Ведьмак - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 29

Чапрушка – это небольшая речка (почти ручей), нигде не обозначенная даже на самых точных картах. Когда-то она вытекала из озера, над которым стоял замок. Но после катаклизма ее русло растворилось в болотах, и теперь она являла собой (если посмотреть с высоты) пунктир – речка то ныряла куда-то под землю, то появлялась на поверхности.

Зосима говорил, что вода в ней, на удивление, чистая, хотя и спокойная, и рыбы пропасть. И то верно – рыбу в Чапрушке не ловили лет двести. Чего же ей не плодиться и не размножаться.

– Ну-ка дай мне бинокль, – попросил я Зосиму.

Держать бинокль на груди, «как у Чапая», было для Зосимы чем-то вроде ношения папахи для полковника. С биноклем он чувствовал себя настоящим предводителем, командиром. У него даже интонации менялись, а сухощавая стройная фигура становилась еще более подтянутой.

Зная эту его невинную слабость, я никогда во время наших охотничьих вылазок не претендовал на бинокль. К тому же и впрямь во время охоты Зосима главенствовал во всем, в том числе и в выборе маршрута.

– Давай-ка приляжем, – сказал я, когда Зосима передал мне свой «командирский» аппарат. – Вот здесь как раз травка помягче, да и отдохнуть немного нам не помешает.

– Мы совсем недавно отдыхали, – запротестовал Зосима. – Чегой это ты вдруг скис? Силенки в городе подрастерял?

– Каролина все мои жизненные соки выпила, – буркнул я, устраиваясь поудобней. – Ложись. Это приказ. Солнце видишь где?

– Ну.

– Баранки гну. Они могут заметить блики от линз нашего бинокля. А мне не хочется раньше времени дать понять этой черной роте, что за ними наблюдаю именно я. У этого воронья тоже, чай, бинокль имеется. А может, и снайперская винтовка. Кстати, с такого расстояния (здесь не больше километра) нас могут перещелкать словно куропаток. Мы ведь на этом пригорке, как на ладони. И за деревья не спрячешься, они тут толщиной с мое бедро.

– Что ты такое говоришь!? – всполошено спросил Зосима, падая рядом со мной. – Какая винтовка? Зачем им в нас стрелять?

– Винтовка с оптикой. – Я хмуро улыбнулся. – Не прикидывайся Незнайкой в стране матрешек. Есть такой персонаж детских сказок. Как я уже понял, наши края просто притягивают авантюристов разных мастей. Начиная с князюшки, которого проглотила геена огненная. Поэтому я совершенно не удивлюсь, если по нам откроют огонь на поражение.

Зосима на какое-то время затих, переваривая сказанное мной, а я прижал к глазам окуляр бинокля.

Похоже, сегодня, в отличие от прежних дней (если верить рассказам бабки Федоры), черная рота вывалила на полигон почти в полном составе. Черноризцы, растянувшись в цепь, шли, словно загонщики на облавной охоте.

Они что, лягушек на болоте собирают? – подумал я с недоумением. Есть такой бизнес, недавно возник на просторах нашей необъятной родины, что называется, на пустом месте.

Французы уже почти всю свою квакающую живность извели, а у нас ее пруд пруди. Вот некоторые штатские и зарабатывают полноценные евро, продавая во Францию лягушечьи лапки (или бедрышки, тут я не в курсе). Так мне рассказывали.

А что, классная идея. Взял сачок – и дранг нах болото. И для здоровья ежедневные променады очень даже полезны, и опять таки французов надо выручать. Во-первых, мы давно с ними дружим, а во-вторых, они без лягушек, как россияне без ржаного хлеба. Жить, конечно, могут без жабоедства, но не всласть.

Может, стоит попробовать? Мне все равно нечего делать, а так будет хоть какое-то более-менее постоянное занятие (кроме охоты и рыбалки). Тем более, что за него могут еще и хорошо заплатить, что для меня сейчас совсем не лишне.

Пенсионер всегда стремится заработать лишний рубль…

Господи, что я несу! В башке какой-то мусор. Нет, город точно вышел мне боком. Ни единой светлой и здравой мысли…

Стоп, стоп! От волнения мой организм тут же нагрелся градуса на два, и окуляр бинокля мгновенно запотел.

Я достал носовой платок, протер линзы, и уже совершенно спокойно и сосредоточенно начал вглядываться в даль.

Черные явно что-то искали. Это и козе понятно. Я даже догадывался, что именно. Наверное, у них появилась какая-то карта, где место захоронения древнего клада обозначено крестиком.

Таких карт во все времена хватало. Так же, как и кладоискателей. Тяга человечества к халяве неизбывна и постоянна, практически вечна, как смена дня и ночи.

Если когда-то и было здесь что-то спрятано, то сейчас оно покоится под двух или трехметровым слоем грязи. Найти что-либо эдакое в Пимкином болоте, это все равно, что откопать какой-нибудь древнегреческий город на дне Черного моря.

В свое время я читал, что некоторые греческие колонии в Крыму, сиречь Таврике, поглотила пучина, и бедные греки разбрелись по всему Таманскому полуострову и даже добрались до Шепетовки, где и поныне живут, припеваючи.

Им даже маслины теперь до лампочки; они возлюбили украинское сало, а вместо разбавленного по древнему обычаю сухого вина пьют крепкий и жгучий, как огонь, самогон, после которого не страшны никакие катаклизмы. Чему можно только позавидовать.

Но черные – пехота – меня особо не занимали. Мое внимание привлекала фигура, которая резко отличалась от остальных. Их командир.

Нет, это не был пахан-черноризец. Начальник воронья не такой дурак, чтобы бродить по колени в грязи, а иногда и проваливаться в трясину по горло. Он сейчас, наверное, чаи гоняет и строит всякие злокозненные планы.

Это был человек чуть выше среднего роста, одетый в обычную ветровку и резиновые сапоги-«болотки», которые защищали от воды весь низ до пояса. Лицо человека ничем было не примечательно, ну разве что его черты казались чересчур резкими, будто их кто-то вырезал ножом из крепкого пня и не зашкурил острые углы.

Но это лицо мне было знакомо. Ух ты! Никогда бы не подумал, что встречу это хмыря здесь, на болоте. Нет, брат, лягушками для французов тут явно не пахнет…

Вместе с черноризцами по болоту шагал холодноглазый янки, с которым я столкнулся у Венедикта и который ехал вместе со мной на электричке. Он держался несколько позади всех. Его лицо было хмурым и озабоченным.

Еще бы – шастать по территории бывшего главного противника в «холодной» войне, так сказать, в глубоком тылу, и явно без соответствующего разрешения, это не матрешки на Тверской покупать.

Что он здесь ищет? Как вышел на сектантов? И почему командует этим черным сбродом? Вопросы, которые должен задавать янки следователь госбезопасности, роились в моей голове, словно зеленые мухи над навозной кучей.

– Что случилось? – встревожился Зосима.

Наверное, у меня сильно изменилось выражение лица, и не в лучшую, приятную, сторону.

– Кореша одного узнал… – процедил я сквозь зубы.

Я решил перед Зосимой не темнить. Он кадр надежный, испытанный.

– Что, очень нехороший человек?

– Не то слово. Не наш человек.

– Это как?

– Американец.

– Дык, они сейчас с нами, вроде, вась-вась. Сам слышал по радио.

– Тебе когда-нибудь приходилось кабанчика колоть?

– Спрашиваешь… А то как же. Много раз. Когда-то у меня даже была свиноматка. Восьмерых привела. И почти все кабанчики. Сразу раскупили.

– Ты что, в лес, на охоту, ее брал?

– Почему на охоту? В сарае жила.

– А кормил ее кто? Ты ведь из лесу неделями не выползал.

– Ну, это было, когда мы с Фроськой жили. Она с ней занималась.

– Фроська, это вторая жена?

– Нет, третья, последняя. Хорошая была баба, но трепливая. Как начнет языком чесать, хоть уши затыкай. Никакого сладу.

– Надо было затыкать.

– А я так и делал. Ватой и воском.

– Потому, наверное, так долго с ней и прожил. Если я не забыл, кажись, восемь лет?

– Угу. Нет, не потому. Она обещалась от меня забеременеть. Вот я и терпел, сколько мог. Старался ей угодить. Да что-то у нас не получилось. А уехала в город, и там с каким-то мужиком двоих привела. Наверное, в городе климат другой, для баб пользительный. Так что ты там насчет кабанчика говорил?