Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич - Страница 19

Его достаточно вялые попытки провести демократические преобразования заходят в тупик, и самым естественным образом трансформируются в меры по установлению авторитарной власти. Что, собственно, и требовалось доказать…

История твердо и однозначно заявляет на основании более чем печального опыта, что все разговоры о «свободе», «демократии», «народном счастье» и т.д., не более чем спекуляция на естественном стремлении людей получать какие-либо блага взамен как можно меньшего количества приложенныхстараний. Увы, такова природа человеческая, и поэтому люди, в массе своей, так легко поддаются на посулы революционеров.

16 декабря 1653 года Кромвель провозглашается Лордом-Протектором Англии, Шотландии и Ирландии, то есть единоличным правителем.

В стране устанавливается уже откровенная военная диктатура, естественно, без парламента (зачем он нужен, если свою задачу по выдвижению Кромвеля он уже выполнил?), но с жесткой цензурой и с майор-генералами (комендантами) во главе каждого округа.

Англичане, конечно, не выражают бурного ликования, что чревато серьезными проблемами, и Кромвель это хорошо понимает.

Он возрождает парламент, даже палату лордов, которая лицемерно называется «другой палатой». Вскоре депутаты разрабатывают некое подобие конституции, где Англии возвращалась дореволюционная форма правления. Кромвеля нижайше просят принять корону.

Вот и все, к чему ведет любая революция. Любая!

Кромвель принять корону как-то стесняется, однако конституцию подписывает, то есть звание монарха принимает, но только без золотого головного убора.

За время его правления экономика страны пришла в полный упадок, а ко дню смерти Кромвеля — 3 сентября 1658 года — обнаружилось, что казна совершенно пуста.

Ну и что? Все это кого-то чему-то научило?

Его похоронили в древней усыпальнице английских королей — в Вестминстерском аббатстве, однако после реставрации законной власти, 30 января 1661 года, в день казни короля Карла I, труп Кромвеля был эксгумирован и обезглавлен (после ритуального повешения). Затем его туловище зарыли под виселицей, а голову выставили на всеобщее обозрение, насаженную на острие копья.

Как говорится, за что боролись…

Когда думаешь о субъектах власти, вспоминается диалог, приведенный, кажется у Чехова, в его записных книжках: «— Как поживает ваша жена? — А, все они одинаковы…» Вот так и эти… Конечно, разные страны, разные костюмы и обычаи, но ведь все остальное, главное, — абсолютно одинаковое!

Эпоха Елизаветы Тюдор и Марии Стюарт имела свой аналог на Востоке, где женщина если и не могла официально руководить государством, то делала это хоть и неофициально, но вполне реально, правда, соблюдая все мусульманские формальности, касающиеся места женщин в системе общественных взаимоотношений. Восток ведь дело тонкое…

Этот период османской истории недаром получил название «Султанат женщин». Во время правления турецкого султана Сулеймана Великолепного (1494—1566 гг.) огромное влияние на внутреннюю и внешнюю политику страны оказывала украинская девушка Настя Лисовская, запечатленная Историей под именем «Роксолана». Попавшая в татарскую неволю, она была привезена в Турцию, где на невольничьем рынке ее приметил визирь султана, а затем в нее без памяти влюбился наследник престола.

Через некоторое время он становится султаном Сулейманом Великолепным, а Настя — его женой и верной помощницей во всех делах управления империей, владения которой включали огромные территории Северной Африки, весь Ближний Восток, Балканы и Юго-Восточную Европу.

Роксолана знала несколько европейских языков и свободно общалась с послами разных стран, оставившими восторженные отзывы о мудрости и дипломатическом таланте красавицы-султанши.

Второй заметной фигурой «Султаната женщин» была гречанка, известная под именем Кесем-султан, жена султана Ахмеда I, мать султанов Мурада IV и Ибрагима I. Она свыше тридцати лет оказывала заметное влияние на имперские дела как в области внешней, так и внутренней политики.

Видимо, именно ей удалось добиться отмены жестокого обычая убивать всех братьев провозглашенного султана и вообще всех его родственников по мужской линии. Свидетельство тому — ее сын Ибрагим, который остался в живых после инаугурации Мурада, старшего брата.

Мурад IV (1622—1640 гг.) принял империю в плачевном состоянии, когда ее экономика пришла в упадок, армия долгое время не получала жалованья, в столице царили бандитизм и мародерство.

Спасти положение могла только сильная и беспощадная рука власти.

Мурад был, по свидетельствам современников, атлетически сложенным и очень сильным человеком. Он не страдал комплексами Генриха VIII или Ивана Грозного, поэтому не торопился рубить первые попавшиеся головы, чтоб другим было неповадно попадаться ему на глаза. Ему не претило рубить головы, только эту процедуру он воспринимал тогда как средство, но не как цель.

Он принял в своем дворце большую делегацию взбунтовавшихся янычар. Они в ультимативной форме потребовали выдачи им семнадцати чиновников и великого визиря Хафиза Ахмад-пашу. Султан обратился к ним со страстной речью, убеждая не решать все проблемы посредством кровопролития. Делегаты стояли на своем. Тогда визирь Хафиз, решив принести себя в жертву, решительно направился к янычарам. Они его тут же зарезали, прямо на глазах у султана.

Тогда Мурад, тронутый мужественным поступком великого визиря, сказал: «Если будет на то воля Аллаха, вас ждет ужасное возмездие, вас, низкие убийцы, не боящиеся Аллаха и не испытывающие чувства стыда перед Пророком!» Эти слова были откровенно пропущены мимо ушей, и напрасно, потому что на этом лимит терпения молодого султана был исчерпан.

На следующее утро перед дворцовыми воротами можно было увидеть обезглавленный труп Реджеб-паши, подстрекателя взбунтовавшихся янычар.

Этот аргумент подействовал сильнее самых пылких речей, и янычары торжественно поклялись в вечной верности султану.

Затем была казнена большая группа коррумпированных чиновников.

Далее Мурад организовал прочесывание столицы и уничтожение бандитов и бродяг.

А дальше… дальше у него, как и у Грозного, «поехала крыша». Он опьянел от пролитой крови и утратил чувство меры в ее пролитии. Поэтому все его дальнейшие действия были окрашены именно в этот жуткий цвет…

Он строжайше запретил употребление спиртных напитков, ссылаясь на запрет, содержащийся в Коране, но при этом запретил и потребление такого тонизирующего напитка, как кофе. Все кофейни на территории империи были закрыты.

Мурад запретил и табакокурение.

Отныне всякий, кто позволил себе закурить трубку, выпить чашечку кофе или бокал вина, имел все возможности быть немедленно повешенным или заколотым.

Застав однажды садовника и его жену за курением, Мурад приказал отрубить им ноги и выставить, истекающих кровью, на всеобщее обозрение.

Одного француза, встречавшегося с турецкой девушкой, по воле султана посадили на кол.

Мурад стрелял из аркебузы по всем прохожим, которые, как ему казалось, неодобрительно посматривали на султанский дворец.

Он утопил несколько женщин только за то, что они, идя по лугу навстречу ему, слишком громко смеялись.

Он отрубил голову придворному музыканту только за то, что тот исполнял персидскую мелодию, чем, по мнению Мурада, прославлял врагов империи. За первые пять лет своего правления он погубил 25 000 человек.

Но порядок в империи он навел.

Думаю, что если порядок так дорого стоит, то возникает вполне естественный вопрос: «А порядок ли это?»