, знают, что на ужин перепадут лапки, головы, потроха. А для Алагуш, получается, запах свежепролитой крови означает смерть?! Кого же близкого и любимого убивали у нее на глазах?

Через некоторое время вела я Алагуш мимо выгулов, где гуляли другие собаки. Она в любимой манере пыталась дотянуться хоть до кого и порвать, как вдруг увидела Муштари. Этот уже матерый кобель по причине сурового характера и бычьей силы гулял один. После смерти бабки Лал Гишу[11], которая ни одному кобелю спуску не давала, Муштари с суками без присмотра не выпускали, уж больно скор он был на дисциплинарные меры. Чуть сука что не так сделает, как он ей затрещину, а от его ударов пастью даже толстая азиатская шкура лопалась, точно папиросная бумага.

Собаки увидели друг друга — и на них, по-другому не скажешь, снизошла любовь. Они стояли, глядя друг другу в глаза. Муштари неловко растянул губы в глуповатой улыбке и вильнул обрубком хвоста, Алагуш припала грудью к земле, каждым волоском шкуры излучая восторг. Что ж, рискнем, авось не убьют друг друга. Оказавшись вместе, взрослые, суровые собаки принялись резвиться, как щенки. Они прыгали, толкались, катались по песку, бегали кругами, касаясь то и дело языками губ, глаз, ушей друг друга. Временами они замирали, глядя глаза в глаза. Их немой диалог был ясен: «Как прекрасна ты, возлюбленная моя, я истомился в одиночестве!» — «Как могуч ты, любимый мой, я не знала, что меня ждешь ты!» — «Ты — моя судьба, любимая!» — «Нет, это ты — моя судьба, любимый!»

На ночь по правилам питомника собак разводят по вольерам. Это дает возможность каждой побыть в одиночестве, отдохнуть, спокойно поужинать, не спеша насладиться вкусной косточкой. Кобели ночуют на улице, дамский дортуар в подвале дома. Отправилась в свою спальню и Алагуш, а наутро Лариса обнаружила ее в коридоре перед выгулом, прогрызающей дверь в этот самый выгул. Оказывается, не в силах переносить разлуку с любимым, Алагуш за ночь выгрызла дыру в дощатой двери своего вольера (между прочим, пятисантиметровой толщины) и отправилась на свидание. Дверь забили железом.

Несколько ночей Алагуш рыдала и билась в дверь, просясь к Муштари, а потом все-таки выбралась на свободу. Это чуть не стоило ей жизни. Поскольку сквозь дверь выйти не получалось, Алагуш оторвала низ решетки с окна и подлезла под ней. Ей почти удалось протиснуться и коснуться передними лапами пола, но опустившаяся решетка защемила заднюю лапу, как капкан. Собака извивалась в попытках освободиться, хватала зубами стены и тем переполошила остальных сук. Их рев услышала Лариса и прибежала в подвал. Алагуш уже теряла силы: сколько же можно висеть вниз головой! Помощь подоспела вовремя, но не встревожь Ларису шум, до утра Алагуш не дожила бы.

Месяца два, наверное, возлюбленная пара прожила душа в душу. Муштари был необыкновенно мягок с суженой, нежно ухаживал за ней, ловил каждый взгляд. И тут Алагуш обуяла гордыня — она решила, что мужик у нее тюфяк, с которым нечего церемониться. Как и полагается, разразился супружеский скандал. Ко мне как раз приехали болгары, посмотреть собак. Вожу гостей по питомнику, Пламен все снимает, я комментирую, дошли до выгула влюбленных. Собаки подошли к сетке, я их глажу, Пламен продолжает снимать. И тут Алагуш решила, что любоваться следует только ею, а Муштари должен отойти и тихонько посидеть в сторонке. Она рыкнула на кобеля — мол, проваливай, не мешай — и грянул бой!

Муштари кинулся на Алагуш, та поднялась на свечку, пытаясь опрокинуть противника вдвое тяжелее себя. Собаки сцепились челюстями, и во дворе закрутился танец смерти. Они бились молча, и я поняла, что это не просто потасовка, что все очень серьезно! У обоих партнеров явно снесло крышу: Муштари решил примерно наказать нахалку, а Алагуш оказалась в родной стихии боя. То он ее рванет за лапу и, сбив с ног, прижимает всей тушей, норовя взять за горло, то она вывернется и рвет в клочья губы и уши. И все это в мертвой тишине, только тяжелое дыхание слышно. Ору на собак: «Разойдись!», на Пламена: «Прекрати снимать!», ага, щаз-з, кто бы меня послушал.

Пытаюсь растащить, пока одного оттаскиваю, второй на нем повис — весело, хоть плачь! Наконец каким-то чудом удалось при очередной свечке отбросить Алагуш в сторону и выкинуть ее за дверь. Осмотрела бойцов. Да уж, милые бранятся — только тешатся. У Муштари губы порваны, щеки изжеваны, у Алагуш лапа прокушена, шея нажевана, морда все в порезах.

И что вы думаете? Поджили у героев-любовников раны, и опять они стали проситься друг к другу. Выпустили вместе — лижутся, скачут от радости. Правда, с тех пор Алагуш больше супругу не дерзила. Если он идет к решетке здороваться, она скромненько в стороне стоит, как и полагается трудящейся женщине Востока.

А вот с детишками у этой пары не сложилось. Попыталась я ее свести с туркменским кобелем, как того Игорь хотел, — так Алагуш непрошенного ухажера чуть не убила. Детей же Муштари ей доносить не удалось, случился выкидыш. Это ей еще раз жизнь у арендатора так аукнулась. И больше Алагуш не беременела, хотя каждую весну Муштари со всем пылом доказывал ей свою любовь.

А в остальное время являли они идеал давней супружеской пары, когда серенады любви уже отгремели и все цветы подарены, но нет-нет да вспыхнет в глазах огонь первой минуты узнавания.

И лишь одно омрачало их жизнь — Алагуш страшно ревновала супруга. Он ведь кобель племенной, а значит, то его на выставку заберут, а то привезут на дом очередную партнершу. Сторонних сук Муштари не жаловал, упаси господи, если та рыкнет или начнет брыкаться. За рык бил сразу, ну а брыкаешься — так и не надо, тотчас же разворачивался и уходил. Но вот когда Муштари возвращался к Алагуш, та сразу кидалась его обнюхивать: нет ли чужого запаха. И если чуяла чужую суку, то принималась тоненько, обиженно не то подвывать, не то всхлипывать: мол, изменя-ял, гуля-ял, не лю-юбишь! А Муштари сконфуженно топтался, неловко пытаясь лизнуть ее в губы, и весь вид его говорил: да я что, это ж так, ну работа у меня такая, не плачь, глупенькая!

И пусть те, кто никогда не видел собак, сколь угодно твердят, что животным свойственны лишь примитивные эмоции и инстинкты, — я буду стоять на своем: если это не любовь, то что же еще?!