Лилея - Чудинова Елена В. - Страница 71

- Так как намерены Вы теперь поступить со святыми мощами? - отец Модест глядел мимо собеседника - на алтарь.

- Не знаю, - господин де Роскоф понурил голову в несвойственом ему выражении отчаянья.

Горькие слова свекра набатом отзывались в душе Нелли. Нещасная Франция! Святому королю нет больше места в его дому…В его дому… В его дому…Господи помилуй, неужто наконец удалось ей понять, чего святой король от нее добивается?!

Филипп бежал почти двенадцать годов тому от злодейства революции. Он был единственным, кто избег санкюлотов заране. Но вить, сама она слыхала не раз, многие французы нашли прибежище у Империи Российской уж после того, как революция разразилась. Французы бегут в Россию… Ну и что с того? Нет, сие важно, очень важно. Французы укрываются в России…

- Отче, а для нас, православных, святой король Людовик свят?

- Хотел бы я, чтоб сие было так, Нелли, - отец Модест, казалось, удивился ее вопросу. - Однако ж отслужить ему Литургии я бы не смог. Что самое обидное, догматические отступления Запада в годы его жизни только-только начинались, их несказанно легко было еще разрешить. По чести мы могли бы ему молиться. Но есть послушание Церковное, коему мы обязаны следовать.

Нелли стиснула перстами виски. Нет, забрезжившая было в ее голове мысль вела в тупик. Либо?… Либо она, Нелли, не слишком четко различила ее очертания. Теплее, теплее, а все одно холодно, как в детской игре.

Кто-то из французских изгнанников станет русскими в потомках своих, но кто-то поди затаит в семейной сердцевине упование воротиться на родину. Стало быть эти останутся в католичестве. Вот оно что!

- А католики…Есть ли у нас в России католики? То есть нет, я не о том! Есть ли католические храмы?! Хоть бы в больших городах, - голос дрожал от волнения, неужто она вновь не угадала?

- Само собою, в обеих столицах есть и католики, и католические храмы, - с удивлением ответствовал отец Модест. - Мы живем не в обособленные дни Московской Руси, но во времена раскинувшей крылья свои Империи. Воистину, при первых Романовых диктат политики над здравым смыслом самым печальным образом простерся в область теологическую. Подумать только, в иноземной слободе на Москве разрешали возводить кирхи - но не католические церкви!

- Сие для меня новость, - с живым интересом заметил господин де Роскоф. - Само собою ясно, что для православных католики были и тогда не в меньшей мере схизматики, чем наоборот. Но неужто духовенство было до такой степени слепо, чтоб не понимать различья?

- Не слишком-то мне приятно сим похваляться, - усмехнулся отец Модест. - Однако ж Вы не вполне правы. Различье-то пращуры нонешних просвещенных россиян меж протестантством и католичеством еще как находили, только вовсе в другую сторону, чем надобно. Не дивитесь сему. Не протестанты стреляли в Кремле по нашим иконам. То были поляки, злейшие враги русских, и те враги были католики. После Смутного времени в мозгах было смутно и мутно, жесточайшие обиды прошлого будоражили души. Что же такое духовное сословие, как ни плоть от плоти своего народа? Когда плоть уязвлена, может ли один член быть покоен? Опять же Русь Московская жила наособицу, о чуждых пределах знали мало. Что слыхали тогда русские о протестантах? Что те против Папы. Это заносили им в похвалу. Что они ненавидят католиков? И то им не ставили в укор. Протестантов одно время почитали едва не православными Запада.

- Но как же благочестивые московиты, а мне доводилось читать о великом оных благочестии, могли терпеть разрушителей самого ценного, что только имеет христианин - Апостольского преемства и Пресуществления? - изумился не в шутку господин де Роскоф.

Нелли не без досады подумала, что мужчины словно бы забыли о самом важном. Вить не спроста же она спросила, есть ли на Москве католики? Как есть позабыли. Ну, беда с ними!

- Сам едва не сломал себе голову, - отец Модест рассмеялся. - А разгадка-то, сдается мне, проста. Невежественные, но благочестивые московиты просто не могли помыслить, что бывают такие христиане - без цепочки рук через века и святой Литургии. Чтоб неправильный догмат прибавить - это да, могли они взять в толк, но разве ж может быть преступление страшней сего? Разве могут христиане гнать монашество? Никак не возможно вообразить. Вот и вышел сей бред, что богопротивные протестанты хаживали по Москве с гордо поднятой головою, снискивая себе всяческое сочувствие властьпредержащих.

- Воистину куриозно, - хмыкнул господин де Роскоф.

- Стало быть церкви католические в России есть? - упрямо повторила Нелли, решительно вмешиваясь в высокоумный спор.

- В Москве храм католический на Лубянке, уж два года, как достроили. Скромная церковка, деревянная, на деньги проживающих в городе французов ставилась. А возведена оная в честь, - отец Модест вдруг осекся. - В честь святого Людовика. Вот вить, надобно же такому совпасть!

- Господи Боже, да разве ж бывают такие совпадения?!! - гневно воскликнула Нелли. Часовня словно осветилась вдруг сотнею свечей, киноварный потолок казался ал, картинки с ягнятами и рыбками засверкали, словно только что нарисованные. Как же все сделалось в одно мгновенье понятным! Да неужели они до сих пор не догадались еще, эти двое?! - Мы должны увезти святого короля с собою в Москву!

- Что ты сказала? - отец Модест явственно опешил.

- Мы должны увезти святого короля в Москву, - повторила Нелли. - Уж поди у нас-то в России никогда не случится революции! Пусть он и живет в своем дому - до лучших времен или навек!

Свекор глядел на Нелли так, будто она нето оборотилась в соляной столп на манер Лотовой жены, нето почернела с лица в негритянку.

- Он сам так хочет, в конце-то концов! - ровно в горячке воскликнула она. Сладит ли она растолковать этим двоим, что права? - Король Людовик мне сто раз говорил, только я никак понять не могла!

- Так вот, что с тобою творилось, - взор отца Модеста, устремленный на Нелли, сделался пронизывающим. - Послушай, дитя, теперь не время и не место скрытничать. Говори, король тебе являлся?

- Да уж как только на французскую землю ступили, - Нелли отвела глаза. Воодушевление недавнее вовсе ее покинуло, на душе вновь стало смутно. Теперь Нелли вновь сама себе не верила, и тем больше не верила, чем больше верил ей отец Модест. - То снился, то наяву, когда как. То мальчонкой, то в плену, то перед самой кончиной.

- А ты хоть раз осенила себя крестным знаменьем, когда являлось сие видение? - быстро спросил отец Модест.

- Ох, да разве я помню, - голос Елены упал.

- Горе с тобою, Нелли, как всегда с тобою горе, - уронил отец Модест с горечью. Странным образом изменилось его лицо, словно он в ней, Елене Росковой, вовсе разочарован. Сердце сжалось, до того сие было больно. - Понимаю, что не иметь с первых годов жизни спасительной привычки к молитве - изрядный ущерб, восполнить каковой неимоверная трудность. Однако ж сие не вовсе невозможно! Уж ты ли не повидала всякого, другая б удостоверилась на твоем месте, сколь слаб человек без оной первейшей опоры христианина! Хоть бы ты помнила, что позабыла!

- Уж от сего-то какая радость? - обида продолжала когтить Нелли.

- Ты впрямь не понимаешь? Крест и молитва - единственный путь отличить виденье святое от наваждения. Скажи ты наверное, что не осеняла тебя крестом, а в таковую ловушку попадались многие и покрепче тебя, я б сразу решил, что уж лучше твоего собеседника и не слушать. А теперь мы с родителем мужа твоего попросту не знаем, истина ли говорит твоими устами либо нас морочит нечистая сила. А следовательно не можем мы знать и того, как поступить. В столь важном деле мы не знаем как быть только потому, что ты не перекрестила вовремя лба!

Крыть было нечем. Да, доводилось ей слышать о том, как самые лучезарные, самые белоснежные ангелы рассыпались в прах перед крестным знамением. Только разве ж она знала, что ей является святой? Сперва думалось так, кусочек чьей-то жизни, не боле того. Другое дело, что ее б и тогда не убыло лишний раз перекреститься.