Лилея - Чудинова Елена В. - Страница 81

- Это его матушка говорила, что сынка баловала.

- Ну, не важно, словом вправду глупость. Вить как хорошо, что я заучил, от Бретани-то ближе всего Бельгийское королевство! На северо-востоке, стало быть, в Париж ворочаться незачем.

- Мы и теперь не через него поедем, я чаю. Но дороги-то ты небось знать не мог.

- Пустое. Уж добрался бы, разве я не сельский житель, чтоб сторон света не разобрать? Не так уж и трудно все, тем паче - лето.

Сердце Нелли сжалось: маленькой мальчонка, один, пробирающийся лесами чужой страны.

- Отчего ж ты не обратился хоть к крестьянам, Роман? Перемолвись ты хоть с одним, мы б о тебе вскоре узнали. Ну да пустое, о том ты знать не мог, но уж мог сообразить, что селяне тебе помогут.

- Я сказал уже, что не дорос до сей войны, Лена, - меж бровями мальчика обозначилась вертикальная морщинка. - Видал я, как приходили к синим люди в крестьянской одежде, по виду неотличные от прочих. Как могу я различить честного крестьянина от шпиона?

- Но шпионов среди бретонцев почти нету, Роман!

- Для меня «почти» не годилось. Коли не повезет, так можно и с одним из тысячи встретиться, так?

- Должно бы уж слишком не повезти. Но бывает и такое невезенье.

- Стало быть, в сей стране не мог я верить никому. По щастью, мне и нужды не было кому-то доверяться - было б кому снабжать меня по дороге чем-нибудь съестным, да еще мне потребна оказалась одежда поплоше и неприметней. Ну с этим-то трудностей мало!

- Постой, брат любезный, - не поняла Нелли. - Кто ж давал тебе одежду да пищу, коли ты только что сказал, и сказал верно, что доверять тебе никому не стоило?

- Да неужто ты сама не поняла, за каким исключеньем? - хмыкнул Роман.

- За каким же это?

- Я мог довериться детям моих лет.

Елена вздрогнула, вспомнив парижских мальчишек.

- Когда я был маленьким, ну, годов пяти, папенька говорил, что дети бывают заражены пороками взрослых, когда живут в городах, - Роман словно бы угадал ее мысли. - Но сельские дети честные, как честна Натура. Мало его слов я помню, но эти пришлись кстати. Девочки здесь по французски не умеют. Но с мальчиками мне всегда сразу удавалось сговориться. С одним я поменялся одеждою, другие приносили мне блины из гречи и яблоки.

- Экой же ты молодец, братец. - Теперь вчерашнее исчезновенье Левелес представилось вдруг Нелли в ином свете. - Вот уж папенька обрадовался бы, что вспомнились тебе его слова в трудную минуту. Но как же ты от санкюлотов-то убежал, Роман?

- Фортуна вышла. На постой синие два дома заняли, рядышком по улице. В одном была снизу москательная лавка, да сзади склад при ней. Они там собрания проводили.

- Проводили чего? Что у тебя с родной-то речью твориться, брат любезной? Собрание можно созвать, но куда ж его водят?

- Ну, так они говорят, вроде по французски, а все не очень, - Роман наморщил нос. - Мне так мнится, они половины своих слов сами не понимают, лишь бы кудрявей звучало. Болтливые, страсть. Проще молвить, командир бегал - всех сгонял в этот сарай. Из Парижа письмо пришло, что вроде как календарь менять хотят.

- Неужто с Грегорианского на Юлианский? - Нелли не поверила своим ушам, и хорошо сделала.

- Какой там! Хотят, чтоб нынче был первый ихний год, а до них чтоб вообще годов не было. И чтобы жить без воскресений. Не слишком-то я стал прислушиваться, меня боле тревожило, кого при мне оставят.

- Сколько уж я тут, а безумиям санкюлотским не надивилась. Счисленье лет с себя начать, экие болваны самовлюбленные, а, братец? Было б смешно, когда б жутко не было. Ну, до такого, чтоб без воскресений жить, даже они добраться не посмеют. Впрочем, ну их совсем. Ты говоришь, синие все ушли болтать…

- А со мною остался только один рябой солдат Радуб, - продолжил Роман. - Он сидел себе на порожке, вырезывая из баклуши новую ложку ножом с рукояткою в виде попугая. Ножик тот с костяною фигуркою я приметил у него уже давно, но притворился, будто вижу впервой. «Сударь, а что у Вас за птичка на ножике?» - спросил я. - «Таких птиц привозят из колоний, - с важностью ответил тот, продолжая строгать. - Но вот бы ты удивился, когда б услыхал, что пичуга сия может разговаривать по-людски». - «Да Вы шутите!» - «Ничуть не бывало, она зовется попугай и может выговаривать слова. Вишь, какой у нее клюв!» Он поднял ножик повыше. По чести сказать, фигурка не была уж слишком достоверна, если сравнить хоть с нашим Кошоном. Но я сделал такое лицо, будто она невесть как красива.

Нелли не удержала улыбки. Положительно, Роман, ежели делал себе такой труд, мог быть не дитятей, а сущим ангельчиком. Но как же удалось ему столь успешно заболтать солдата, чтобы сбежать?

- Радуб пустился рассказывать, как десяток лет назад купил фигурку в лавке, а на рукоять посадил сам. «Никогда не видал такого красивого ножа, - сказал я. - Можно мне его подержать?» - «Да он вострый, чего доброго поранишься», - засомневался тот. - «Не беспокойтесь сударь, я не поранюсь! Я вить уже большой!» Солдат ухмыльнулся и протянул нож мне. Сперва я разглядывал рукоятку, поворачивая ее так и эдак, потом перехватил, попробовал пальцем сталь лезвия. Восхищение мое было лестно рябому, но наблюдал он за мною уж невнимательно. Я же, выждав, когда он поднимется и повернется ко мне удобней, со всех сил всадил нож ему в печень, по самого глупого попугая. Дядя Филипп вить мне показывал, где у человека печень.

Нелли хотела что-то сказать, но губы ее словно онемели, не в силах пошевелиться.

- Вострым краем нож угодил книзу, чуть наискось, - безмятежно повествовал Роман. - Я почти повис на нем, но смог немножко повести вниз, а затем повернуть лезвие и дернуть кверху. Когда бьются на шпагах так, понятно, не делают, но я решил, что будет надежнее. Он и уразуметь ничего не успел, как завалился на спину и забил по полу сапогами. Крови было столько, что синий мундир сделался черен. Не весь, камзол по грудь, а штаны до колен.

Онемевшие губы шевелились, словно сами по себе беззвучно говорили какие-то слова. В спокойных синих глазах брата Нелли словно в книге прочла, что проделан весь кунштюк был куда быстрее, чем пересказан. Что говорить, солдат заслуживал смерти. Нелли была уверена, что эдакой животный добряк равно способен как побалагурить с дитятею, так и отволочь его на гильотину. Но Роман, ее маленькой Роман, убийца! Всего два года, как он ответствен перед Богом за свои земные дела, и уже должен отвечать за смертный грех! Положительно, из него святой не вырастет!

Елена засмеялась, сперва сухим гистерическим смехом, затем, когда хлынули слезы, со странным облегчением. Стиснув брата в объятиях, она плакала и смеялась, а его кудри, играющие солнечными зайчиками невзирая на сумрак облачного дня, щекотали ее лицо и мокли от слез.

- Да полно, Лена, - недовольно вырываясь, проговорил мальчик. - Разве я дурак какой? Я же месяц выжидал, покуда выдастся подходящий случай. Не плачь, все же хорошо!

- Лучше не бывает, - ответила Нелли, еще раз прижавши брата к сердцу, мчащемуся галопом в какие-то черные, черные бездны.